красавицы — проститутки, торгуют своим детородным органом? А чьи сыновья превратили в развалины гаражи, лодочные станции, подчиняясь чужой воле, рвут из ушей серьги у женщин. Миллионы граждан льют море слез, не находя ни помощи, ни сочувствия. Нередко и мы становимся на сторону жестокого агрессора.
Погладила Юрку по голове, заглянула в его безразличные глаза.
— В тюрьмах не хватает мест, это тоже чьи-то дети. В мучениях от болезней ликвидированных Советской властью, снова умирают миллионы.
На перечисление всех видов многочисленных истязаний, массовых убийств нет сил. Круглосуточно в наших квартирах с экранов телевизора рекой льется кровь, крики и стоны истерзанных, плач обманутых, неудавшиеся расследования полудурков следователей. Нас умышленно программируют на жестокость, не оставляя выбора. А наше сознание отключено и не способно к анализу.
Она махнула рукой и позвала к ужину.
Печально гребу мимо оголившихся скальных берегов, изъеденных черной оспой и подтиховей в лунный свет созерцаю, как тешится в дури бездельник.
Ранний, самый чистый сон прервал громкий тревожный звонок. Отрывая голову от сбившейся в комок подушки, прикладывая трубку к уху, Виталий подумал: «Что-то на работе стряслось».
Звонил В.В. Меркулов:
— Я с радостью так рано не тревожу, нас обокрали, — безразличным тоном сказал он, будто наступил на арбузную корку и поскользнулся. — Ночевали на даче, приехали: дверь взломана, в квартире — бедлам, нет видеоаппаратуры, шуб. Ирина проверяет чего еще нет, ждем опергруппу. Нужна железная дверь, решетки на окна и балкон, пришел бы да замерил.
— Зачем на третьем-то этаже решетки?
— Если начали специализироваться на квартирных кражах, то до любого доберутся. Только чтоб красиво. Оплату, как говорится, гарантируем.
— Сделаем, — в тон ему ответил Виталий. — Фирма веников не вяжет.
Рабочий день Виталий Сергеевич начал с обхода механической службы с механиком цеха. «Рабочее время, а не все слесаря переодеты в рабочую форму», — отметил про себя.
Собравшимся в мех. мастерской сказал так:
— Сейчас каждый утопающий спасает себя сам, не стало спасателей в виде общественных организаций, а воспитательные меры не в моде. Кто плохо относится к работе, тот тонет.
Говорил это Виталий Сергеевич, а хорошо знал, что остались самые надежные и высококвалифицированные специалисты.
— Гибнущие заводы от товарного коллоксилина отказываются. Сырья для лаковой продукции, тоже с гибнущих заводов, поступает все меньше и хуже качеством. Промышленная отправка краски в бочках прекратилась — никто не красит растаскиваемое оборудование и бездействующие корабли.
Прекратилась и расфасовка половой краски — встал тарный цех из-за отсутствия листового металла для баночек.
Передохнув, продолжил:
— Последняя надежда на двери, решетки, да памятники с оградками на могилки. Но на сколько хватит металла?
И с горечью выдавил из себя:
— Всем нужно искать новые объемы или работу. А Степану Васильевичу срочно дать мне новые эскизы на утверждение, улучшить эстетическую сторону своей продукции.
Зашел в кабинет — по радио идет передача: под стонущую музыку, под хохот с хорошей режиссурой издеваются над советским лозунгом «Планы — партии, планы — народа» и преподносят, будто все, что сейчас творится, это от Ленина идет.
Когда-то Владимир Ильич произнес знаменитые слова: «Есть такая партия!». Она-то и взяла власть и ответственность в измученной, разодранной, брошенной царем, обездоленной стране. И пошла жесточайшая борьба за все, чем дышим и живем. Интервенты, белые, зеленые 8 лет грабили и разоряли страну, но к 1926 году человек новой формации добился выпуска основных видов продукции уровня предвоенного года. А в деревню пошло сотни тысяч тракторов и погнал крестьянин кулаков — помещиков и начал организовывать коллективные хозяйства. Миром-то легче и трактор приобрести и зерна больше вырастить. Это не сегодняшняя насильственно-обманная приватизация, где та же вражья сила с сионистами, затесавшиеся в друзья, уничтожают русский народ и промышленность. Как тогда ссылали неугодных от имени советской власти и рушили святыни.
Сейчас с упоением и ненавистью мстят и разрушают, мстят и разрушают, нагло издеваются над всеми достижениями победившего народа, его славой и созидательным трудом. А мажут грязью люди, кто и жизнь-то видел в замочную скважину, идя по обочине активной деятельности.
Высмеивается всем доступный лозунг: «Народ и партия — едины».
«Где эта партия?» — спрашивает с циничной насмешкой голос.
— Предана верхушкой и вами! — Виталий выключил радио. — Везде одно и то же: ни телевизор дома включить, ни газету от отвращения взять.
