запрыгнула на сиденье. – Надо ехать, а то вдруг на самом деле! Повесится еще... Поехали!
До улицы Красных Партизан мы добрались за четырнадцать минут. Два раза я закладывал такой глубокий вираж, что из-под подножек брызгали искры. Но Лару это снова не впечатлило.
Берлин пребывал во тьме, прямо светомаскировка, весна сорок пятого просто какая-то, мы проскочили через него, чуть не задавили горностая. Дом Гобзикова тоже лежал в светомаскировке, а из сарая расходились оранжевые лучи. Довольно зловеще все это выглядело. Дверь была предусмотрительно открыта, я остановился прямо перед ней. И сразу заглянул внутрь.
Гобзиков стоял на табуретке посреди сарая. На шее толстая веревка, привязанная к потолочной балке.
– Нормально, – сказал я.
Вообще-то я не знал, что делать. Обычно таких придурков спасают психологи. Говорят, чувак, а давай повесимся вместе. Или еще что-нибудь в этом духе. Но мне не хотелось вешаться вместе с Гобзиковым, у меня были несколько другие планы.
Но попробовать его как-то уговорить было надо. Я решил, что лучше войти вместе с Ларой. Может, хоть при ней постесняется, процедура-то малоэстетическая. Я взял Лару за рукав, и мы вошли. И я попробовал.
– Егор, а с чего это ты решил вдруг повеситься? – спросил я.
– Она сожгла все зачем-то... – Гобзиков указал на таз с золой. – Теперь я не смогу...
– Да брось ты, Егор, все ты сможешь, – сказал я. – Чего тут не мочь? И вообще, Лара тебе поможет!
Лара вопросительно на меня поглядела.
– Поможет-поможет, – подтвердил я.
– Попасть в Страну Мечты?
Тятя, тятя, наши сети притащили мертвеца... Страна Мечты. Мама дорогая.
– Попасть в Страну Мечты, – продолжал соглашаться я. – Попасть... да куда хочешь попасть! Лара у нас вообще чемпионка по попадалову разному!
Лара отвернулась.
– Правда? – с надеждой спросил Гобзиков.
– Правда, – вместо Лары ответил я. – Попадет куда хочешь! К тому же она в этой стране уже три раза была, в четвертый раз отправится – с собой тебя прихватит. Кстати, она уже скоро туда собирается, она мне говорила...
– Ты врешь! – выкрикнул Гобзиков.
– Я вру?! – возмутился я. – Лар, скажи!
– Ладно, – сказала Лара. – Собираюсь. Где-то через две недели. Только ты должен...
– Бросить все это дело? – нервно дернулся Гобзиков. – Не надо считать меня за дурака! Я не слезу!
– Можешь не слезать. – Лара с интересом обошла вокруг стула с самоубийцей Гобзиковым.
С интересом, будто это был не Гобзиков, а его чучело, потрогала Гобзикова за куртку.
– Для начала ты должен доказать, что ты достоин.
– Как доказать?! – выкрикнул Гобзиков. – Как еще доказать?!
– Я тебе серьезно говорю. – Лара продолжала его разглядывать. – Надо пройти испытание...
– Я не дурак! – Гобзиков переступил на табуретке, табуретка качнулась. – Как теперь попадем – ты же карты сожгла!
Я же прикидывал, что надо делать, чтобы его из петли все-таки вытащить. Если прыгнуть быстро, он может дернуться и слететь со стула. Тогда он повиснет резко, рывком, и может сломать шею. Надо действовать осторожно. Надо говорить на отвлеченные темы. О виндсерфинге, о засилье массовой культуры, поэтому я сказал:
– Лара поможет тебе куда хочешь попасть, а карты она сожгла, чтобы... чтобы эти карты не нашли они!
– Кто они?
– Они. А ты что думал, ты один такой умный? – Я тоже принялся ходить вдоль висельной табуретки, только в противоположную от Лары сторону.
Сколько милиционеров надо, чтобы вкрутить лампочку?
– Ты думал, ты один хочешь туда попасть?! – вопрошал я. – Сонмища всяких сволочей только этого и ждут! А туда нельзя никого пускать с нечистыми помыслами! Так что Лара правильно сделала, что все сожгла! Что сожгла эти твои карты! Зачем ей карты, у нее в голове самая лучшая карта!
Лара отошла в сторону, уселась на верстак. Я продолжал:
– Вот ты, Егор, поднял нас среди ночи из-за какой-то ерунды...
Гобзиков пристыженно отвернулся.
– Поднял из-за какой-то ерунды своих друзей...
– Ты меня избил, – с обидой сказал Гобзиков. – Какие мы друзья...
– Но ты же первый начал! Я-то при чем? Ну, я выбросил твою одежду, да, признаю. Так ты бы взял и выкинул мою, вот и все! А ты на меня с кулаками!
– Но избил-то меня ты! – настаивал Гобзиков.
– Ну и что! Все дерутся. А друзья дерутся чаще всего, так дружба только укрепляется. В бою.
Гобзиков помолчал, сказал:
– А ты вот с Носовым сколько раз дрался?
– Двенадцать, – не моргнув соврал я. – Он такой нарывистый, тошнит просто. Ему все кажется, что у него на пиджаке складки, всех этим достает, а меня особенно. И ничего, в петлю из-за этого не лезу. И подумай о матери вообще-то. Она у тебя...
– Она меня не замечает! – всхлипнул Гобзиков. – Она только его замечала! Ей до меня дела нет!
