лучше бы оставаться на месте, ведь это… поручение запросто может оказаться ловушкой.
Таверна пустовала. Хозяин Огден, в бороде которого с каждым днем прибавлялось седины, с угрюмой аккуратностью протирал столы. Обычно этим занималась Джиллан, но девчонка сейчас все время тратила на хворую бабку, и Огден управлялся сам. Да и к чему помощники – Тристрам почти опустел, даже путников уже неделю нет. С тех пор, как…
Дверь скрипнула, трактирщик поднял глаза. В дверном проеме, почти заполняя его собой, стоял светловолосый громила. Физиономия гостя не раз водила близкое знакомство с кулаками, палками и иными твердыми предметами, но когда на ней, как сейчас, светилась щербатая ухмылка – выглядел громила почему-то вовсе не грозным и страшным, так, милый рубаха-парень.
– Да у вас здесь что, мертвое царство? – подивился он, привычно пригибаясь, чтобы не снести лбом притолоку, и вошел внутрь.
– Почти что, – ответил Огден. – Ты тут недавно?
– Ну. Только прибыл, дай, думаю, горло промочу, а тут… Есть хоть чего выпить?
– Немного есть пока… – Трактирщик откинул крышку погреба и извлек бочонок, наполненный примерно на четверть. – Прошлогоднее светлое, больше не осталось. Уж извини.
Опорожнив в два глотка большую кружку, здоровяк удовлетворенно крякнул. Пиво промыло глотку и благополучно попало в желудок, после чего мысли посетителя обратились к другим, менее приятным вопросам.
– Да что тут творится-то, бес ему в печенку?
Огден вздохнул.
– Сядь, попробую объяснить. Хотя одному святому Райнальду ведомо, что за чертовщина здесь, вокруг…
– Не знаю как Райнальду, – послышался голос со стороны двери, – а вот мне бы хотелось послушать.
– Так заходи, Робин, – не оборачиваясь, бросил громила, – а ты, старина, валяй, рассказывай.
Без дальнейших упрашиваний новый гость – парень среднего роста, темноволосый, в куртке из плотного зеленого сукна, с коротким мечом на поясе, – скользнул к столу и сел. Не спрашивая позволения, подвинул к себе кружку, наполнил, отхлебнул, поморщился, но продолжал потягивать пиво, пока Огден вел свой рассказ.
…Марион была внучкой одного из младших сыновей Магнуса, Готторма, и прозывалась спервоначалу «леди Марион». В смуте, что последовала за распадом Новой Империи, даже столь отдаленное родство могло послужить надежной опорой претенденту на престол любого из Четырех Королевств, в крайнем случае – на титул герцога или князя. Казалось бы, участь ее была предрешена: выйти замуж за достойного, надеть царский венец или княжескую диадему и править вверенным ей и мужу краем мудро и справедливо, то есть в меру своих способностей.
Вот только Марион никогда не желала восседать на троне, помахивать скипетром и вершить державные дела. Связавшись с шайкой малолетних «лесных удальцов», в четырнадцать лет она удрала из дому и пустилась во все тяжкие. Научилась бить белку за сто шагов, а оленя – с четырехсот; в подарок на шестнадцатый день рождения Робин, атаман ватаги, преподнес девушке лук, сделанный эльфами Альбиона. Стоило это ему, вероятно, почти всей его доли годовой добычи, но атаман не вел счета деньгам…
…Йэн, несмотря на рост и могучее сложение, был не старше Робина, которому не столь давно стукнуло двадцать четыре. Родом откуда-то из западной Галлии, он толком не помнил собственного дома; с детства бродил где вздумается, добывая пропитание когда честным трудом, когда обычным грабежом. Йэн одинаково легко управлялся с топором дровосека, кузнечным молотом и громадной дубиной, которую отчего-то звал «посохом пилигрима». Великан-гэл оказался сущей находкой для веселой компании Ротта – Хельми Красного, – которая наводила шорох в поселениях, на лесных тропах и горных дорожках Швица, Шваба, Бауэра, Рейнланда, Вестфалии, Лоррейна и франкского Альмейна. Чуть позднее, когда отряд возглавил Добрый Робин, Вильхельм Ротт и Малыш Йэн стали его первыми помощниками…
…Тромм не был рукоположен и носить звание «святого отца» не имел права. Преподобный Освальд, аббат Вестмюнстера, был крайне низкого мнения о будущих служителях святой церкви, которые нарушают обеты воздержания, не соблюдают пост и подают своим поведением дурной пример всем прихожанам, тогда как священнику, напротив, надлежит быть для них образцом смирения и праведности. После недолгих разбирательств причетник Тромм был изгнан из монастыря и исключен из списков ордена блаженного Бенедикта. Исключен – заочно, потому как упомянутый причетник скрылся, не дожидаясь суда, и попутно прихватил с собой кое-что из церковной утвари и облачения.
