ничего не угрожало, положение Миры стало еще более сложным.
Прежде всего надлежало поставить в известность о случившемся начальника полиции, с тем чтобы он принял все необходимые в таких случаях меры. И вот что было решено.
Капитан Харалан (его рана не была серьезной) отправится в особняк Родерихов, чтобы предупредить о происшедшем своего отца.
Я немедленно пойду в ратушу и сообщу о последних событиях господину Штепарку.
Лейтенант Армгард останется в саду около трупа.
Мы расстались, и, пока капитан Харалан спускался по бульвару Телеки, я быстро пошел вверх по улице Бихар к ратуше.
Господин Штепарк сразу принял меня и, после того как выслушал мой рассказ о неправдоподобной дуэли, сказал, не скрывая своего удивления и своих сомнений:
— Значит, Вильгельм Шториц умер?..
— Да… от удара сабли капитана Харалана прямо в грудь.
— Умер… В самом деле умер?..
— Пойдемте, господин Штепарк, и вы сами в этом убедитесь…
— Да, да…
Заметно было, что господин Штепарк сомневался, в своем ли я уме. Тогда я добавил:
— После смерти он утратил способность быть невидимым, и, по мере того как кровь вытекала из раны, тело Вильгельма Шторица вновь обретало свои очертания.
— Вы это видели?..
— Как я вижу вас.
— Пойдемте, — ответил начальник полиции и приказал капралу с дюжиной полицейских сопровождать нас.
Как я уже говорил, после пожара в доме Шторица жители города избегали ходить по бульвару Телеки. Никто здесь не появился и после моего ухода. Поэтому Рагз еще не знал, что освобожден от злодея.
Когда мы с господином Штепарком и его полицейскими миновали решетку и прошли через развалины, то увидели лейтенанта Армгарда.
Окоченевший труп лежал на траве, слегка повернутый на левый бок. Одежда Шторица была пропитана кровью, и ее капли сочились из раны на груди. Лицо было мертвенно-бледным. Правая рука еще держала саблю лейтенанта, а левая лежала полусогнутой. Словом, перед нами было уже похолодевшее тело, готовое к погребению.
Господин Штепарк долго смотрел на него, потом сказал:
— Это он!
Затем подошли — не без опасений — его полицейские и тоже опознали Вильгельма Шторица. Чтобы подкрепить достоверность зрительного восприятия осязанием, господин Штепарк ощупал труп с головы до ног.
— Мертв… определенно мертв! — сказал он.
Затем, обращаясь к лейтенанту Армгарду, спросил:
— Никто не приходил?..
— Никто, господин Штепарк.
— И вы ничего не слышали в этом саду, никаких шагов?..
— Никаких!
Все говорило о том, что Вильгельм Шториц был один посреди развалин своего дома, когда мы его там застигли.
— Что теперь, господин Штепарк? — спросил лейтенант Армгард.
— Я прикажу перенести тело в ратушу…
— Открыто?.. — спросил я.
— Да, — ответил начальник полиции. — Нужно, чтобы весь Рагз знал, что Вильгельм Шториц мертв, а в это поверят, только увидев его труп…
— Увидев, что он похоронен, — добавил лейтенант Армгард.
— Если его похоронят!.. — сказал господин Штепарк.
— Если его похоронят?.. — повторил я.
— Сначала, господин Видаль, надо произвести вскрытие… Кто знает?.. Исследуя органы, анализируя кровь покойного, может быть, откроют то, чего мы еще не знаем… природу вещества, которое делает человека невидимым…
— Тайну, которую никто не должен знать! — воскликнул я.
— Затем, — продолжал начальник полиции, — если со мной согласятся, то лучше всего сжечь труп и развеять пепел по ветру, как поступали с колдунами в средние века!
Господин Штепарк послал за носилками, а мы с лейтенантом Армгардом отправились в особняк Родерихов.
Капитан Харалан находился у своего отца, которому он все рассказал. Ввиду состояния госпожи Родерих решили, что следует проявить осторожность и ничего ей не говорить. К тому же смерть Вильгельма Шторица не вернет ей Миру!
Что касается моего брата, то он еще ничего не знал. Ему передали, что мы ждем его в кабинете доктора.
Узнав о смерти Шторица, он вовсе не почувствовал себя отомщенным. Сквозь рыдания он произносил полные отчаяния слова:
— Он мертв!.. Вы его убили!.. Он умер, не сказав, где Мира!.. Если бы он был жив… Мира… моя бедная Мира… Я ее уже никогда не увижу!
Что можно было сказать в ответ на этот приступ душевной боли?
Однако я попытался обнадежить и успокоить брата, а позднее и госпожу Родерих. Нет, нельзя было отчаиваться… Мы не знали, где находится Мира… удерживается ли в каком-нибудь доме в городе или ее уже нет в Рагзе. Но один человек знал, должен был знать это… слуга Вильгельма Шторица… Герман… Мы будем его искать… Мы его найдем, хоть в самом отдаленном уголке Германии!.. У него — в отличие от его хозяина — не было оснований молчать… Он заговорит… его заставят заговорить… даже если придется предложить ему целое состояние!.. Мира возвратится в свою семью… к своему жениху… к своему мужу, и разум вернется к ней благодаря заботам, ласке и любви близких!..
Марк ничего не слышал… не хотел ничего слышать… Он считал, что единственный человек, который мог нам все рассказать, мертв… Не следовало его убивать… Надо было вырвать у него его тайну!..
Я не знал, как утешить брата. Внезапно наш разговор был прерван шумом, донесшимся снаружи.
Капитан Харалан и лейтенант Армгард бросились к окну, которое выходило на угол бульвара Телеки и набережной Баттиани.
Что там еще произошло?.. В том состоянии, в котором мы находились, ничто, мне кажется, не могло нас удивить, даже воскресение Вильгельма Шторица!..
Это был похоронный кортеж. Труп на носилках, даже не прикрытый простыней, несли двое полицейских в сопровождении остальной части взвода… Рагз узнает, что Вильгельм Шториц умер и что время террора закончилось!
Поэтому, пройдя по набережной Баттиани до улицы Иштвана II, кортеж должен был пересечь рынок Коломан, а затем миновать наиболее многолюдные кварталы, ведущие к ратуше.
По-моему, было бы лучше, если бы кортеж не проходил мимо особняка Родерихов!
Мой брат подошел с нами к окну. При виде окровавленного тела, которому он хотел бы вернуть жизнь даже ценой собственной жизни, он испустил крик отчаяния!..
Собравшаяся толпа — мужчины, женщины, дети, бюргеры, крестьяне пусты — бурно проявляла свои чувства… Если бы Вильгельм Шториц был жив, его бы растерзали! Труп же пощадили. Но, очевидно, как сказал господин Штепарк, население Рагза не захочет его погребения в священной земле. Он будет сожжен на городской площади или сброшен в Дунай, и воды реки унесут его далеко, в глубины Черного моря.
В течение получаса перед особняком Родерихов раздавались крики, затем наступила тишина.
Капитан Харалан сказал, что собирается в резиденцию губернатора, чтобы переговорить относительно розысков Германа. Нужно было написать в Берлин, в посольство Австрии, подключить к