Это я, наверное, зря. Вспомнил мать. А вообще меня все это стало уже утомлять. Лара же вообще уже ковырялась перочинным ножом в ногтях, спокойная такая была.
Так мы и сидели еще минут пять. Я погряз в утомлении, а Лара в ногтях. А Гобзиков на табуретке стоял. И я постепенно начинал думать, что Гобзиков нас тут немножко дурит. Что совсем не собирается он вешаться. Насколько я знал, те, кто собираются реально повеситься, – они просто вешаются, не требуя к себе внимания широкой общественности.
– Я повешусь, – напомнил Гобзиков.
– Не повесишься. – Лара ковырялась в ногтях.
– Повешусь! – сказал Гобзиков.
Лара повернулась ко мне.
– Зачем мы здесь?
– Как зачем?
– Он не повесится. – Лара спрыгнула со стола.
– Конечно, не повесится, ты ему поможешь и он...
– До дому меня подвезешь? – перебила Лара.
– Я... А как же...
Я кивнул в сторону Гобзикова.
– С ним все будет в порядке. – Лара зевнула. – Я пойду, дождусь тебя у мопеда.
Она удалилась.
Вот так. Удивительное жестокосердие. Нет, я все-таки и сам предполагал, что Гобзиков блефует, блефует где-то процентов на восемьдесят.
– Сам понимаешь... – Я развел руками.
И тоже вышел.
Нет, некоторые, конечно, вешаются от вредности, но это в основном девчонки, а Гобзиков все-таки был парнем довольно серьезным. Но чужая душа – потемки.
Мы стояли на улице. Было холодно, Лара засунула руки в карманы куртки и мерзла потихоньку, стекла очков после сарая запотели. Но Лара все равно их не сняла. Даже несмотря на ночь.
– А вдруг повесится все-таки? – спросил я.
– Не... Не повесится.
– Баран... Чего он мне позвонил, а? Мы не такие уж друзья с этим психом, ты не подумай.
– Я думаю, поэтому он и позвонил, – сказала Лара. – Ему просто некому было позвонить. У него был только твой номер. Вот и все. Так, скорее всего, и произошло.
Об этом я не думал. Зря я ему действительно свой номер дал.
– Звонил бы по телефону доверия, что я ему, нянька? Почему я должен за него отвечать, а?
– Это хорошо, когда есть за кого отвечать, – сказала Лара. – Я знаю.
– Я не хочу ни за кого отвечать. Мне и так хорошо.
– Тогда все просто.
– Как просто?
– Я тебе покажу. В наглядных примерах.
– Покажи.
– Покажу.
Лара взяла меня за руку.
И подвела меня к щели в стене. Сквозь нее был отлично виден Гобзиков на стуле.
– Ну? – спросил я. – И чего?
– Смотри.
Гобзиков стоял. Мы смотрели. Потом Гобзиков громко сказал:
– Я вешаюсь!
После чего почти сразу брякнул стул.
Я поглядел на Лару. Потом в щель. Гобзиков болтался на веревке, дрыгал руками, дрыгал ногами, пинал воздух, все как полагалось. Пены еще не было.
– Он повесился, – тихо сказал я.
– Ну да.
Бред. Какой-то бред... Сверхреальность...
Гобзиков повесился.
Лара смотрела спокойно, я ей поражался.
Я не выдержал, ворвался в сарай, стал шарить по верстаку. Ножа не было. Надо перерезать веревку. Гобзиков еще дергался, глаза красные сделались. Я снова выскочил на воздух.
– Это... Дай...
Лара протянула мне ножик. Я вернулся в сарай и срезал Гобзикова.
Он свалился на пол, стукнулся головой. Мне было противно. Не от Гобзикова противно, а вообще от всего, бывает такое собачье чувство. Крапива...
– Больно... – Гобзиков держался за горло. – Больно так...
Появилась Лара. Я тупо стоял над Гобзиковым. И совершенно не знал, что мне делать.
– Может, «Скорую» вызвать? – спросил я.
– Зачем? С ним все в порядке. – Лара опустилась на колено. – Ему скоро лучше станет. Ты понял?
Это она ко мне обратилась.
– Что я понял?
– Ты сказал, что не собираешься ни за кого быть в ответе. Тогда зачем ты побежал его спасать?
Вот оно, значит, как. Психологические эксперименты.
– Она только на него смотрела... – прохрипел Гобзиков. – Не на меня... Я не хочу здесь, Лара...
Лара присела окончательно.
– Нет, не хочу! – Гобзиков сжался в комок, даже мне стало его жалко. – Не хочу...
Гобзиков плакал.
Маленький и жалкий Гобзиков плакал. Лара погладила его по голове.
Гобзиков вздрогнул.
– Я помогу тебе, – сказала она. – Не плачь. Я тебе помогу.
Лара вышла.
– Смажь шею кремом, – посоветовал я Гобзикову. – А то потом болеть будет. И борозда останется...
Гобзиков не ответил.
– Не парься, Егор, – сказал я. – Все будет... Ты мне позвони завтра, хорошо? Обговорим все...
Гобзиков молчал.
– Позвони...
И я тоже поскорее выскочил на воздух.
Мы отправились на ул. Дачную, там было темно и ветрено. Я заглушил мотор в самом начале улицы, чтобы не будить обитателей, и провожал теперь Лару до дома. Развивал план мистификации Гобзикова:
– Короче, через несколько
