они чутко прислушивались, готовые броситься наутек в случае необходимости.
Ни единого звука не долетало ни изнутри, ни снаружи.
Макс Губер первым переступил порог. Остальные последовали за ним и затворили за собою дверь.
Дом состоял из двух смежных комнат, это и были все апартаменты [211] Мсело-Тала-Тала.
Ни души в первой из них, абсолютно темной.
Кхами приложил ухо к двери, ведшей в соседнюю комнату, неплотно закрытая створка оставила щель, сквозь которую пробивалась слабая полоска света.
Йогаузен был там. Он растянулся во всю длину, полулежа на диване. Ясно, что эта вещь, как и другие предметы меблировки, находившиеся в комнате, прежде служила доктору в его лесной клетке и прибыла в Нгалу одновременно с ним.
— Войдем! — сказал Макс Губер.
Доктор Йогаузен повернул голову на шум, приподнялся… Наверное, он только что пробудился от глубокого сна. Как бы там ни было, он не подал никакого знака, что появление визитеров[212] замечено и произвело на него какое-то впечатление.
— Доктор Йогаузен! Мои компаньоны и я, мы свидетельствуем свое глубочайшее почтение Вашему Величеству! — начал Джон Корт по-немецки.
Доктор ничего не ответил. Может, он не расслышал? Или ничего не понял? Быть может, он позабыл свой родной язык после трехлетнего пребывания у этих лесных жителей?
— Вы меня слышите? — громко повторил Джон Корт. — Мы иностранцы, которых силой привели в деревню Нгалу…
Никакого ответа.
Монарх смотрел на иностранцев, не видя, слушал их, не слыша. Он даже не пошевелился, как будто пребывал в состоянии полного отупения.
Макс Губер подошел к нему, не проявляя излишнего почтения к суверену Центральной Африки, взял его за плечи и весьма энергично тряхнул.
Его Величество скорчил гримасу, которой позавидовала бы самая большая кривляка из мандрил Убанги.
Макс Губер встряхнул его снова.
Его Величество показал язык.
— Да он, видать, спятил? — догадался Джон Корт.
— Черт подери, и вправду спятил, хоть вяжи! — воскликнул Макс Губер.
Да… доктором Йогаузеном овладела душевная болезнь. Выбитый из равновесия уже при расставании с Камеруном, он совершенно потерял разум после прибытия в Нгалу. И кто знает, быть может, именно из-за этого слабоумия его и провозгласили королем вагди? Разве у индейцев Дальнего Запада или у дикарей Океании безумие не почитается больше, чем мудрость, а сумасшедший не кажется им святым существом, хранителем божественной силы?
Так или иначе, а правда заключалась в том, что бедняга лишился разума. Вот почему он не обратил внимания на чужаков в деревне и не признал во французе и американце людей своей расы, столь отличной от вагдийской.
— Нам остается только одно, — сказал Кхами. — Мы не можем рассчитывать на вмешательство этого психа, чтобы нам вернули свободу!
— Конечно нет! — согласился Джон Корт.
— А эти твари ни за что нас не отпустят! — воскликнул Макс Губер. — Коль такое дело и нам выпадает счастливый шанс для побега, то бежим немедля!
— Сию же минуту! — подхватил Кхами. — Воспользуемся ночной темнотой…
— И состоянием, в котором пребывают сейчас эти полуобезьяны, — добавил Джон Корт.
— Идем, — сказал Кхами, — направляясь в первую комнату. — Попробуем спуститься по лестнице и бросимся в лес.
— Решено, — поддержал Макс Губер, — но доктор…
— Что доктор? — переспросил Кхами.
— Мы не можем оставить его в этом полуобезьяньем царстве! Наш долг — освободить его.
— Ну, разумеется, мой дорогой Макс, — одобрил Джон Корт. — Но ведь несчастный невменяем… еще станет сопротивляться… А если он откажется следовать за нами?
— Сделаем попытку, по крайней мере, — сказал Макс Губер, подойдя к несчастному.
Этого увесистого мужчину и так нелегко было сдвинуть с места, а уж если он воспротивится, то как его выдворить из хижины?
Кхами и Джон Корт, помогая Максу Губеру, подхватили доктора под руки. Но он, все еще очень сильный, оттолкнул их и распластался во всю длину, дрыгая ногами, как перевернутый на спину краб.
— Черт возьми! — воскликнул Макс Губер. — Да этакого кабана и втроем не осилишь…
— Доктор Йогаузен! — в последний раз отчаянно воззвал Джон Корт.
Вместо ответа Его Величество Мсело-Тала-Тала почесался совершенно по-обезьяньи.
— Ей-богу, — в сердцах проговорил Макс Губер, — от этого животного в человеческом облике не добьешься ровным счетом ничего! Он превратился в обезьяну… ну и пускай остается обезьяной, пускай и впредь царствует над обезьянами!
Оставалось только покинуть королевское жилище. К несчастью, Его Величество Мсело-Тала-Тала, продолжая невообразимо гримасничать, вдруг принялся вопить, да так пронзительно, что его наверняка услышали бы, находись вагди поблизости.
С другой стороны, всё решали считанные секунды, и потерять время означало упустить благоприятный случай. Рагги с его воинством могли вот-вот примчаться. Положение иностранцев, захваченных в жилище Мсело-Тала-Тала, было бы ужасно, и им пришлось бы отказаться от всякой надежды на свободу…
Итак, Кхами и его друзья спешно расстались с доктором Йогаузеном и, растворив дверь, без оглядки устремились прочь.
Глава XVIII
ВНЕЗАПНАЯ РАЗВЯЗКА
Фортуна[213] улыбнулась беглецам. Весь этот шум внутри дома никого не привлек. Площадь оставалась пустынной, как и прилегающие улицы. Но трудность заключалась в том, чтобы сориентироваться в непроглядном ночном лабиринте, пробраться между ветвями, самым коротким путем достичь лестницы Нгалы.
И вдруг Ло-Маи, словно из-под земли, предстал перед Кхами и его спутниками. Его сынишка сопровождал отца. Малыш заметил европейцев, направлявшихся к хижине Мсело-Тала-Тала, и поспешил предупредить об этом отца. Последний, заподозрив что-то неладное, какую-то угрозу своим друзьям, кинулся им навстречу. Когда он понял, что те задумали побег, то предложил им помощь.
Вот это была удача! Самим бы им дороги не отыскать.
Но когда они вышли к лестнице, то испытали большое разочарование. Вход охраняла дюжина воинов во главе с Рагги.
Пробить себе дорогу вчетвером — много ли у них шансов на успех?
Макс Губер понял, что настало время заговорить карабинам. Рагги с двумя воинами уже устремились к нему. Отступив на несколько шагов, француз выстрелил в группу.
Пораженный в самое сердце, Рагги свалился замертво.
Было ясно, что вагди никогда не видели огнестрельного оружия и не знали о производимом им действии. Гром выстрела и смерть Рагги вызвали у них неописуемый ужас. Их бы меньше поразила молния,