Вошла Марина Софиевна, председатель цехкома, который пока действовал исключительно только ее усилиями. Положила перед ним текст для согласования на общекомбинатском протестном митинге.
Внимательно прочитал, прошел убористую страницу снизу вверх, впиваясь в отдельные абзацы.
— Экономические результаты и политическая направленность не дает надежды на нормальную жизнь. Работа на производственных участках замирает. Измученные хроническими неплатежами мизерной зарплаты работники подкармливаются скудными пайками, просто не позволяющими биологически существовать. Продолжается интенсивное разваливание еще работающих производств, наступает массовая безработица.
Виталий Сергеевич оторвался, поднял глаза и говорит:
— Мы ведь с сыном восстановились в партии. А этому заявлению надо бы придать политический характер.
И снова окунулся в чтение.
— Нас лишают возможности содержать семью, а всеобщая безысходность дала зеленый свет совершению массовых безнравственных поступков. Прошлую зиму работали, как в блокадном Ленинграде, с подмороженными руками, грелись собственным теплом, питались — кто что в сумке принесет и проклинали тех, кто пришел и нарушил наш быт. Кто разрушил прекрасные столовые, бани и бассейны.
Даже коллективный договор лежит несогласованный, а стороны прекратили переговоры. Роль профсоюза, как защитника рабочего класса сводят к нулю, потому что он прозябает на ветру этих диких реформ.
Решительно заявляем протест, требуем изменения экономических преобразований и комплексного решения всех наших проблем.
— Как коммунист, я согласен и полностью разделяю это заявление, — подтвердил Виталий Сергеевич, — но подписать не могу, иначе Гл. директор вышибет меня отсюда, как пробку, а за мной и вас всех.
Митинг протеста получился жиденький: многие не пришли от безразличия, кто боялся засветиться, а многие просто не верили во все эти речи. Главный даже не вышел. В советское время он боялся в мыслях проявить такое пренебрежение его «Величеству рабочему классу». А сейчас он занят продажей комбината и подсчитывает личную выгоду.
Митингующие почитали протестные заявления друг другу и разошлись возмущенные, проклиная президента, правительство и навязанную ими власть.
А Виталий сказал Марине Софиевне:
— Вот результат невмешательства профсоюза в политику. Вас оторвали искусственно от рабочего класса. И получилось: каждый сам по себе, а хозяевам это на пользу и наплевать на всех.
Отмеряя сантиметры балконов, окон двух объединенных Меркуловым квартир, Виталий размышлял:
— Зачем трем человекам с собакой нужно столько лишней площади? Сколько же денег вбухал в так называемый евроремонт?
В кабинет кроме его и собаки никто не заходил. Владимир Васильевич, освобождая рюмку за рюмкой коньяка, вел исповедь бывшему товарищу.
— Самое счастливое время в моей жизни — это первые годы секретарем парткома. Я был уважаемый человек, ко мне шли с заботами и радостями, изливали душу, а я как поводырь направлял их мысли и дела. Исходя из анализа внешнего мира, я разъяснял логический путь событий, обращенный к разуму людей. И как врач, лечащий музыкотерапией, лечил советом, словом веры, правды и доброты.
— Но зазвучала музыка, вводящая людей в транс — состояние, нужное новым политикам.
Наливая себе и доливая Виталию, продолжил:
— Прекрасное время постоянной нужности и полезности не сравнится ни с каким богатством и погоней ни за какими деньгами. Как только объявили негласно «Обогащайтесь кто как может!», многие, находящиеся у руля, бросили прежние заботы и кинулись создавать грабительские пирамиды, банки, кооперативы… Одновременно внедряли своих людей в идеологическую сферу и властные структуры. Они-то и точили, как черви, партию и советскую власть.
Стукнувшись с стоявшей на столе рюмкой Виталия, молча выпил, как минералку.
— Особенно пользовались спросом ярко выраженные карьеристы, обиженные властью и властолюбивые дураки.
Прожевывая кусок копченой колбасы, сказал:
— Эти доводили все хорошие начинания партии до абсурда. Ярким примером является борьба с алкоголизмом и ее классическое использование против советской власти.
Виталий, как вросший в кресло, не перебивая, слушал.
— И поднялся вверх мусор, а его запах гнили распространился по всей стране. Я являюсь мизерной мусоринкой, а вы — объектом, плодящим мусорное зловоние.
Пока Владимир Васильевич доставал вторую бутылку, открывал, наливал, Виталий вспомнил городской митинг против повышения цен на коммунальные услуги, организованный коммунистами.
— Как будто это касается дедушек с бабушками, а остальное население живет за пределами города.
Телевидение издевается:
— Этим коммунистам в радость помахать красными флагами, да показать, что они радеют за народ. И отлаженным механизмом огромной аудитории телезрителей навязывают необходимое мнение нужное узкой кучки людей. А что цены на теплоносители гирей тянут тот же народ этот рупор богатых не
