Бурцев полез в бар, налил большую рюмку французского коньяка, который подарил ему на день рождения Айвазовский, и подал женщине.
Женщина залпом выпила коньяк и некоторое время сидела, прикрыв веки. Потом подняла на Бурцева увядшие глаза.
– Как больно, морячок... Вот здесь... – она указала на грудь. – Ты не представляешь...
Бурцев ничего не ответил.
Женщина опять прикрыла глаза и сидела так еще минут пять.
– Что смотришь, морячок? Смешно?
– Нет, – ответил Бурцев. – Не смешно.
– Небось, думаешь, нашла дура приключений на старости лет?
– Нет, – ответил Бурцев. – Я так не думаю.
Он строго посмотрел на гостью.
– А-а... – догадалась женщина. Она опустила голову. – Ты меня осуждаешь...
Бурцев пожал плечами.
– Это не мое дело, – сухо сказал он. – Меня это не касается.
Женщина пристально посмотрела в его лицо и усмехнулась.
– Осуждаешь... Да ты не смущайся. Я и сама себя осуждаю. Я ведь совсем не из таких, что за мужиками бегают и в окна подглядывают. Мужики сами... всю жизнь... – она вздохнула. – А тут... Тут, морячок, бес попутал на старости лет...
Бурцев посмотрел на нее строго и ничего не сказал.
– А почему вы зовете меня морячком? – спросил он через некоторое время.
Женщина усмехнулась.
– Да так... Девчонкой я была влюблена в одного морячка... Такой ладный был, все бабы вокруг с ума сходили... Ты на него похож...
– А-а...
Женщина наконец улыбнулась. А глаза у нее были синие-синие... И совсем молодые. Только сейчас грустные и как будто больные.
– Тебя как зовут?
– Бурцев.
– А по имени?
– Георгий. Но меня все Бурцевым зовут.
– А я Наталья Павловна. Наташа.
Бурцев кивнул.
Наталья Павловна усмехнулась и сокрушенно покачала головой.
– Вот, морячок... Даже не думала, что так бывает... Мне всегда сильные мужики нравились... Великодушные... Крепко стоящие на ногах... Короче, Стеньки Разины, благородные разбойники. А тут... Мальчишка, красавчик... По сути, альфонс. А я, дура, решила: «Была не была! Могу себе позволить напоследок, черт побери! Сколько мне бабьих годков еще осталось? Аль не заработала себе на такую игрушку!» Вот позволила... Жила себе баба мирно и счастливо. Так завела порося. Теперь мучается без головы, со снесенной башней...
Она грустно усмехнулась и сжала губы.
– Мне ведь, морячок, ничего просто так в руки не давалось. Все сама себе заработала. И дочку сама подняла. А тут... Попутал бес...
Она посмотрела в пустую рюмку и поставила ее на журнальный столик рядом с собой.
– Налить еще?
– Нет. Хватит. А вот покурить можно?
Бурцев кивнул.
Наталья Павловна порылась в сумочке и достала сигареты.
– У тебя нет чего-нибудь покрепче? А то от этих... один только понт! – Она досадливо бросила на журнальный столик тонкую дамскую пачку.
Бурцев угостил ее своими сигаретами и зажег зажигалку.
Наталья вдруг вскинула на него голову.
– Ты думаешь, он меня вообще никогда не любил? – с вызовом спросила она. – Любил! Еще как! Бабу не обманешь. Не мог от нетерпения дождаться, пока я разденусь... Что, не веришь?
Бурцев ничего не ответил.
– А как он меня добивался! Из окна грозил выпрыгнуть с десятого этажа. И прыгнул бы... Он такой! Отчаянный!
Она посмотрела на Бурцева блестящими от возбуждения глазами.
– Какие он слова говорил!... Какими именами называл в нежные минуты... Он в самом деле любил. Я знаю! Не веришь?
– Верю.
Наталья опустила голову.
– Я ведь его в ванне купала, как маленького... Головку мыла... Совсем с ума сошла!
Она пристально посмотрела на Бурцева, как будто проверяя, можно ли ему доверяться, не смеется ли он над ней исподтишка. Бурцев и не думал смеяться.
– Я ведь никогда не думала, что можно испытывать к мужчине такую нежность... Когда все внутри как будто тает... И ноет так сладко... Я не думала, что бывает такой покой... Когда он засыпал, уставший, у меня на плече... Такой беззащитный, такой доверчивый... Это ведь он на людях дерзит и задирается. А на самом деле... Я-то знаю, что на самом деле он очень ранимый. Все время все переживает... И мне все время хотелось защитить его, спрятать, прикрыть собой, никуда от себя не пускать. Я все время думала, что он родился не в свое время. Ему родиться лет двести назад, когда ценилась красота, порывистость, романтичность... А наше время – для людей с крепкими локтями. И толстой кожей...
Она посмотрела на свою едва начатую сигарету и рассеянно потушила ее в пепельнице.
Они с Бурцевым помолчали, думая каждый о своем.
– А может быть, он никогда и не любил. Может быть, ему просто лестно было, что он сумел такой женщине вскружить голову. Внимание ему было приятно, подарки...
Она горько усмехнулась.
– А что, собственно, я хотела? Чтобы молодой красавчик любил меня вечно? Ведь я с самого начала знала, что это ненадолго. Не всерьез.
Она вопросительно посмотрела на Бурцева. Бурцев пожал плечами.
Наталья вдруг забеспокоилась:
– А может быть, мне подтяжку нужно было сделать по всему телу? А? И грудь силиконовую? Как у порнозвезды?
– Зачем?
– Тогда бы он не разлюбил. Говорят же, что женская грудь – это магнит для мужчины.
Бурцев не ответил.
– Что? – спросила Наталья.
Бурцев опять пожал плечами. Кто ж это может сказать? Грудь, она, может быть, и магнит. Только любовь ведь не в этом состоит. Или не только в этом.
Наталья и сама поняла, что говорит глупости.
– Дура была... Шептала ему, если разлюбит, чтобы сразу сказал. Чтобы не обманывал, не врал... Как будто такое возможно! Любовь – ведь это... Это жестокая игра!
Она горько усмехнулась.
– Ладно, что уж теперь... Как говорится, померла так померла. – Она вздохнула. А потом мрачно уставилась в пространство перед собой. – Но вот в мою квартиру свою подружку ему приводить не следовало. Зачем так подло? Всем соседям на смех! Я все могу понять, но дуру из меня делать не надо...
Наталья взяла со стола свою сумочку и собралась уходить.
– Ладно. Спасибо, морячок, за коньяк. – Она поднялась. – Как, говоришь, тебя зовут? Бурцев? Ты,
