провели в холл, в котором преобладали уже серый и зеленый тона, и там приняли у них шляпы и перчатки. Рэмси взял ее руку и положил себе на локоть так, словно Пруденс ему принадлежала. Пруденс успела заметить только, что основным мотивом в рисунке обоев были драконы, но больше ничего не запомнила, кроме тепла руки Легкомысленного Рэмси, ощущаемого ею сквозь шелковую ткань рукава.
Из холла через широкие двери они попали в необычайно длинную галерею, ведущую в сердце здания. Это было удивительное место. Стены были выкрашены в розовый, как персик, цвет и расписаны нежно-голубыми птицами и бамбуковыми деревьями. По сравнению с холодной зеленью холла галерея, казалось, излучала свет и тепло своей цветовой гаммой и необычной росписью. Она напоминала шкатулку для драгоценностей с диковинным узором. Пруденс не могла оторвать глаз от стен, вдоль которых в аркообразных нишах были помешены фигуры мандаринов в натуральную величину, одетых в настоящие восточные одежды. Они производили впечатление зарубежных гостей, из которых сделали чучела и выставили их на всеобщее обозрение. Она бросила взгляд на Рэмси. Может, из него тоже сделают чучело. Эта мысль ее позабавила. Он заслужил, чтобы его превратили в чучело.
Потом ее внимание привлек потолок, украшенный замысловатыми резными украшениями из бамбука, с которых свисали деревянные колокольчики. В сводчатых высотах располагались стрельчатые световые люки с цветным стеклом, которые сейчас, на фоне вечернего неба, трудно было разглядеть. Галерея освещалась китайскими фонариками, свисавшими с высоких резных столбов и отбрасывавшими на стены причудливые тени. Многочисленные зеркала в бамбуковых же, судя по их виду, рамах ловили и множили свет фонарей.
Пруденс была поражена. Она даже не заметила, что больше не опирается на руку Рэмси. Это было необыкновенное место. Такое с трудом поддается воображению.
– Ну, что вы обо всем этом думаете? – спросила Грейс.
Пруденс понравилась Грейс Рэмси. Она вела себя настолько естественно, что в ее обществе Пру не испытывала ни малейшей неловкости.
– У меня такое чувство, будто меня увезли за океан, причем мне даже не пришлось страдать от морской болезни.
Грейс засмеялась.
– Хорошо сказано, мисс Стэнхоуп. Пойдемте, я покажу вам свою любимую фигуру в этой галерее.
Грейс взяла Пру за руку и подвела к ближайшей из одиннадцати фигур, расставленных вдоль стен. Стоявшая на пьедестале в два с половиной фута высотой фигура изображала старика в замысловатом придворном восточном костюме, с мудрым раскрашенным лицом и волосами, которые казались настоящими. Старик кивал ей головой.
– Ну разве он не прелесть? – сказала Грейс. – Мне кажется, он так хорош потому, что мастер учел мельчайшие детали.
К ним подошли братья Рэмси.
– У особ женского пола, бывающих здесь, любимым развлечением стало пробежать как можно быстрее по всей галерее и добиться того, чтобы все фигуры качали головами одновременно, – сообщил Ру.
Лорд Рэмси оценивающе посмотрел на Пруденс.
– Ваши формы, мисс Стэнхоуп, позволят вам совершить подобный подвиг?
Неужели он намекал на то, что знает ее формы не только по виду? Щеки Пруденс покраснели от охватившего ее гнева.
– По-моему, вы должны быть весьма подвижны, чтобы справляться с обязанностями гувернантки, – вежливо добавил Рэмси.
Пруденс сдержалась и не сказала в ответ просившуюся на язык грубость. Она будет держаться с холодным достоинством.
– Неужели дамы и в самом деле, уподобляясь неразумным девчонкам, бегают по комнате с одной-единственной целью – заставить фигурки качать головами? – Она посмотрела на Грейс, ожидая ее реакции.
