Ночное дежурство организовали по обычной схеме. Двое друзей тут же погрузились в глубокий сон, тогда как Кхами стоял на часах до полуночи. Лланге не спалось. Растянувшись рядом, он следил за малейшими движениями своего протеже,[164] держал его руки в своих руках, прислушивался к его дыханию…
Каково же было изумление маленького туземца, когда часов в одиннадцать ночи вдруг послышалось:
— Нгора!.. Нгора!.. — как будто ребенок звал в полузабытьи свою мать.
Глава XI
ДЕНЬ ДЕВЯТНАДЦАТОГО МАРТА
Последняя стоянка отмерила, по их расчетам, двести километров пути. Половину его прошли пешком, половину — проплыли на плоту. Значит, столько же времени заберет и вторая часть маршрута?.. Нет, по мнению проводника, они должны пройти ее быстрее, если плавание не встретит препятствий.
На утренней заре погрузились на плот вместе с новым пассажиром, с которым Лланга ни за что не хотел расставаться. Он не терял надежды, что глаза у несчастного ребенка вот-вот раскроются.
Ни Джон Корт, ни Макс Губер ни секунды не сомневались, что найденное существо относится к семье четвероруких Африканского континента — павианов, горилл, шимпанзе, мандрил и прочих. Они даже и не собирались разглядывать его более пристально, уделять ему особое внимание. Лланга его спас, хотел держать при себе, как приблудную собачонку, — ну и пусть! Если он сделает из него своего «товарища», тем лучше, это говорит о добром сердце мальчика. В конце концов, если двое друзей усыновили маленького туземца, то почему же ему не дозволено приручить маленькую обезьянку?.. Скорее всего, она удерет в лес при удобном случае, покинет своего благодетеля с той жестокой неблагодарностью, на какую способны не только люди.
Правда, если бы Лланга сообщил Джону Корту и Максу Губеру, даже Кхами: 'Она разговаривает, эта обезьянка! Три раза она повторила слово 'нгора', — то их внимание пробудилось бы, и любопытство тоже. И, наверное, они с большим тщанием изучили бы этого малыша. Возможно, они бы открыли в нем представителя какой-то неизвестной доселе расы, например, расы говорящих четвероруких?..
Но Лланга молчал, полагая, что он мог ошибиться, неправильно расслышать. Он дал себе слово внимательно наблюдать за своим протеже, и если слово «нгора» или любое другое еще раз сорвется с его уст, то он немедленно скажет об этом своим друзьям.
Одной из причин, почему ребенок оставался под тентом, была попытка хоть немного покормить маленькое создание, сильно ослабевшее от длительной голодовки. Но сделать это было сложно: ведь обезьяны едят только фрукты и овощи. А у Лланги не было никаких плодов, одно лишь мясо антилопы, которое этим животным не подходит. Впрочем, довольно сильная лихорадка все равно не позволила бы малышу принять пищу, он оставался в сонливом, полубессознательном состоянии.
— Ну, как там твоя обезьянка? — спросил Макс Губер у Лланги через час после отплытия, когда тот вышел из-под тента.
— Все время спит, мой друг Макс…
— И ты хочешь держать ее при себе?
— Да… Если вы позволите…
— Не вижу никаких помех, Лланга… Но смотри, чтобы она тебя не оцарапала.
— О, мой друг Макс!
— Надо остерегаться! Они злобные, как кошки, эти твари!
— Но не этот!.. Он еще очень маленький! И личико у него такое нежное…
— Кстати, раз ты хочешь сделать из него своего товарища, то подумай об имени.
— Имя? Какое?
— Жоко, черт подери! Все обезьянки называются «Жоко»!
Очевидно, это имя не понравилось Лланге. Он ничего не ответил и возвратился под тент.
