лицом к лицу.
К глубочайшему отчаянию миссис Хадлсон, ее дочерей, Фрэнсиса Гордона и добрейшей Митс, возникал не только вопрос честолюбия, но и вопрос выгоды, который предстояло решить мировому судье, допуская, что он компетентен в таком деле. Понятно, что магистрат не мог не испытывать затруднений, когда ему предстояло рассудить двух тяжущихся. Но, верный своему мандату, он, вероятно, попытается примирить стороны. Если ему это удастся, то не будет преувеличением сказать, что он поставит рекорд по примирению в мировых судах Америки.
В начале заседания было быстро покончено с некоторыми другими делами, и стороны, грозившие друг другу кулаком, покинули зал, взявшись под руку, к величайшему удовлетворению мистера Прота. Поступят ли так же два противника, которые вскоре предстанут перед ним? На это была лишь слабая тень надежды.
— Следующее дело? — спросил судья.
— Форсайт против Хадлсона и Хадлсон против Форсайта, — объявил секретарь.
Именно так было записано в реестре дел, подлежавших слушанию.
— Пусть подойдут ближе, — произнес судья, приподнявшись в кресле.
Каждый из противников вышел из рядов окружавших его сторонников. Они стояли лицом к лицу, пренебрежительно оглядывая друг друга, с горящими глазами, плотно сжатыми кулаками, словно две пушки, заряженные до самого жерла и готовые произвести двойной залп от малейшей искры.
— О чем идет речь, сэр? — спросил судья Прот тоном человека, который прекрасно осведомлен, о чем идет речь.
Первым взял слово мистер Дин Форсайт. Он произнес:
— Я пришел, чтобы предъявить свои права…
— А я — свои, — немедленно возразил мистер Хадлсон, резко перебивая соперника.
И тут же начался оглушительный дуэт. Можно было не сомневаться, что певцы пели не в терцию[104] и не в сексту,[105] а наперекор всем законам гармонии.
Мистер Прот вмешался, поспешно застучав по столу ножом из слоновой кости, как это делает дирижер своей палочкой, чтобы прервать невыносимую какофонию.
— Объясняйтесь по очереди, господа, — сказал он. — В соответствии с алфавитным порядком я сначала предоставляю слово мистеру Форсайту, фамилия которого начинается на букву, предшествующую букве, с которой начинается фамилия мистера Хадлсона.
Кто знает, не испытал ли доктор в подобных обстоятельствах горькое сожаление, что фамилия поставила его в алфавите на восьмое место вместо шестого![106]
И мистер Дин Форсайт стал объяснять суть дела, в то время как доктор сдерживал себя ценой невероятных усилий.
В ночь со 2 на 3 апреля в 11 часов 37 минут 22 секунды мистер Дин Форсайт, ведя наблюдения из своей башни на Элизабет-стрит, заметил болид в момент его появления на северо-восточном горизонте. Он следил за ним все то время, пока тот находился в поле зрения, и следующим утром, на рассвете, послал телеграмму в обсерваторию Питтсбурга, чтобы сообщить о сделанном открытии и уточнить день для установления своего первенства.
Разумеется, доктор Хадлсон, когда настала его очередь говорить, дал аналогичное объяснение того, что касалось появления метеора, замеченного из донжона на Моррис-стрит, и телеграммы, посланной на следующий день в обсерваторию Цинциннати.
И все это было сказано с такой убежденностью, с такой точностью, что хранившая молчание и глубоко взволнованная аудитория, казалось, перестала дышать, ожидая ответа, который должен был дать магистрат на столь четко сформулированные требования.
— Это очень просто, — сказал мистер Прот как судья, умевший управлять весами правосудия и одним взглядом определявший, расположены ли чаши на одной и той же высоте.
Однако его слова «это очень просто» вызвали у присутствующих некоторое недоумение. Они казались совершенно не соответствовавшими ситуации. Это не могло быть «так просто»!
Тем не менее в устах мистера Прота эти слова имели большое значение. Все знали о справедливости его оценок, о точности выносимых им решений. И присутствующие не без волнения ждали объяснений.
Ждать пришлось недолго. Приведем буквальный текст, подчеркивая слова «принимая во внимание», как если бы речь шла о судебном решении:
Принимая во внимание, с одной стороны, что мистер Дин Форсайт заявил об открытии в ночь со второго на третье апреля болида, который пересекал воздушное пространство над Уэйстоном, в одиннадцать часов тридцать семь минут двадцать две секунды вечера;
Принимая во внимание, с другой стороны, что мистер Стэнли Хадлсон заявил о присутствии того же болида в тот же час, те же минуты и те же секунды…
— Да! Да! — закричали сторонники доктора, яростно размахивая руками.
— Нет! Нет! — давали отпор сторонники мистера Форсайта, топая по полу ногами.
Когда оглушительный шум, не вызвавший у мистера Прота ни малейшего проявления раздражения, улегся, он продолжил:
И принимая во внимание, что это дело целиком и полностью основывается на вопросе о секундах, минутах и часе, вопросе, который можно рассматривать как сугубо астрономический и который не подпадает под действие нашей исключительно юридической компетенции;
По этим причинам мы признаем себя некомпетентными в данном вопросе.
Очевидно, магистрат не мог ответить иначе. А поскольку было ясно, что никто из противников не смог бы предоставить абсолютные доказательства того, что был первым, указав точное мгновение, когда, как он уверял, увидел метеор, казалось, что их требованиям суждено остаться без последствий и им ничего не остается, как уйти несолоно хлебавши, и отныне не следует даже опасаться, как бы они не прибегли к насилию друг против друга.
Однако ни их сторонники, ни сами астрономы-любители не желали, чтобы дело закончилось подобным образом. И если мистер Прот надеялся, что из-за невозможности добиться примирения он выпутается, объявив себя некомпетентным, то этой надежде, видимо, не суждено сбыться.
Действительно, посреди единодушного ропота, встретившего его решение, раздался голос. Голос, принадлежавший мистеру Форсайту.
— Я требую слова! — заявил он.
— Я тоже требую слова! — добавил доктор.
— Хотя я отнюдь не собираюсь пересматривать свое решение, — ответил магистрат тем любезным тоном, каким говорил даже в самых трудных обстоятельствах, — хотя этот вопрос, повторяю, выходит за рамки моей компетенции как мирового судьи, я охотно предоставлю слово мистеру Дину Форсайту и доктору Хадлсону при условии, что они согласятся выступать друг за другом.
Но требование уступить даже в этом вопросе оказалось для противников чрезмерным. Они принялись отвечать хором с прежней говорливостью, с прежней несдержанностью, не желая отставать друг от друга ни на слово, ни на слог.
Мистер Прот почувствовал, что лучше дать им высказаться, чем закрывать заседание, что, впрочем, казалось ему неподобающим в отношении двух достойных личностей, занимавших высокое положение в уэйстонском обществе. К тому же судье удалось уловить смысл их нового спора: теперь речь шла не об астрономическом вопросе, а о вопросе выгоды, о заявке на собственность.
Одним словом, поскольку болид в конце концов должен упасть, он упадет, и в таком случае кому он будет принадлежать? Мистеру Дину Форсайту? Доктору Хадлсону?
— Мистеру Форсайту! — кричали сторонники башни.
— Доктору Хадлсону! — вопили сторонники донжона.
Мистер Прот, добродушная физиономия которого озарилась очаровательной улыбкой философа, любезным жестом потребовал тишины в зале. Весь вид мирового судьи показывал, что с ответом у него не