Грейс засмеялась. У нее был приятный смех, но ни по выражению ее лица, ни по ее следующей реплике нельзя было определить, как она относится к подобной забаве.
– Вы и правда выглядите проворной. Может, поднимем юбки и побежим?
Их разговор прервало хихиканье двух дам из числа приглашенных и стук их каблуков, когда они, приподняв юбки, бросились бежать по галерее. Как можно было судить по реакции находившихся в галерее мужчин, эта забава полностью завладела их вниманием. Они завертели головами не хуже китайских фигур, однако было ясно, что гораздо больше, чем кивающие головами китайские мандарины, их привлекает мелькание нижних юбок и стройных лодыжек.
Единственным мужчиной, оставшимся равнодушным к этому зрелищу, был лорд Рэмси, который предпочел наблюдать за Пруденс.
Она посмотрела ему прямо в глаза.
– Поскольку делать из себя дуру мне нравится еще меньше, чем когда меня дурачат, я должна отказаться от участия в подобном виде спорта.
Ответный блеск в глубине серо-зеленых глаз сказал ей, что этот раунд она выиграла.
Однако Грейс Рэмси испортила удовлетворение, испытываемое ею от этой маленькой победы.
– Но, если иногда не валять дурака, жизнь становится чересчур скучной, правда, Чарльз?
И словно для того, чтобы придать большую весомость ее замечанию, принц-регент выбрал этот самый момент для появления перед гостями. Доверив свою величественную фигуру красивой бамбуковой лестнице в конце галереи, он начал спуск. Зная, как непрочен бамбук, и заметив, с каким трудом принц, страдавший от подагры и ходивший с обмотанной белой повязкой ногой, спускается по лестнице, Пруденс с беспокойством воззрилась на него широко раскрытыми глазами. Лорд Рэмси, который, казалось, читал ее мысли, успокоил ее, прошептав:
– Кованое железо.
Пруденс настороженно посмотрела на него. Она не доверяла своему кавалеру. Да и как можно доверять человеку, явившемуся на обед к принцу в чалме?
– Это только выглядит, как бамбук. – Он кивнул головой в странно-элегантном головном уборе в сторону лестницы, по которой принц без каких бы то ни было происшествий и даже без малейшего шума спустился вниз. – Я и сам забеспокоился, когда впервые увидел его спускающимся по этой лестнице.
Пруденс почувствовала себя глупо и смутилась. Она ожидала от Рэмси какой-то подковырки, а не этого признания основательности ее опасений. Еще больше ее озадачило то, что он счел нужным развеять их. Какая еще каверза скрывалась за этим? Она была слишком сердита на Рэмси, слишком настроена на то, чтобы выложить ему свои претензии, и не могла изменить мнение о нем из-за одного его доброго слова. Но все же она не могла просто взять и отмахнуться от его слов. Услышав их, она сразу вспомнила голос, который говорил с ней в банях Махомеда, мягкий голос, который ей понравился и которому она доверилась. Нельзя было отрицать, что сейчас она оказалась в мире, который был ей так же чуд, как и бани Махомеда, и что Легкомысленный Рэмси должен был стать ее проводником по этому миру.
Она не успела разобраться в своих чувствах. Принц, на голове которого красовался каштановый парик, уселся в специальное кресло, установленное у основания лестницы, и приказал слуге провезти его по всей галерее, чтобы он смог поприветствовать своих гостей перед обедом. Он ехал по комнате в своем на удивление бесшумном сооружении на колесах, вытянув перед собой негнущуюся забинтованную ногу, а за ним шла его нынешняя любовница, леди Хертфорд, сменившая леди Джерси, которая, в свою очередь, сменила в качестве фаворитки принца миссис Фитцгерберт. Женщине шел пятый десяток, никак не меньше, но годы не совсем лишили ее красоты. Пруденс с интересом смотрела на них. Это была еще одна диковина в этом доме, полном диковин. В