На бродячих монахов разбойники нападают нечасто, но Тромму однажды не повезло. Или напротив, повезло чрезвычайно – ибо среди шатии, что вывалила на швабскую дорогу, был Малыш Йэн, который предложил служителю святой церкви честный выбор. Мол, выкладывай какое ни есть золотишко сразу, и тогда уйдешь целым и невредимым, с полным нашим уважением; ну а если желаешь обороняться – ты, отче, вижу, крепкий малый, – что ж, пожалуйста, тогда в обмен на свои богатства ты получишь пригоршню синяков и пару трещин в ребрах, кости обещаю не ломать. Монах возвел очи горе, вверяя себя воле всевышнего, после чего так саданул Йэна под ложечку, что тот сел и таращился на драчливого «пилигрима» с минуту, прежде чем смог вымолвить хоть слово. Не столь много времени спустя они стали лучшими друзьями; зачисленный в шайку Робина Тромм принял на свои мощные плечи тяжкую обязанность – заботу о духовном воспитании «вольных лесничих», дабы не погрязли они в ересях, что распространялись по землям Европы, аки чума…
…Робин, как и Марион, принадлежал к знати, но не к самой старшей ее ветви. В роду Лох-Лей многие имели рыцарские шпоры и пояс, но знамени и герба добиться не пришлось никому. Нельзя, правда, сказать, чтобы добиться этих почестей так уж старались – вассальные обеты, лены, феоды и прочие атрибуты рыцарства как объединяющего символа общества в Лоррейне далеко не столь распространились, как у их соседей с севера, востока и юга – саксов, альмов, франков и италийцев. По этой части Лоррейн оказался ближе к западным соседям, гэлам.
Тем не менее, Робин искренне полагал себя рыцарем и держаться старался так, как оно и подобает настоящему рыцарю. Лет до двенадцати. А потом… потом банда солдат удачи походя разорила старый замок Худ, где жила семья Робина, и ушла на север, оставив позади огонь, несколько тел и израненного мальчишку, сброшенного со стены в замковый ров.
Как он выжил, Робин никому и никогда не рассказывал. Однако неполных четыре месяца спустя юный оборванец с седыми висками пробрался в замок Гисборн, отхватил у командира охраны (который ранее был главарем той банды наемников) уши и нос, а двух других участников былой потехи пригвоздил к стене казармы их собственными пиками. Сэр Ги Гисборн объявил награду за голову наглеца, только за наградой той так никто и не явился. Кроме самого Робина, однако это уже совсем другая история…
Четверо из шести вожаков известной на пол-Европы «вольной компании хранителей лесных угодий» не просто так разгуливали по городку со странным названием Тристрам. Задавая вопросы, они зачастую уже знали ответы. Заглядывая в тайники – догадывались, что именно там найдут. И продолжали поиски, если называть это таким образом.
Они делали все это, потому что сейчас – были не вожаками «вольной компании», а чем-то вроде совсем иной вольной компании – наемниками. Платили им не золотом и серебром, требовали – не снести чью-то голову и не взять цитадель; однако чувствовали они себя именно наемниками. Солдатами удачи. А точнее, солдатами неудачи, потому что не по доброй воле пришлось взяться за такое…
Знали об этом лишь они четверо, да еще двое других предводителей, что пока оставались в лесу, с отрядом, – Алан-из-Лощины и Красный Хельми, Алан Таль и Вильхельм Ротт. И те, кто отдал приказ. «Лесная вольница» не ведала ничего, и проведать никак не должна была. Для разбойников-головорезов в этом деле места просто не имелось.
Задание не нравилось никому из них, еще меньше нравилось чувствовать себя подчиненными кому-то. Потому ведь все они когда-то и ушли в леса, став изгоями и разбойниками, чтобы не зваться «слугами».
Но выбора – не было.
– Значит, говоришь, дело вышло такое, – подытожил Робин, – этот ваш епископ – как там его звать, Лазарус? – ушел вниз с отрядом храмовой стражи, да так и не вышел. И с тех самых пор по округе начала шастать нечисть, верно?
