ему повезло. Окружённое высокими скалами, под ним раскинулось удивительное озеро с абсолютно гладкой зеркальной поверхностью. Оно обещало долгожданную прохладу и забытье. Именно в это озеро и упал Огненный Шар, и сопровождалось его погружение в прохладную пучину жутким воем, возвещавшим радость освобождения от оков всепожирающего огня.
С тех пор каждое утро над озером, укрывшим в своих прохладных объятиях Огненный Шар, стоял молочный туман, скрывающий окрестности от взора просыпающегося бога Суа. Но суров и жесток был Суа, безжалостно разгоняя своими лучами молочную пелену – свидетельство вечного союза Пришельца с Небес и Горного Зеркала.
Глубоко на дне озера дремал остывший Огненный Шар. Возможно, ему даже снились волшебные сны, многие из которых были прекрасны, а другие являлись жуткими кошмарами, и тогда по зеркальной поверхности горного озера пробегала тревожная рябь.
Что же снилось Пришельцу с Небес?
Какие образы тревожили его в прохладной обители прозрачных вод?
В каких мирах успел он побывать, прежде чем обрёл вечный покой?
В глубокой чёрной воронке, образовавшейся в услужливо расступившемся грунте озера, дремал Огненный Шар. Но одно из существ, живущее в его снах, порождённое удивительным воображением, всё же вырвалось наружу, покинув пределы глубокой воронки. Неизвестно откуда ОНО явилось: из кошмара ли или из некоего прекрасного сновидения. ОНО всплыло на поверхность озера, превратившись в могучего гигантского змея, от соприкосновения с кожей которого, холодная вода бурлила и шипела.
Но ведь кожа обычных змей всегда холодна?
Особый то был змей. Змей из сна Огненного Шара, рождённый воображением пришельца из расколовшегося неба. Никто не ведал, что змей сулил людям: благо или проклятие? Скорее всего, он явился к ним, дабы причинять и то и другое: радость и страдание, горе и печаль, тоску и успокоение. Неспроста всплыл он на зеркальной поверхности озера, ибо была в нём Великая Сила…
Со временем много наплодил этот змей гигантских анаконд, которыми так и кишели прибрежные заросли горного озера. Но задолго до этого произошли жуткие и непостижимые события, и в этих событиях гигантский змей сыграл роковую роль, повлияв на судьбу целого народа…
…Немекене сделал небольшую паузу и, выпив немного воды, прислушался к ночным звукам, окружающим, словно непроницаемый колпак, их маленькое селение. На небе уже давно безраздельно царствовала бледнощёкая холодная богиня Чиа, но старик, конечно же, не мог видеть её жёлтый безразличный лик. Хотя слушатели были уверены – Немекене знал о том, что богиня висит сейчас прямо над его головой, и старик наверняка уже мысленно поприветствовал Чиа, которая всегда была благосклонна к его рассказам, посылая Немекене в меру прохладные тихие ночи. Те самые ночи, когда слова сами собой рождаются в волшебном воздухе, звенящем в холодных лучах Чиа.
– А как называлось то озеро? – вдруг спросил один из мужчин-охотников.
Немекене задумчиво пожевал растрескавшимися губами:
– Некоторые называли его Горным Зеркалом, но вы, наверное, знаете его, как озеро Гуатавита. Спокойна, почти недвижна водная гладь этого озера, которое день и ночь стерегут прибрежные горные утёсы. Со стороны кажется, что они вырастают прямо из воды, уходя высоко в небо. Словно рука гигантского великана бережно держит каменную чашу с зеркальной водой, на дне которой покоится остывший Огненный Шар…
Немекене прекрасно помнил то, о чём ему придется рассказывать дальше, и временами даже казалось, что он сам являлся участником тех далёких зыбких, как утренний туман на берегах горного озера, событий.
Хотя кто знает, может, так оно и было?
Сколько тебе лет, Немекене?
Откуда ты пришёл?
Как тебя звали раньше до решающей битвы с чёрной пумой?
Но молчит старик, высоко задрав седую голову к ночному небу. Ответ написан на его лице.
Он есть в избороздивших тёмные щёки морщинах, он кричит, он рвётся наружу из мёртвых слепых глаз, напоминающих два покрытых клубящимся туманом смертельно опасных озера, в которые совсем не следует заглядывать. Ответ покоится в седых волосах и растрескивающихся кровоточащих устах старика. Но только боги способны прочесть эти письмена, оставленные на теле живого человека беспощадным временем…
Молчит Немекене, заставляя слушателей с нетерпением ёрзать на жёстких плетёных циновках.
Но вот по лицу рассказчика пробегает мечтательная улыбка, слепые глаза раскрываются шире и он каким-то неуловимо изменившимся голосом произносит:
– Её звали Фуратена…
…Фуратена была красавицей.
Той самой девушкой, на которую достаточно бросить всего лишь один короткий взгляд, чтобы сразу же в неё влюбиться. Это была та самая красота, которой хотелось безраздельно обладать, лелеять и холить её, подносить к ногам этой красоты дары, словно некоему божеству, сошедшему по недоразумению с недоступных для смертных небес.
Прекрасный лик Фуратены заставлял сходить с ума многих мужчин, заканчивающих свои жизни на виселице, ибо Фуратена была женой могущественного правителя Кемунтесусы, и возжелать её означало вынести себе смертный приговор. Бедняги, которым посчастливилось увидеть девушку, умирали с её именем на устах. В конце концов, правитель принял единственное мудрое решение. Он окружил жену женской прислугой, а те немногие мужчины, которые прислуживали Фуратене, были по его приказу ослеплены.
