выпендрежа. Без разных там колонн и статуй. Без ненужного зазнайства и снобизма или желания пустить пыль в глаза. Что, вообще говоря, было трудно ожидать от простоватого Лопатина.
– Ну, Лопатин! Ты даешь! – восхищались старые приятели. – Это что же, ты сам все придумал? Или дизайнер какой?
– Это все жена, – скромно отвечал Лопатин. – Она все придумала.
– Ай да Пушкина! Ай да молодец!
– А там, на другой стороне пруда, чей дом? Вон тот рыцарский замок из белого камня? – жадно интересовались гости. – Тоже ваш?
– Нет, – скромно говорил Лопатин. – Там не мы... Там шурин живет, – и он как-то виновато разводил руками.
– Мой младший брат. Сашка, – поясняла Пушкина, и ее лицо почему-то мрачнело.
Гости были искренне восхищены. Надо же, такая роскошь!
– А на лошади – это ты, Лопатин, катаешься? Или Пушкина?
– Нет. Лошадь тоже шурина.
– Да, – подтверждала Пушкина. – Персик никого, кроме Сашки, к себе не подпускает.
И само мероприятие оказалось организованным по высшему разряду. На станции целый вечер дежурил специальный автобус, который подвозил на вечеринку тех, кто не смог приехать с общей группой. На кухне ни на минуту не прекращала стряпню пушкинская кухарка. Две ее молоденькие дочки, одетые в одинаковые симпатичные передники, разносили закуски и убирали грязную посуду.
Нарядно накрытый стол стоял прямо посредине стриженой лужайки. Кроме этого, в разных концах ухоженной милой глазу территории – в беседке под березами, на терраске без устали топившейся бани, возле мангала на площадке для барбекю за домом, на крохотном персональном пляже, даже возле качелей на детской площадке – заботливой рукой хозяйки были поставлены столики, за которыми дорогие гости в любую минуту могли выпить и закусить. Что большая часть и делала с завидной прилежностью.
К тому же погода выдалась на славу: было тепло, тихо, голубело чистейшее небо, на нем ни облачка, ласковое вечернее солнце, теплый залив, девственная тишина... Гости то разбредались по участку, сбиваясь в группы, то вновь сходились за главным столом на лужайке, то бросались в воспоминания, хохоча, как сумасшедшие, неизвестно над чем, то принимались петь песни. Короче, встреча удалась.
Но главное удивление, недоумение, изумление вызывала, безусловно, перемена, произошедшая с самим Васей Лопатиным и его женой.
Потому что, с одной стороны, это были те же самые люди, что учились когда-то со всеми в классе. А с другой стороны – совсем не те!
Одноклассники вглядывались в черты нынешнего благополучного Лопатина, в его повадки, манеру говорить, в улыбку на широком лице, и с удивлением понимали, что именно так говорил, шутил и улыбался тот, юный Лопатин. Он еще больше располнел, но это было ему как-то к лицу. Прохладный льняной костюм с фирменным значком на клапане кармана... Летние туфли ручной работы...
То есть в том далеком добродушном толстяке, сидевшем, развалясь, на задней парте, в лентяе, которого никто и всерьез-то не принимал, уже был скрыт вот этот благополучный и успешный человек: неторопливый, солидный, доброжелательный; пусть не семи пядей во лбу, но приятный и полный собственного достоинства. А главное, в том Лопатине скрывался человек, который за считанные годы умудрился так высоко взлететь!
– Вот это жизнь! – вертели вокруг головами заинтригованные и восхищенные одноклассники. – Вот это буржуйство! Ай да Лопатин!... И кто бы мог подумать! Ведь ты же был такой... Такой...
Лопатин сдержанно и с достоинством улыбался и разводил руками. Ему были приятны слова старых приятелей, но скромность не позволяла ему отнести свои успехи только лишь на счет своих достоинств.
– Бизнес, друзья, бизнес! – говорил он.
– Ясно, что бизнес! Что же еще! Бизнес – он и в Африке бизнес! А ты чем занимаешься? Нефтепродуктами? Алюминием? – проявляли деловую осведомленность одноклассники.
– Да нет, зачем же, – скромно улыбался Лопатин. – Все намного проще. Фрукты. Овощи. Так сказать, хлеб насущный! Правда, наша компания – самая крупная на Северо-Западе.
