ни разу не приходила ему в голову на Земле, где он не раз видел этих женщин, а то и девчонок младше себя. Да нет, наверное, нету тут проституток. Дикая земля…
«Как домой хочется, — трезво подумал Олег. Он ничего не ощущал — ни тоски, ни желания заплакать, ни желания вернуться. Просто, словно написанные на плакате, всплыли перед его мысленным взором эти слова. — Как домой хочется».
Напротив балагана сидел на скамеечке сухощавый старик, одетый в белое, — немного похожий на волхва с иллюстрации к «Песни о вещем Олеге». Косматые брови до такой степени нависали над глазами, что невозможно было понять, открыты они или нет. Но Олегу почему-то казалось — старик смотрит на него. Пристально и непонятно. Хмель быстро откатывался прочь, и Олег с неожиданным суеверным ужасом понял, что это — из-за взгляда.
Мальчик решительно поднялся и в несколько широких шагов оказался рядом со стариком. Тот остался неподвижен — даже головы не поднял на замершего рядом рослого вооруженного парня — и Олег грубовато спросил:
— Почему ты смотрел на меня, старик?
Седая длинноволосая голова поднялась, из-под густых бровей, из глубины темных впадин, загадочно и жутковато посмотрели в лицо Олегу блеклые, не имеющие выражения глаза.
— Ты был пьян, — сказал старик на городском диалекте, как две капли воды схожем с земным русским. — Я не люблю пьяных. Тем более — тех, кто начинает пить в твоем возрасте.
— Я вообще не пью, — возразил Олег сердито. — Просто… настроение поганое. Мысли всякие…
— Это не причина, — непреклонно ответил старик. — Никому и никогда не может быть настолько плохо, чтоб заливать горе хмелем. Да и не удалось это никому, как ни старались. А твое горе и горем не назовешь.
— Откуда ты знаешь, что со мной случилось? — подобрался Олег.
— Да то же, что и с сотнями до тебя, — безразлично отозвался старик. — Все молодые одинаково слепы, они думают, что до них не было на земле ни счастья, ни горя, что их беда и радость — первые в Мире. А это не так. Я знаю, что говорю. Когда пришла Беда, я уже был немолод. А в твои годы сидел князем в городе, данванское имя которого не хочу произносить, а нашего сейчас никто не помнит. И мне тоже казалось, что до меня ничего не было. Даже солнце засветили для меня… А если приходила беда — я удивлялся, почему весь свет не плачет со мной.
— Сколько же тебе лет? — спросил Олег. Старик поднял и опустил широкие костлявые плечи. — Ты вправду был князем? — седая голова склонилась. — А сейчас, если не секрет, ты чем зарабатываешь себе на жизнь? Или ты живешь у родни?
— Я не дряхлая развалина, чтобы меня кормила родня, — Олегу показалось, что старик усмехнулся. — Я рисую.
— Ты художник? — удивился Олег. — Разве тут это может прокормить?
— Знаешь слово «художник»? — в свою очередь удивился старик. — Ты с юга?
— Я горожанин, — уклончиво ответил Олег. И ему показалось, что старик не поверил. — Так ты живешь продажей рисунков?
— Ты не понял, — покачал головой старик. — Мои рисунки не повесишь на стену. Ты видел, конечно, наколки на коже воинов? Многие из них сделал я — к какому бы племени воин ни принадлежал.
— Татуировки? — Олег поморщился, вспомнив, в каких условиях впервые увидел татуированного человека. — Ясно.
Он было собрался отойти и поискать своих. Но задержался. Татуировки славян были искусными и красивыми, но особого восторга не вызывали. Еще на Земле Олег с пренебрежением относился к пирсингам и «тату», которыми увлекались многие одноклассники и одноклассницы, открыто посмеивался над ними: мол, недалеко ушли от дикарей, еще консервные банки к ушам подвесьте! Или кость в нос… Здесь, в Мире, татуировки казались вполне уместными, но Олега не привлекали.
