неотличимы. И было уже все равно, где быть, потому что везде было
Тогда старый стал старым.
В тот вечер, возвращаясь домой, я вдруг понял, что город пылен, скучен, безнадежен с севера на юг, безрадостен с запада на восток. Я понял, что в нем
Я вернулся домой и спрятался в трубу. Лежал и смотрел в космическое небо.
День заканчивался. Солнце уходило. Где-то там по берегу шагали серьезные мальчишки с кривыми самодельными удочками. Лара сидела на обрыве, болтала ногами и смотрела на воду.
У нее очень хорошо получалось болтать ногами, она делала это лучше всех в мире.
Лучше всех.
Глава 29
Плоды просвещения
Джинсы, на правой штанине три, на левой четыре прорехи, прорехи в булавках, все, как полагается. От задницы до колена вышитая люрексом надпись:
Дальше троеточие, а надпись струится, что красиво.
Короткая кожаная куртка с широким ремнем, из-под куртки алая рубашка с треугольным воротником, шарф или галстук разляпистый, в стиле поэта Вознесенского. Очки старомодные, гробики, найденные, наверное, в дедушкином сундуке.
Это Шнобель, из кабинета Зучихи вышел Шнобель.
А сразу же за ним его мать. Я мать Шнобеля не очень хорошо знал, видел пару раз на собраниях. Пошла поддержать сыночка. А старый со мной не пошел. Сказал, что не желает позориться. Что устал в последнее время позориться.
Он еще много что сказал, и все прямо мне в морду, это было правильно.
Так что я пошел один. Рожа и ребра болели, но синяки как-то быстро сошли, я пошел.
Шнобель поглядел на меня, молча проковылял мимо. А мать его остановилась. Я думал, она скажет что-нибудь типа «не смей подходить к моему мальчику» или «хулиган». Но мать Шнобеля так не сказала, она сказала по-другому:
– Я думала, ты умнее.
И поцокала за своим сыном. Одета она была тоже хорошо. Дорого, приятно для глаза. И духи тоже. Я хотел сказать ей в спину что-то обидное, но не смог. Слишком хорошие духи.
– Заходи, – позвала из-за двери секретарь.
Я протиснулся – двери были устроены так, что в них все время приходилось протискиваться. Сначала в предбанник, а затем в кабинет Зучихи.
Я несколько удивился. Зучиха была не одна. В кабинете присутствовала Ирина Николаевна, наш директор. А Зучиха явно нервничала и вертела в пальцах уже почти окончательно почерневшего мамонта. Трудная все-таки профессия, слишком много народу желает тебе козы.
– Ирина Николаевна, полюбуйтесь на этого хунвейбина! – сказала Зучиха. – И это наш лицеист! Морда, как у настоящего боксера!
Начало было плохое. Кто такие хунвейбины, я знал не очень хорошо, кажется, какие-то китайские хулиганы, но само слово было какое-то гнусное, я думаю, мало кому понравилось бы, если б его обозвали хунвейбином. Тупо. Крапивно.
– Да... – разочарованно сказала Зучиха и ткнула пальцем в ноутбук.
Зачем- то.
Ирина Николаевна промолчала. Достала из кармана самых дешевых карамелек, тех, что в зубах застревают, принялась перебирать их.
– Посмотрите на этого Спайка Тайсона! – Зуч снова терзанула ни в чем не повинный бук.
– Майка Тайсона, – поправила Ирина Николаевна. – Его зовут Майк Тайсон...
– Майк, Спайк, какая, Ирина Николаевна, разница! Это же настоящий... настоящий террорист! Сегодня он нападает на учеников, нападает на учителей, а завтра...
Родину продаст, подумал я. Передам тайные сведения занзибарским спецслужбам.
– А завтра он взорвет мэрию! – Зуч ограничилась банальностью.
– Зачем? – спросила Ирина Николаевна.
– Что зачем? – не поняла Зуч.
– Зачем ему мэрию взрывать?
– А зачем он напал на Аверьяна Анатольевича?! Чем ему спортмастер мешал?!
Я думал, что разговор пойдет о вчерашних приключениях, но оказалось, что нет. Оказалось, что все гораздо хуже.
Оказалось, что Шнобель меня сдал не только Чепряткову.
Вломил.
Набарабанил.
Заложил.
Могу придумать еще четырнадцать синонимов.
– А про Чепряткова вы слыхали? В больнице!!!
– Перекачался? – едко осведомилась Ирина Николаевна.
– Какое там перекачался! У него переломы везде! Он на ногах стоять не может! И я не исключаю, что в этом тоже поучаствовал Кокосов! Вы знаете, они совсем недавно с Чепрятковым повздорили в котельной! Вы чувствуете, как все это омерзительно?
– Я думаю, проблема несколько в другом... – Ирина Николаевна принялась выстраивать из карамелек пирамиду.
– В чем же?! – Зуч аж вскочила с места. – В том, что наш Лицей превращается...
Ирина Николаевна ткнула ногтем пирамидку, карамельки со стуком рассыпались по столу.