– Вот это да! Обыкновенные фрукты! Всего-навсего овощи! А ты что же – владелец?
– Нет, нет. Точнее, не совсем. Я – один из главных акционеров. И член совета директоров, – с достоинством отвечал Лопатин.
Гости охотно кивали. Понятное дело. Член совета директоров! Один из главных акционеров. А главный акционер – он и в Африке главный акционер!
– И это все, – гости показывали вокруг, – ты сам построил? В том смысле, что... Ну, ты понимаешь.
– Нет, нет, это еще тесть, – говорил Лопатин и вздыхал. – Кипучий был человек. Царство ему небесное.
Вот такие чудесные превращения запросто случаются с людьми в наше время!
И как приятно встретиться со старыми друзьями в такой шикарной обстановке. А что, знай наших! Приятно выпить как следует и вновь побыть такими же беззаботными раздолбаями, какими были много лет назад.
К тому же шашлыки жарились без остановки, две симпатичные девчушки без устали подносили к столу все новые и новые закуски, и бутылки откупоривались как из ружья.
В разгар веселья кто-то попробовал по старинке назвать Лопатина Лопатой и хлопнуть по плечу, но болтун как-то сам собой осекся и чуть было не проглотил от конфуза язык. Причем без всякого на то посыла со стороны Лопатина. Который лишь терпеливо улыбнулся, улыбнулся так, будто услышал не очень удачную шутку.
Кстати, сам Лопатин избегал называть школьных товарищей кличками прежних лет: Бык, Горыныч, Шпала, Кулек, а обращался к ним полными именами, более солидно и выдержанно: Николай, Михаил, Виктор, Наталья.
Например, он говорил, обращаясь к Мишке по кличке Горыныч, жилистому горному инженеру, тайному катале-преферансисту:
– Если ты, Михаил, интересуешься вторичной эмиссией государственных казначейских обязательств, то я рекомендую прочитать статью во вчерашнем номере газеты «Коммерсант». Очень полезная статья!
Или вздыхал, подсев к Вите-Шпале, унылому выпивохе и подкаблучнику, монтеру телефонных сетей:
– Почему-то принято считать, что мы, бизнесмены, живем припеваючи. А ведь это, Виктор, далеко не так!
При этом на его лице покоилось такое приятное, такое достойное выражение, а в словах было так много доброжелательности и так мало зазнайства, что им невозможно было не умилиться.
Но еще более разительные перемены произошли с Маринкой Пушкиной. В тот вечер почти каждый нет-нет да ловил себя на том, что смотрит на нее исподтишка и не может налюбоваться.
От прежней толстой и застенчивой Пушкиной не осталось и следа. Гостей встречала уверенная в себе, общительная, доброжелательная хозяйка. То есть она стала еще полнее, но ей, матери троих щекастых и жизнерадостных мальчуганов, было бы нелепо этого стесняться. К тому же полнота теперь удивительным образом шла ей, делала более завершенным ее образ. Все та же коса была уложена кругом на голове, щеки покрывал ровный румянец, и с первого взгляда было понятно, что деятельная общительная Пушкина – человек исключительно счастливый.
Ей было чем гордиться. В большом доме все было сделано без затей, но добротно и удобно. И как-то сразу становилось понятно, что это заслуга отнюдь не Лопатина. А именно его жены.
То есть, конечно, с одной стороны, чего бы не принимать гостей, если и повариха стряпает, не разгибая спины, и девчонки бегают как заводные. Ну а другой стороны, ведь и той и другим нужно дать указания. Нужно за всем проследить. Нужно все предусмотреть. Нужно сделать так, чтобы всем тридцати гостям было хорошо в ее доме, чтобы они в полной мере насладились уютом и комфортом ее загородного жилья.
Тридцать гостей, да еще таких, что помнят старые проказы, да еще соскучившихся друг по другу за минувшие годы, – это вам не шутка. А все оказалось продумано и ловко. Может быть, придирчивый критик и заметил бы, что квашеную капусту не подают к копченым угрям, а шампанское пьют из широких бокалов, а не из винных тюльпанов, – но для большинства гостей это не имело значения.