А сейчас вдруг он подумал о них совсем по-другому.
— Ты можешь сделать любую наколку? — спросил он старика.
Князь-мастер ответил, не поворачиваясь:
— Любую, которую знаю. А если у тебя есть рисунок — сделаю по нему и незнакомую.
Олег помолчал, помялся. Собственная затея казалась ему с одной стороны нелепой — это же на всю жизнь! Да и больно, наверное… Но именно эта мысль — о боли — заставила принять решение. Что он, боли испугался, что ли?!
— Дорого берешь? — задал он еще один вопрос.
— Рубль, — ответил старик.
Это было дорого: рубль — пятая часть здешней гривны, это Олег уже знал. Часть его все еще сопротивлялась, но мальчишка уже знал, что не откажется от затеи, хотя и не понимал, на кой черт ему это нужно.
— Сделай мне, — почти приказным тоном сказал он.
Старик вновь поднял голову. Смерил мальчишку с ног до головы непонятным взглядом. И спросил без интереса:
— Зачем?
— Мне так хочется, — не нашел лучшего объяснения Олег.
— Не стоит, — безразлично, без выражения, сказал старик.
— Я плачу, — настаивал Олег. — Это твоя работа, так ведь? Ты делаешь — я плачу.
— Подумай. — Тон старика стал предостерегающим. — А лучше не думай — просто уйди и купи на этот рубль сластей той, с которой поссорился. Это будет умнее.
— Тебе нет дела до моих ссор! — негромко, но резко бросил Олег. — Я ХОЧУ, чтобы ты это сделал.
Он приготовился продолжать спор, но старик внезапно спросил:
— Какой рисунок и куда?
— Сюда. — Олег коснулся груди слева под ключицей, почувствовав, как засосало под ложечкой от предчувствия неприятных ощущений. Это даже на Земле, говорят, больно — специальной машинкой, под обезболиваньем. А тут? Но он решительно продолжал: — Знаешь Рысь? — Старик кивнул. — Я хочу коловрат, — Олег употребил местное название свастики, — а в центре его — Рысь.
— Хорошо. — Старик легко поднялся, и Олег невольно шагнул назад: в нем было за два метра росту, широченные ладони походили на лопаты, плечи у стоящего казались еще шире, чем когда он сидел. Олег понял, что в зрелом возрасте это был богатырь. — Подожди здесь.
С этими словами он скрылся в балагане. Олег нервно огляделся, снова подумав, что делает глупость. Вот про такие случаи говорили на Земле: «Бес под руку толкает». И знаешь, что не стоит, и…
А может, именно стоит?
Он не успел закончить спор с самим собой — старик появился так же бесшумно, как и исчез. В руке он нес ковшик с водой, который протянул Олегу, повелительно сказав:
— Выпей.
— Обезболивающее? — Олег замотал головой. — Зачем, не надо, я не боюсь…
— ПЕЙ.
Прозрачные глаза заглянули в самую глубину… чего? Души? Внезапно совершенно успокоившись, Олег взял ковшик и выпил одним длинным глотком — там и было-то с полстакана. Вода как вода — холодная и безвкусная.
— Куда идти? — спросил Олег и шагнул следом за стариком в темноту…
…— Очнись, Вольг. Очнись.
Подскочив на скамейке, Олег широко открыл глаза. Сердце бешено застучало, мальчик, разинув рот, жадно схватил воздух.
Старик наклонялся над ним. Шумела ярмарка. Судя по всему, прошло не так уж много времени. Если вообще прошло… «Я что, сознание потерял?» — хотел спросить Олег и подняться, но увидел над собой глаза старика — ноги подломились, мальчишка неловко шлепнулся на скамейку.
— Что ты видел? — повелительно спросил князь — иначе сейчас его и назвать было нельзя. — Что видел?!
