царили мир и покой.
На шестой день Бурман принес радиограмму в каюту командира, положил ее на стол и остановился, ожидая реакции Макнаута. Лицо радиоофицера так и сияло, что легко можно было объяснить содержанием радиограммы:
— Назад на Землю, — прокомментировал Макнаут со счастливым лицом, — Капитальный ремонт означает по меньшей мере месяц отпуска. — Он перевел взгляд на Бурмана. — Передай дежурным офицерам мое приказание: отправиться в город и немедленно вернуть на борт корабля весь личный состав. Когда команда узнает причину тревоги, они побегут, сломя голову.
— Так точно, сэр, — ухмыльнулся Бурман.
И спустя две недели, когда Сирипорт остался далеко позади, а Солнце уже виднелось как крошечная звездочка в носовом секторе звездного неба, все продолжали улыбаться. Еще одиннадцать недель полета, но на этот раз лишения были оправданы. Летим домой! Ура!
Улыбки внезапно исчезли в капитанской рубке, когда Бурман явился однажды с неприятным открытием. Он вошел в рубку и остановился посредине комнаты, жуя нижнюю губу и ожидая, пока капитан окончит запись в бортовом журнале.
Наконец Макнаут окончил запись, оттолкнул журнал, увидел Бурмана и нахмурился.
— Что с тобой случилось? Живот болит или что другое?
— Никак нет, сэр. Я просто размышлял.
— А что, это так болезненно?
— Я размышлял, — продолжал Бурман похоронным тоном. — Мы возвращаемся на Землю для капитального ремонта. Знаете, что это означает? Мы уйдем с корабля, и орда экспертов оккупирует его. — Он посмотрел на окружающих с трагическим выражением на лице. — ЭКСПЕРТОВ, я сказал.
— Конечно, экспертов, — согласился Макнаут. — Оборудование не может быть установлено и проверено группой кретинов.
— Потребуется что-то большее, чем знания и квалификация, чтобы установить и отрегулировать офес, — напомнил Бурман, — Для этого нужно быть гением.
Макнаут откинулся назад, как будто к его носу поднесли головешку.
— Святой Иуда! Я совсем забыл об этой штуке. Когда мы вернемся на Землю, вряд ли мы сумеем потрясти этих парней своими познаниями особенностей офеса.
— Нет, сэр, не сумеем, — подтвердил Бурман. Он не прибавил слова «больше», но его лицо как бы говорило: «Ты впутал меня в эту грязную историю. Ты должен теперь спасти меня».
Он подождал несколько мгновений, пока Макнаут что-то лихорадочно обдумывал, затем спросил: — Так что вы предлагаете, сэр?
Медленно лицо Макнаута озарилось довольной улыбкой, и он ответил:
Разбери этот дьявольский прибор и кинь его в дезинтегратор.
— Это не решит проблемы. У нас все еще будет не хватать одного офеса.
— Нет, не будет. Я собираюсь — сообщить о его гибели в связи с непредвиденными обстоятельствами и трудными условиями космического полета. — Он выразительно подмигнул Бурману. — Мы находимся сейчас в свободном полете. — С этими словами он протянул руку за блокнотом с бланками радиограмм и написал, не замечая ликующего выражения на лице Бурмана:
Бурман выбежал из капитанской рубки и немедленно радировал послание капитана Земле. На следующее утро, когда он снова вбежал в рубку, он выглядел озабоченным и встревоженным.
— Циркулярная радиограмма, сэр, — объявил он, тяжело дыша, и всунул послание в протянутую руку капитана.
— Случилось что-то серьезное, — заметил Макнаут, ничуть не обеспокоенный. Он лениво встал и двинулся в штурманскую рубку. Там он посмотрел на карты, набрал номер на внутреннем телефоне и, когда Пайк на другом конце провода поднял трубку, распорядился: — Принят сигнал тревоги. Всем кораблям дан приказ приземлиться. Нам придется повернуть к космопорту Закстедпорт, примерно в трех летных днях отсюда. Немедленно изменить курс. Семнадцать градусов на правый борт, наклонение десять. — Он бросил трубку и проворчал: — Мне никогда не нравился Закстедпорт. Вонючая медвежья дыра. Пропал наш месячный отпуск. Представляю, какое настроение будет у команды. Впрочем, я не могу их винить в этом.
— Как вы думаете, что случилось, сэр? — спросил Бурман. Он выглядел каким-то неспокойным и удрученным.
— Это одному богу известно. Последний раз циркулярная радиограмма была послана семь лет тому назад, когда Старайдер взорвался на полпути между Землей и Марсом. Штаб приказал всем кораблям оставаться на Земле, пока они расследовали причины катастрофы. — Он потер подбородок, подумал немного и продолжал: — А перед этим была разослана циркулярная радиограмма, когда вся команда к. к. «Блоуган» сошла с ума. Что бы это ни было, это серьезно. Рано или поздно нам сообщат об этом. Мы узнаем о причине еще до того, как достигнем Закстеда.
Действительно, им сообщили. Уже через шесть часов Бурман ворвался в капитанскую рубку с лицом, искаженным от ужаса.
— Что теперь произошло? — потребовал Макнаут, сердито глядя на радиоофицера.
— Этот офес, — едва выговорил Бурман. Его руки конвульсивно дергались, как будто он сметал невидимых пауков.
— Ну и что?
— Это была опечатка. В инвентарном списке должно было быть написано «оф. пес».
Командир смотрел на Бурмана непонимающим взглядом.
— Оф. пес? — переспросил он, произнося слово, как ругательство.
— Смотрите сами. — С этими словами Бурман бросил радиограмму на стол и стремительно выскочил из рубки, забыв закрыть дверь.
Макнаут недовольно хмыкнул и взглянул на радиограмму.
Закрывшись в своей каюте, Макнаут начал грызть ногти. Время от времени он, скосив глаза, проверял, сколько осталось, и продолжал грызть.
Валентин Иванов-Леонов
ИСПЫТАНИЕ
Африканец лет тридцати пяти быстро шагал в шумной разноплеменной толпе. Англичане и буры, арабы и китайцы, индейцы и греки — все спешили куда-то, говорили громко. В Иоганнесбурге всегда все спешат, все чем-то озабочены. Генри Мкизе старался не привлекать к себе внимания. Причины для этого были: его искала полиция. Широко поставленные глаза Мкизе выискивали шпиков в толпе. За последнее время он научился распознавать их почти безошибочно.
Вечернее солнце глядело в щель между небоскребами. Красное пламя полыхало в окнах домов, металось по стеклам мчащихся автомобилей. С песчаных отвалов золотых рудников ветер тянул над городом кисейную занавесь пыли.
