все рыбу ловят...
– Слушай, возьми меня тоже, а? – стал просить Шнобель. – Я тоже хочу...
Занавеска на веранде сдвинулась, в окне показался силуэт. Папаша Мамайкиной, опознал меня. Если выйдет и будет докапываться – все. Позвонит моему.
Скандал.
Большой скандал.
Ну, и так далее.
– Ну так что, иван, возьмешь на рыбу? – снова спросил обожавший все рулезное Шнобель.
– Посмотрим, – задумчиво ответил я. – Вообще мне пора. Тебя подбросить?
– Подбрось. – Шнобель догрыз петушка, послал Лазеровой воздушный поцелуй и побежал к джипу.
Лазерова обиженно вернулась на скамейку. Мамайкина с интересом придвинулась к ней. Сейчас будет спрашивать про негра и Камерун.
– Ладно, девчонки, – сказал я. – Вы идите свою историю зубрить, а мы домой поедем. У нас дела еще...
– Какие это дела? – Мамайкина кокетливо взяла меня под руку.
– Мужские. – Я высвободился и с самоуважением пошагал к машине.
Забрался внутрь, запустил двигатель, подождал, пока Шнобель пристегнется, и не спеша откатил от дома.
– Ну, ты, Кокос, даешь! – восхитился Шнобель. – Не боишься, что батый почикает?
Я не ответил, прибавил скорости.
– Зря ты взял эту тачку, – сказал Шнобель. – Поцарапаешь, потом не отвертишься...
Шнобель принялся тыкать пальцем в панель музыкального центра, снова зазвучал джаз.
– Ненавижу джаз. – Шнобель зевнул. – Буржуазная зараза. Музыка недорезанных мулов...
Шнобель захихикал и принялся перебирать станции.
– И вообще, вредная музыка... – говорил Шнобель. – Есть одна жуткая история. Про то, как один юноша взял у своего отца машину, чтобы покататься. Поехал, затем решил послушать джаз и упал с моста... Ибо сказано – сегодня он играет джаз, а завтра сдристнет в Гондурас... Эмиграция в Гондурас, об этом стоит подумать... Как прекрасны пески Гондураса...
Я треснул Шнобеля по руке. Шнобель подул на пальцы, протер их о куртку.
– Я поцарапал машину своего велосипедом, он рыдал как младенец... – сказал он. – А потом он порвал все мои журналы, такое скотство... С другой стороны, у этой машины очень хорошая система безопасности...
– Может, квакать перестанешь?! – злобно спросил я.
Шнобель пожал плечами. Но было уже поздно. В зеркале заднего вида мелькнули сине-голубые огни, раздался крякающий звук.
– Накаркал, скотина. – Я ткнул Шнобеля в плечо.
– Сам виноват, – огрызнулся Шнобель. – Теперь башку точно оторвут...
– Не оторвут, – сказал я и прибавил скорости.
– Ты что? – испугался Шнобель.
– Ничего. Покатаемся просто.
Шнобель нервно оглянулся. Мигалки не отставали.
– Настырный попался, – сказал я и прибавил еще скорости.
– Брось, Кокос, не дури, – испугался Шнобель. – Не будем гоняться...
Я не ответил.
– Это уже серьезно, – сказал Шнобель. – Они могут начать стрелять!
– Я сброшу его в канаву, у меня тачка в два раза тяжелее...
– Не дури, Кокос! – крикнул Шнобель. – Тогда уж точно вилы...
– Ты же сам говорил, тут прекрасные подушки безопасности...
Шнобель побледнел. Достал телефон.
– Я позвоню своему отцу, – сказал он. – Он приедет...
– Ты ремень пристегнул?
– Не надо! – завопил Шнобель.
Я резко снизил скорость и стал принимать вправо, но машина дорожного патруля пролетела мимо. По своим делам.
– Везунчик, – сказал Шнобель. – Мне бы так, иван. Кстати, я тут кое-что узнал про новенькую... Выдающаяся личность, честное слово!
– И что?
– Как это что? Ты должен ее обаять в кратчайшие сроки!
– Зачем?
– Чтобы она не стуканула! Это же классика!
– Да она и так не стукнет, – сказал я. – Мне показалось, она не из стукливых...
– Стукнет, не стукнет, а подстраховаться надо, в таких делах нечего рисковать. Так что давай, действуй, обаяй! У нее, кстати, имя по твоей части. Аэрокосмическое. Ее зовут Лара, кстати.
– Как?
– Лара. Лариса. Если на наш язык переводить, то Чайка. Красивое имя. Летчицкое.
Шнобель облизнулся.
– Да и сама она ничего. Такая... Слушай, Кокос, бросай эту дуру Мамайкину...
Оставшиеся три километра Шнобель учил меня жизни. Надо бросить морально устаревшую и умственно непродвинутую Мамайкину и плотно заниматься загадочной Ларой. Что такое Мамайкина? Пошлая красавица второго ряда...
– Но-но, – предупредил я, – не перегибай палку, Мамайкина все-таки моя герлфренд, я ее люблю до гроба.
– Иван! Да ты человек эпохи Ренессанса! Ты хочешь вступиться за честь своей дамы?
– А как у нее фамилия? – спросил я.
