— И что же он вам сделал?
— Он меня обокрал.
— Он вас обокрал?
— Да… Обокрал. Подло обокрал!
— И что же он у вас украл? Часы? Бумажник? Носовой платок?
— Нет… Мой болид!
— А! Ваш болид! — закричала старая служанка, иронически смеясь, что было весьма неприятно мистеру Форсайту. — Ваш знаменитый болид! Которого вы больше никогда, никогда не увидите, как я думаю.
— Митс… Митс! Думай, о чем ты говоришь! — возразил мистер Форсайт.
На этот раз за живое был задет астроном.
Но ничто не могло остановить вышедшую из себя Митс, которую так и переполняло раздражение.
— Ваш болид, — повторила она, — вашу машину, разгуливающую наверху. И что же, разве она принадлежит вам больше, чем мистеру Хадлсону? Разве она не принадлежит всем? Любому, равно как и мне? Что, вы ее купили, заплатив из собственного кармана? Или она досталась вам по наследству? Или же, например, вам преподнес ее в подарок добрый Боженька?
— Замолчи… Митс… Замолчи! — закричал в свою очередь мистер Форсайт, поскольку больше не мог держать себя в руках.
— Нет, сэр, нет! Я не замолчу, а вы можете звать на помощь этого глупца Омикрона.
— Глупца Омикрона!
— Да… Глупца… Но он не заставит меня замолчать! Точно так же, как сам президент не смог бы заставить замолчать архангела, прилетевшего, чтобы от имени Всевышнего возвестить о конце света!
Был ли мистер Дин Форсайт настолько ошеломлен этой ужасной фразой, что его язык прилип к нёбу, не давая словам вырваться, а голосовая щель сжалась и более не могла выдавить ни звука? Достоверно известно лишь то, что ему не удалось ответить. Может быть, он и хотел в приступе гнева выставить старую служанку за дверь, но был просто не в состоянии произнести традиционное: «Уходите… Немедленно уходите! И чтобы я вас больше не видел!»
Впрочем, Митс и не послушалась бы. Можно не сомневаться, что, если бы она поймала хозяина на слове, то он пострадал бы больше всех. Ведь после сорока пяти лет службы хозяин и служанка не расстаются из-за какого-то злополучного метеора! Правда, если бы мистер Форсайт и мог в конце концов уступить в вопросе о болиде, то Митс ни за что бы не уступила в вопросе о бракосочетании Фрэнсиса Гордона и Дженни Хадлсон.
Однако этой сцене пора было окончиться, особенно в интересах мистера Дина Форсайта. Прекрасно понимая, что ему не удастся одержать верх, он искал пути к отступлению, но так, чтобы подобный маневр не слишком походил на бегство.
На этот раз на помощь ему пришло солнце. Внезапно ненастная погода прояснилась. Яркий луч проник сквозь стекла окон, выходивших в сад. По меньшей мере три дня лучезарное светило, спрятавшись за тучами, не показывалось жителям Уэйстона и, следовательно, взору двух важных персонажей, которые отчаянно мечтали о его появлении.
Нет ни малейших сомнений в том, что в этот момент доктор Хадлсон поднялся в свой донжон, если уже не был там, — именно такая мысль молниеносно пронеслась в голове мистера Дина Форсайта. Он представлял себе, как его соперник, согнувшись на площадке и припав к окулярам телескопа, рыщет по высоким сферам космического пространства, воспользовавшись благословенным просветом. Кто знает, может быть, метеор сейчас бороздит небо, величественно представ перед взором доктора?..
Мистер Форсайт больше не мог сдерживаться. На этот раз он не стал ждать, когда из башни раздастся голос Омикрона. Луч солнца произвел на него такое же впечатление, какое обычно он оказывает на шар, наполненный газом: он раздул его и увеличил восходящую силу. Теперь следовало подняться. И мистер Форсайт направился к двери. Для того чтобы закончить сравнение, скажем, что вместо балласта он отбросил весь гнев, накопившийся в нем против старой служанки.
