продолжается с 1717 г. до наших дней, все более разрастаясь как по своей силе, так и по ширине захваченных интересов. Шобер и Мессершмидт были немцами, но отдали России всю свою жизнь и были почти совершенно неизвестны у себя на родине,313 где не было приложения их силам. Их имена должны быть запомнены нами — продолжателями начатого ими дела.
Судьба этих исследователей во многом была схожая. Их работы не были закончены и никогда не увидели света в полном виде. Однако они вошли в жизнь — хотя и после их смерти — еще в XVIII в. и не исчезли бесследно.
Шобер и Мессершмидт не были равноценными лицами. Оба были точными наблюдателями-врачами. Но в то время как Шобер представлял из себя довольно ординарного точного и добросовестного работника, лишенного широких идей, Мессершмидт имел все данные сделаться великим натуралистом. Это был великий неудачник.
Готлиб Шобер 314 родился в Лейпциге в 1670 г. Он рано ушел из Германии и получил научное образование в Голландии, в Утрехте. Отсюда он перешел на шведскую службу и жил в Нарве и Ревеле. Вернувшись позже в Саксонию, он в ней не ужился и в 1713 г. перешел в качестве лейб-медика на службу в Россию. Позже — недолго — он был в числе пяти врачей членом высшей Медицинской коллегии, заместившей архиатера (1730-1731),315 заведовал аптеками в Москве, но конец жизни провел частным врачом, женившись па местной немке. Он умер в Москве в 1739 г., не успев издать свои работы. Шобер был впервые послан Петром в 1717 г. по Волге к Каспийскому морю, и одной из его задач было исследование теплых источников на Тереке. Но попутно Шобер собрал большой материал по естественной истории Волжского бассейна, обратил внимание и первым исследовал серные воды около Самарской Луки — теперешний Серноводск, занимался изучением рыб и растений Поволжья. Это были первые сведения о растениях средней России. Род Nitraria до сих пор сохраняет память открывшего его Шобера.316 Кроме этого первого путешествия, Шобер сделал и другое в качестве врача для исследования эпидемической болезни, охватившей Московскую и частью Нижегородскую губернии. Шобер объяснил ее употреблением пораженного головней хлеба.317 Несомненно, Шобер вел и другие работы — так, ему принадлежит оставшаяся неизданной работа по флоре Москвы (1736), бывшая в руках Линнея.318 Это, кажется, первая работа в области флоры Москвы, сделанная до Буксбаума.
Шобер работал всю жизнь над сведением в одно целое своих наблюдений над природой Поволжья — бассейна Волги и Северного Кавказа. Он собрал материал для этого лично и получил ряд данных путем расспросов. В Москве это была первая научная работа, шедшая за тридцать лет до основания Московского университета.
После смерти Шобера рукопись его «Memorabilia russico-asiatica была послана наследниками в Голландию для печати, но напечатана не была.319 Лишь в 1760-1763 гг., больше чем через 20 лет после его смерти, Миллер напечатал на русском языке отрывки из этой работы и дал по-немецки подробное извлечение Шлецера из главного труда по рукописной копии, снятой приятелем Шобера врачом Лерхе.320 Уже в это время работа Шобера, кроме географических и этнографических указаний, в своей естественноисторической части была в значительной части устарелой, а через несколько лет, с появлением академических путешествий, потонула в забвении... Уже при издании его работы издатели сократили и частью выбросили многочисленные описания новых при жизни Шобера растительных и животных видов, так как в это время они уже были описаны лучше. Характеристикой состояния естественнонаучного познания России может служить то, что Шоберу приходилось возражать против существования мифического растения «баранец, которое [якобы] водилось в юго-восточных степях России и доставляло шерсть. О нем толковали ученые с XVI в. вплоть до середины XVIII столетия.321 Толстые неподвижные курдючные бараны в русских степях дали начало этой легенде, пущенной в науку, кажется, А. Кирхером. Она исчезла после Палласа.
Совершенно иным человеком явился Мессершмидт, попавший в Сибирь одновременно с Блюментростом и Шобером. Это был молодой, страстно преданный науке человек, далекий от искательства, от практической жизни, ученый.322 Даниил Готлиб Мессершмидт родился в 1685 г. в Данциге, в пределах Польского королевства. Он был молодым врачом в этом городе, когда он был рекомендован Брейниусом, музей которого осматривал царь Петр, царю как человек, который может отправиться в Сибирь для естественноисторических исследований. В 1717 г. Мессершмидт приехал в Петербург и в 1719 г. был уже в Сибири.