Сам же правитель никогда не боготворил своей жены, обращаясь с ней как с обыкновенной собственностью. Конечно, он выделял Фуратену среди прочих своих наложниц, делал ей бесценные подарки, оказывал большее, чем прочим жёнам внимание, но боготворить девушку ему даже не приходило в голову. Кемунтесуса был по натуре воином, а воин в отношении к женщинам груб и ненасытен. Правитель привык только получать, а боготворить обыкновенную земную женщину из плоти и крови ему и в голову не приходило.
Да, она была красива, искусна в плотской любви, чему специально обучалась перед тем, как стать главной женой Кемунтесусы. Неглупа, хотя и довольно молода, она идеально подходила на роль любимой жены повелителя, которая если что с ним случиться, отправиться вслед за мужем в ту далёкую страну, куда живые по поверьям попадают после смерти…
В тот роковой день Фуратена отдыхала на берегу Зеркального Озера, окружённая многочисленной свитой из молодых прислужниц. Отряд бритоголовых воинов-гуеча – телохранителей любимой жены Кемунтесусы из отборной гвардии правителя расположился чуть вдалеке. И воины старались даже краем глаза не смотреть на возлежащую на роскошных, отделанных золотом носилках, красавицу. Носилки медленно двигались вдоль озера влекомые четырьмя ослеплёнными юношами, единственными мужчинами в её многочисленной свите. Слепые носильщики удивительным образом ловко ориентировались, подчиняясь строгим приказам идущей чуть впереди служанки, заменяющей им утраченные глаза.
Озеро как обычно выглядело спокойным, действуя на красавицу умиротворяюще, навевая мысли о неге и несбыточном счастье, коего она были лишена в грубых объятиях Кемунтесусы.
Фуратена и сама не знала, чего хотела, чего ждала, но каждый раз, гуляя у Зеркального Озера, она ощущала разгорающийся в ней огонь, словно невидимый любовник нежно ласкал её тело. Наваждение было столь сильным, что Фуратена со стоном закрывала глаза, полностью отдаваясь внезапно нахлынувшим странным чувствам. Она была уверена, что именно озеро является причиной её чувственных переживаний, и поэтому красавицу постоянно влекло сюда, влекло желание раскрыть эту сладостную тайну.
Почему она? Почему только одна она испытывала ЭТО? Но не было ответа на её вопросы. Пока не было.
До того самого рокового дня…
Как всегда грациозно сойдя с остановившихся по её приказу роскошных носилок, Фуратена стала прохаживаться у самого берега озера. Её босые ноги едва касались прозрачной прохладной воды, в которой испуганно разбегались маленькие рыбёшки.
Служанки следовали за своей госпожой на почтительном расстоянии, стараясь быть как можно более незаметными…
Красавица не сразу обратила внимание на небольшое волнение на гладкой поверхности озера. В конце концов, там вполне могла плескаться крупная рыба, и ничего удивительного в расходящихся на воде кругах не было. Но круги всё увеличивались в размерах, раздался отчётливо громкий всплеск, и Фуратена с удивлением подняв свои задумчивые глаза, взглянула на середину озера, где происходило что-то необычное.
Вода больше не была зеркально гладкой. Вода бурлила, словно её терзал внезапно пролившийся с неба тропический ливень. С яростным шипением на поверхности озера плясали маленькие дымящиеся фонтанчики. Красавица как завороженная смотрела на всё увеличивающуюся воронку водоворота, из которой появилась.… Нет, в это невозможно было поверить. Фуратена попыталась зажмурить глаза, но собственные веки почему-то не подчинялись ей, и девушка продолжала, как зачарованная смотреть на удивительный водоворот, забыв обо всём на свете.
А из центра водяной воронки медленно поднималась гигантская змеиная голова.
Фуратене никогда ещё не доводилось видеть таких огромных змей, и если бы её тело по-прежнему ей подчинялось, то девушка наверняка бы закричала.
Вместо глаз у фантастического змея ярко сияли красные драгоценные камни, раздвоенный язык трепетал, кольцеобразное тело складывалось в немыслимые фигуры. Чудовище плыло к берегу. Плыло к тому месту, где у воды застыла прекрасная Фуратена.
Через несколько секунд девушка почувствовала, что тело снова слушается её. Сковавший мышцы страх отступил, и красавица смогла обернуться, вспомнив о своей многочисленной прислуге, которая была обязана её защищать.
Но лучше бы она вообще не оборачивалась.
Новая волна леденящего ужаса сковала красавицу…
Слуги в нелепых позах замерли невдалеке от берега, словно каменные изваяния. На их лицах застыла жуткая маска бессмысленности. Так, наверное, должна была выглядеть статуя бога-создателя Чиминигагуа: бессмысленная, пугающая, подавляющая волю, лишённая всего человеческого. Красавица слышала об этой статуе, но никогда её не видела, зная, что непосвященных глупцов, посмевших взглянуть в каменное лицо всемогущего бога, ждала неминуемая смерть…
Змей был уже близко.
Фуратена даже ощущала жар, исходящий от невиданного чудовища. Вода озера теперь кипела у самого берега. И девушка поняла, что если она сейчас же не посмотрит своей смерти в глаза, то сойдёт с ума, ибо неопределённость была во много раз ужасней клыкастой пасти гигантской змеи.