Однако Митс стояла перед дверью и, казалось, не собиралась освобождать проход. Неужели возникнет необходимость хватать ее за руки, вступать в борьбу, прибегать к помощи Омикрона? Нет! Он нашел другой выход. Покинув столовую, он окажется в саду, в который выходит вторая дверь башни, не охраняемая никаким цербером,[74] ни женского, ни мужского пола-Но в подобном маневре не возникло необходимости. Несомненно, старая служанка была измотана усилиями, по крайней мере, физическими, которые ей пришлось приложить. Хотя ей было не привыкать читать хозяину морали, однако никогда прежде она не делала это столь пылко. Чаще всего она сердилась на забывчивость мистера Форсайта, небрежность его туалета, частые опоздания к трапезе, пренебрежение мерами предосторожности в холодную погоду, что приводило к простудам и ревматизму. Но на сей раз возникла гораздо более серьезная проблема. Она целиком занимала сердце добрейшей Митс, боровшейся ради своего любимого Фрэнсиса, а также ради столь же дорогой Дженни.
Коли поразмыслить над жестокими словами, сказанными мистером Форсайтом в адрес доктора Хадлсона, которого он считал обыкновенным вором, разве нельзя было опасаться, что ситуация со дня на день обострится еще больше? Противники не покидали своих домов — пусть! Они не наносили друг другу визитов — тоже куда ни шло. Но если случай столкнет их лицом к лицу на улице или у общих знакомых, чем закончится подобная встреча? Безусловно, скандалом, который приведет к окончательному разрыву отношений между семействами. Вот чему следовало воспрепятствовать в первую очередь. Именно такую задачу и стремилась выполнить старая служанка. Не менее важным было и то, что Митс предупредила своего хозяина: в данном вопросе она не отступит «ни на шаг».
Митс сошла с места, занимаемого у двери, и бессильно опустилась на стул. Проход стал свободен. Мистер Дин Форсайт, дрожа от мысли, как бы завеса облаков вновь не закрыла собой солнце, притом, возможно, на весь день, сделал шаг, намереваясь выйти из столовой.
Митс не шевелилась. Однако едва открылась дверь, в тот самый момент, когда ее хозяин проскальзывал в коридор, ведущий к подножию башни, сказала:
— Мистер Форсайт, запомните хорошенько: свадьба Фрэнсиса Гордона и Дженни Хадлсон состоится, причем состоится в точно назначенное время. Это произойдет 31 числа текущего месяца. У вас всё будет — и белая рубашка, и белый галстук, и белый жилет, и черные брюки, и черный фрак, и светло-желтые перчатки, и лакированные туфли, и цилиндр… Впрочем, там буду и я!
В ответ мистер Дин Форсайт не произнес ни единого слова и торопливыми скачками устремился вверх по лестнице, ведущей в башню.
А добрейшая Митс, поднявшаяся, чтобы произнести ультиматум, вновь упала на стул и склонила голову. Из ее глаз скатилось несколько крупных слезинок.
Глава восьмая,
Тем временем погода постепенно налаживалась. Во второй весенний месяц барометр, казалось, решил отдохнуть, причем весьма заслуженно — после стольких-то зимних волнений. Его стрелка, уставшая от частых колебаний, повышений и понижений, которые ей пришлось испытать, с удовольствием установилась над отметкой «переменно». Итак, астрономы могли рассчитывать на череду погожих дней и ясных ночей, благоприятствующих их столь ценным и скрупулезным наблюдениям.
Разумеется, благоприятные атмосферные условия способствовали также работам, проводимым в донжоне и на башне. В ночь с 20 на 21 мая болид пересек горизонт Уэйстона с северо-востока на юго-запад и был одновременно замечен обоими соперниками.
— Это он, Омикрон, это он! — закричал мистер Дин Форсайт в 10 часов 37 минут вечера.
— Он самый, — подхватил Омикрон, встав на место хозяина у окуляра телескопа, и добавил: —