– Мамайкина. У нее фамилия Мамайкина...
– Да при чем тут Мамайкина?! У нее какая фамилия?
– Да при чем тут фамилия? Фамилию она возьмет твою...
Ну, и так далее.
Глава 4
Отсутствие разменной монеты
– ...не может больше продолжаться! – услышал я и остановился.
Дверь в кабинет Зучихи была приоткрыта. Через щель была видна невеселая спина новенькой.
«77» и «D. Racing».
Новенькая стояла, понуро ссутулившись, смотрела в окно, изучала повадки жирующих на подоконнике воробьев. Глаз из-под фиолетовых очков не было видно, но мне показалось, что она смотрит все-таки на воробьев. Я прижался к стене и сдвинулся поближе к дверной щели. Интерес пробил.
– Понимаешь, – педагогическим голосом говорила Зучиха, – понимаешь, мы не можем освободить тебя от физкультуры только потому, что тебе не хочется ее посещать. У нас Лицей, у нас всестороннее образование. Факультативы по этикету, факультативы по бальным танцам, факультатив по веб-дизайну. Это же очень интересно! Скоро ознакомительный визит в манеж...
Зучиха сидела за своим широким рабочим столом. Прямо перед ней располагался раскрытый ноутбук. Иногда она водила мышкой, озабоченно смотрела в экран и хмурила брови. Ходили упорные слухи, что Зучиха прямо во время рабочего дня совершает сделки на электронном валютном рынке и имеет с этого ежедневно чуть ли не тысячу долларов чистой прибыли. Но я знал, что это не так. Ничем она не торговала. Она вообще не умела пользоваться компьютером. Однажды я переносил в ее кабинет Большую российскую энциклопедию из библиотеки, а самой гауляйтерши на месте не было. А ноутбук был. Я сгрузил энциклопедию в угол и быстренько заглянул в комп. Ноутбук не работал. И еще из-под него виднелась бумажка.
Памятка, как компьютер включать и как его выключать.
Вот и сейчас, отчитывая новенькую, Зучиха поглядывала в экран и щелкала мышкой. На столе лежала книжица из серии «Жемчужины философской мысли», у нас тоже такая серия была – мать выписывала, но не читала из-за недостатка времени.
Я напряг зрение и увидел, что это «Государь» [3] . Из «Государя» торчала закладка, «Государь» прилежно изучался.
– Современная парадигма среднего образования предполагает продвижение европейских образовательных стандартов. Бальные танцы, основы программирования – это лишь малая часть того... – продолжала ездить по ушам Зучиха.
Зучиха любила умничать. Она метила на место директора, читала много педагогической литературы и сборников афоризмов, платье носила строгое, очки за двести долларов. А директор наша, Ирина Николаевна, на работе появлялась редко, потому что болела там чем-то. Ирина Николаевна была классная, но я не видел ее уже месяц или больше.
Зучиха разглагольствовала.
Вообще она завуч. Если отбросить «ав», будет Зуч. Но поскольку она все-таки дама, то не Зуч, а Зучиха. Так вот.
Зучиха разливалась.
Новенькая никак не реагировала. Воробьи ее интересовали гораздо больше веб- дизайна и танцев. Я попробовал представить новенькую в бальном платье, не получилось.
Тогда я попробовал представить в бальном платье Мамайкину. И тоже не получилось. Тогда я стал представлять всех девочек класса по алфавиту и убедился в том, что бальное платье не шло ни одной. Зато почти всем поголовно шли джинсы, ботинки на толстой подошве и длинные свитера с оттянутыми рукавами.
Такое обстоятельство меня несколько озадачило. Чтобы наиболее объективно разобраться в данном вопросе я попытался представить в джинсах и свитере с сопливыми рукавами какую- нибудь историческую красавицу. На память сразу же пришла Наталья Гончарова, я по-быстрому загрузил опаловый образ из учебника литературы, затем обрядил его в вареные американские штаны и турецкий свитер с базара.
Получилось безобразно.
Времена меняются, подумал я. Вряд ли Наташка Гончарова в свои четырнадцать ходила на секцию рукопашной борьбы, играла на электрогитаре и по субботам стреляла из пистолета в тире.
Времена меняются, все меняется.
– Времена меняются, – продолжала Зучиха, – и мы должны шагать с ними в ногу. Современная девочка должна быть не только умной и красивой, она должна быть еще и сильной...
Я про себя хихикнул. Новенькая не любит физкультуру, смотри-ка ты. А с чего это она вдруг не любит физкультуру? Обычно физкультуру не любят те, кто любит всякую поэзию, на гитарке всякой любит бряцать собственные сочинения. Наверняка она тоже любит бряцать. Спрячется за гитару и наяривает там что-нибудь из репертуара «Рашн рок жив». Или кэсэпэ – клуб самодеятельной песни: соберемся, други, ночью у костра, будем песни булькать просто до утра...
Тоже, наверное, дура. Как Мамайкина. А то и хуже. Наверняка хуже. В такой дурацкой куртке еще бродит. Не могла себе куртку нормальную завести!
Зучиха тем временем продолжила свою лекцию, разошлась, как на профсоюзном митинге.
– У нас созданы все условия для гармоничного