Утреннее плавание проходило в благоприятных условиях, люди не слишком изнывали от жары. Солнце не могло пробиться сквозь довольно плотный слой облаков. И с этим можно было себя поздравить, потому что река Йогаузена нередко бежала среди просторных полян, а близ берегов росли лишь редкие деревья. Почва постепенно вновь становилась болотистой. И потребовалось бы пройти с полкилометра влево или вправо, чтобы достичь ближайшего лесного массива. Особое опасение вызывало сумрачное небо: как бы не грянул очередной шквальный ливень, но пока что небеса не претворяли в жизнь свою тайную угрозу.
Водоплавающие птицы носились стаями над болотами, а жвачные животные почти не показывались на берегах, к величайшему неудовольствию Макса Губера. Дрофам и уткам он с большей радостью предпочел бы антилоп. Вот почему с карабином на изготовку, заняв позицию в передней части плота, Макс Губер, словно охотник в засаде, жадным взором ощупывал берег, к которому они приближались, следуя капризам речного течения.
Но им по-прежнему придется довольствоваться птичьими лапками и крылышками за завтраком. В общем-то ничего удивительного в том, что уцелевшим участникам экспедиции португальца Урдакса надоела однообразная пища. Каждый день неизменное мясо, отварное, жареное или печеное, каждый день чистая вода, и ни фруктов, ни хлеба, ни соли. Очень редко — рыба. Им не терпелось поскорее добраться до первых миссионерских колоний, где все эти лишения скоро будут забыты благодаря великодушному гостеприимству хозяев.
В этот день Кхами безуспешно искал подходящее место для высадки. Берега, ощетинившись гигантским тростником, казались неприступными. Да и как высаживаться на болотистую, полузатопленную почву?.. И плот не прерывал своего медленного движения.
Так они плыли до пяти часов. Коротая время, Джон Корт и Макс Губер болтали о дорожных приключениях, вспоминая различные события, случившиеся после отъезда из Либревиля, увлекательные и удачные охотничьи вылазки в верховьях Убанги, охоту на слонов и сопряженные с нею опасности, которых им удавалось счастливо избегать в течение двух месяцев, затем спокойный обратный путь до тамариндового холма, бродячие огни, появление ужасного стада толстокожих, их атаку на караван, носильщиков- дезертиров, Урдакса, погибшего после падения дерева, погоню за ними слонов, захлебнувшуюся на опушке Великого леса…
— Печальный финал так удачно начатой экспедиции! — заключил Джон Корт. — И кто знает, не последует ли за ним еще один, не менее катастрофический?
— Возможно, однако, на мой взгляд, маловероятно, милый Джон!
— И в самом деле, я, наверное, преувеличиваю!
— Ну конечно, в этом лесу не больше тайн, чем в великих лесах далекого Запада! Нам нечего опасаться даже атаки краснокожих… Здесь нет ни кочевых, ни оседлых племен, ни шилу, ни денкас, ни монбуту, всех этих ужасных племен, которые опустошают северо-восточные регионы с криками 'Мяса! Мяса!..', как убежденные антропофаги… Их нет здесь! И эта речка, которой мы дали имя доктора Йогаузена, чьи следы мне так хотелось бы найти, спокойна и надежна и приведет нас без лишних хлопот к своему слиянию с Убанги…
— С той самой Убанги, мой дорогой Макс, до которой мы бы прекрасно добрались, пойди мы вокруг леса по совету бедняги Урдакса, и произошло бы это в удобной повозке, где всего бы нам хватило в избытке до самого конца путешествия!
— Вы правы, Джон, это было бы гораздо лучше! Решительно, этот лес не представляет никакого интереса, самый банальный лес, не стоило сюда и забираться! Деревья, деревья, и ничего больше! Однако же сначала он пробудил мое любопытство… Вы помните эти бегающие огни, которые освещали опушку, эти факелы, светившие сквозь ветви деревьев… А потом — никого! Куда же, к черту, могли провалиться эти негры? Я начинаю иногда их искать в кронах баобабов, шелковиц тамариндовых деревьев и прочих лесных гигантов… Ничего!.. Ни единого человеческого существа!