По заключенному с ним контракту, Мессершмидт был обязан ехать в Сибирь для занятий ее географией, натуральной историей, медициной, лекарственными растениями, заразными болезнями, памятниками, древностями, описанием народов, филологией и «вообще всем достопримечательным. За это он получал 500 рублей в год; хотя рубль был тогда фактически дороже нашего, по все-таки эта сумма была ничтожно мала по сравнению с тем, что получали другие ученые иноземцы. Но Мессершмидт ехал в Сибирь из любви к науке. Разносторонние обязанности, взятые им на себя, не были результатом легкомысленного отношения к своим силам: Мессершмидт действительно обладал энциклопедическим образованием того времени — это был врач и натуралист, талантливый рисовальщик, латинский поэт, филолог, знавший восточные языки и быстро научившийся по-русски. Помимо того, это был человек огромной работоспособности — это видно по тому, что Мессершмидту удалось сделать. Он делал чучела, рисовал птиц и растения, вел метеорологические наблюдения, определял высоту полюса. Он ездил один, без постоянных помощников. Выехав из Петербурга в 1719 г., он вернулся из своего путешествия назад в Петербург в 1727 г., через 8 лет. Большую помощь оказали ему различные пленные шведские офицеры, которые были тогда рассеяны по всей Сибири. Один из них, Филипп Табберт,323 был к нему прикомандирован в Тобольске [и] долго был его помощником. Табберт сам занимался изучением Сибири, проведя в ней в плену 13 лет [113]. В 1722 г. он расстался с Мессершмидтом; по возвращении в Швецию он получил дворянство, переменил свою фамилию на Страленберг и в 1729-1730 гг. выпустил сочинение и карту о Сибири «Das Nord und Ostliche Theil von Europa und Asia. Сочинение это, о котором я уже упоминал, содержало много данных, сообщенных Страленбергу Мессершмидтом... 324
Едва ли будет ошибочным считать, что путешествие Мессершмидта являлось совершенно исключительным по широте поставленных им задач и по массе привезенного им материала. Но Мессершмидт не мог и не успел обработать собранного. При возвращении в Петербург он не сумел поладить с начальством, с Медицинской коллегией, которой был подчинен. Он вернулся из экспедиции нервный и больной, как он пишет, «претерпевая великие труды и поездки, лишился здравия своего от нетерпимых многократных болотных и протчих вод, сбирал в Сибири старинных мамонтовых костей, всяких каменьев и протч.325 Материал Мессершмидта должен был быть доставлен в Кунсткамеру, осмотрен и изучен академиками только что устроенной Академии наук по соглашению с исследователем. По-видимому, на этой почве у Мессершмидта происходили постоянные столкновения — он не доставлял вовремя описей, у него задерживали приходившие ящики, захватывали и пересматривали вещи, удерживали и из его собственных вещей те, которые могли быть полезны для Кунсткамеры, и т. д. А главное, не выдавали жалованья и вознаграждения за поездку. Мессершмидт бился в Петербурге два года, женившись здесь на местной немке, которую, полагал он, он видел в одном из видений во время путешествия. Наконец его отпустили за границу, и в 1731 г. он уехал в Данциг. Но судьба его преследовала. Корабль потерпел крушение, и Мессершмидт вернулся на родину, потеряв имущество и свои записи. Мессершмидт не выдержал долго в Данциге, в мрачной меланхолии он вернулся вновь в Петербург, где, однако, при его независимом характере он не сумел добиться заслуженного к себе отношения. По словам Бакмейстера, передающего, по-видимому, рассказы современников, это был «человек мягкий (du meilleur charactere), но сумрачный (humeur sombre) и малообщительный, который считал унижением добиваться заслуженного вознаграждения.326 Он умер в нужде в Петербурге, поддерживаемый немногими друзьями (в том числе Ф. Прокоповичем). Часть его библиотеки была куплена Академией наук, часть оказалась в Московском университете.327 Его дочь осталась жить в России и жила в достатке.