– Мне кажется, что я была невнимательна к подбору кадров, – тихо сказала Ирина Николаевна. – Аверьян Анатольевич...
Ирина Николаевна принялась строить из карамели кольцо.
– Мне кажется, человек, который... – Ирина Николаевна на секунду задумалась, – которому нравится бить людей, не очень хороший педагог. Или вы так не считаете?
– Нет, я, конечно же, так считаю, – согласилась Зучиха, – я признаю, что методы Аверьяна Анатольевича порой неоправданны...
Ирина Николаевна хмыкнула.
– Но как по-другому общаться с такими?! – Зучиха указала пальцем на меня. – Он налил кислоты в автомобиль своего учителя физкультуры! Или вы, Ирина Николаевна, оправдываете такую модель поведения?!
– Чего?
– Вы оправдываете хулиганскую модель поведения?
– Нет, конечно...
Ирина Николаевна сломала карамелечное кольцо.
– В тринадцатой школе был случай...
– Примеры из жизни ничего не доказывают и ничего не опровергают, – перебила Ирина Николаевна.
– Кокосов распоясался, – продолжала Зучиха. – Он напал на педагога, затем зверски избил Егора... Егора... Гобзикова. Теперь снова драка, я вам уже говорила! Кокосов снова подрался в Лицее. Но на этот раз он подрался не в раздевалке, а в котельной. Я же говорю, это омерзительно! Он набросился на...
– Вера Халиулина говорит, что все было несколько не так...
– Халиулина фантазерка, – усмехнулась Зучиха, – вы знаете, что она написала губернатору письмо с требованием организовать в городе приют для бездомных собак! Что с нее взять?!
– Я, видимо, ошиблась...
Ирина Николаевна улыбнулась.
– Это я ошиблась, – вздохнула Зучиха. – Ошиблась, когда мы комплектовали состав классов. Набрали кого ни попадя... Этот Гобзиков, Кокосов... Чего от этого Кокосова можно ожидать в будущем?! У нас все-таки Лицей, а не боксерская студия!
Ирина Николаевна поглядела на меня.
– Что скажешь, Евгений Валентинович?
– Ну да, – сказал я.
А что я еще мог сказать?
– А что вы его спрашиваете?! – влезла Зучиха. – Его не о чем спрашивать!
– А зачем мы тогда его пригласили?
– Мы пригласили его для того, чтобы посмотреть в его глаза, – заявила Зучиха.
Ирина Николаевна хмыкнула.
– Ну, глядите, – сказала она.
И снова принялась перебирать свои карамельки.
Зучиха подошла ко мне и на самом деле стала глядеть в глаза. И я стал ей в глаза глядеть, и даже жалко мне ее как-то стало. Потому что увидел, что Зучиха некрасива. А глаза у ней желтые, а хочет она власти и денег и, скорее всего, рано или поздно этого добьется.
Но.
Не каждая шея выдержит шапку Мономаха.
– Хватит с ним нянчиться, – злобно сказала Зучиха. – Пора... Я буду готовить документы. И пусть твой отец зайдет на днях. Понял, Кокосов?
Меня всегда удручала эта манера так общаться с людьми. Любой чиновник обожает плевать людям в морду. Педагогический чиновник исключением не является. Когда он плюет, у него язва просто рубцуется.
– Ты запомнил, Кокосов? – Зучиха дернула меня за рукав. – Пусть отец твой зайдет. И мать. Пусть вернется наконец со своих Канар.
– Она не на Канарах, она в Турции. Гиссарлык. Там, знаете ли, вот такие...
Ирина Николаевна подхватила меня под руку и вытащила из кабинета в коридор. За спиной, кажется, что-то орали.
– Пойдем, – сказала мне Ирина Николаевна.
– Куда? – спросил я.
– Ко мне.
Ирина Николаевна взяла меня за руку, и пошагали мы по коридору.
Кабинет Ирины Николаевны уступал кабинету Зучихи. Ни компьютера, ни секретаря, коробки, пластмассовые стулья. Пыль. На стене буржуазный календарь – собаки разных пород сидят за столом и пьют чай. Временное пристанище.
Ирина Николаевна столкнула на пол какие-то коробки, сделала приглашающий жест.
– Садись, – указала Ирина Николаевна. – Где-то тут у меня был кипятильник... Ты, наверное, чаю не хочешь, да?
– Не хочу.
– Ну, как знаешь... Как отец?
– Нормально.
– Помню его...
– Как это?
– А я его учила, знаешь, так часто бывает. Дети ходят в школу, затем их дети ходят в школу, а учителя не меняются... Это называется время. Но твой отец – он не был драчуном... Он, кажется, в авиакомпании работает?
– Да.
– У нас в школе был телескоп, еще со времен войны, прежний директор из Германии вывез – трофей, так твой отец за ним просиживал целыми ночами, выгнать не могли.
– Он любил астрономию? – удивился я.
– А теперь, наверное, не любит...
– Не знаю.
Ирина Николаевна открыла ящик стола, долго