Несомненно, труд Мессершмидта прошел не бесследно. Хотя о его путешествии своевременно появилось очень немногое,328 но оставшиеся в рукописи его дневники и привезенные им из Сибири научные коллекции были использованы. Так, его растения были описаны и использованы — уже после его смерти — в Петербурге Буксбаумом и Амманом, ими пользовался Гмелин. Лишь немногие были описаны им самим в «Мемуарах Парижской академии наук, куда их доставил Петр Великий в 1720 г. [114]. Его картографические открытия и многочисленные сибирские наблюдения были использованы Страленбергом. Позже Георги и Паллас сделали экстракты из его открытий и напечатали их через 60-70 лет после его путешествия.329 Здесь даны, между прочим, определения широт (32 пункта по Нижней Тунгуске), которые были новы не только в эпоху Палласа (1782), по и во времена Миддендорфа (1860) являлись основою карты. Ошибки в его определениях достигают 1-5 (???) — для его времени и средств допустимая ошибка.330 Дневниками Мессершмидта, хранящимися сейчас в рукописях в Академии наук,331 пользовались все экспедиции в Сибирь, ездившие в XVIII и XIX вв.332 И сейчас эти дневники имеют не только исторический интерес: Мессершмидт посетил такие места, где после него не была нога ученого. Георги и Паллас напечатали из них небольшие отрывки, но значение этого первого ученого — путешественника по России до сих пор недостаточно оценено. Надо надеяться, что письма и дневники Мессершмидта дождутся издания и правильной оценки [115].
При Петре ученые-путешественники направлялись не только в Россию. Всякое посольство или военная экспедиция сопровождались геодезистами и, когда можно было, учеными-наблюдателями. Так, в 1724 г. при посольстве Румянцева в Турцию был послан врач-ботаник Буксбаум, который не только собрал богатый разнообразный материал для Кунсткамеры, но в то же время издал научное описание целого ряда растений, встреченных как на пути в Россию, между прочим в окрестностях Петербурга, так и в областях европейской и азиатской Турции, которые он объехал. Буксбаум был работником точным, но не выдающимся. Им описано около 500 растений, в том числе две сотни описаний изданы были после его смерти [116]. Изданные им описания не являются равноценными, но все же это были первые точные данные по ботанике России после работ Традесканта, совершенно устаревших даже к началу XVIII в.333 Буксбаум давал впервые понятие о флоре Петербургской губернии, но надо иметь в виду, что это было новостью не только для Ингерманландии. На ближайшем балтийском Поморье, в областях скандинавской и немецкой культуры, [изучение] флоры было в это время — До Линнея — несколько намечено только в Финляндии. Остзейский край был в это время в этом отношении terra incognita.334 Буксбаум открывал новые виды в окрестностях Петербурга.
Начатые в 1717 г. научные экспедиции не прерывались. Они без перерыва тянутся через XVIII и XIX столетия и составляют вековую колоссальную работу по исследованию природы нашей страны.
Немедленно после основания Академии они оказались тесно с ней связанными. Во второй половине XVIII в., при Екатерине II, эти исследования вылились в ряд больших экспедиций, охвативших всю Россию тогдашнего времени. Но еще раньше, в 1733 г., началась Великая Сибирская экспедиция, длившаяся целое десятилетие и сыгравшая большую роль в истории естествознания нашей родины. Натуралисты этой экспедиции не только изучали природу Сибири: они исследовали по пути и Европейскую Россию, изучали ее флору, фауну, геологию, этнографию, собирали коллекции и отсылали их в Академию. Так, в 1733 г. Гмелин изучал флору Волхова, Делиль де ля Кройер делал в Новгороде и около Новгорода астрономические наблюдения, Миллер изучал древности Великого Новгорода.335 Великая Сибирская экспедиция, о значении которой еще придется говорить позже, была по методу работы предшественницей великих академических экспедиций.
Наряду с ней до 1750 г. известны и другие научные экспедиции. Можно вспомнить Т. Гербера (1739-1741),336 исследовавшего флору Волги, Дона, Черного моря; И. Я. Лерхе (1731-1770), собиравшего растения по всей территории России и посылавшего свои растения в Медицинскую канцелярию в Петербурге, Линнею и т. д.337 В руках Линнея была его «Flora Persica in confinibus maris Caspii.338
Уже с этого времени связанные с Россией натуралисты перешли границы тогдашнего государства. Области соседних стран сразу захватывали их внимание. Близкий и дальний Восток, отчасти позже вошедший в состав Русского государства, был в это время изучаем теми же натуралистами, которые исследовали и Россию. Очевидно, этому способствовала великодержавная политика русского правительства, начиная с Петра Великого. Буксбаум изучал
