одну стену, да и то не полностью. Остальное жизненное пространство безраздельно принадлежало книгам.
— Итак… — сказал сэр Генри.
Я вопросительно уставился на него. Он ответил спокойным, изучающим взглядом.
— Итак, — повторил он, — официальный курс науки у вас позади. Что вы собираетесь делать дальше?
Я несколько растерялся.
— Работать, естественно… Ну, и потом ведь мы с Энн…
Легкая, едва уловимая тень скользнула по его лицу.
— Да, да, конечно, я помню, — торопливо перебил он меня, — но как вы думаете работать?
— Простите, я, кажется, не совсем вас понял…
— Но это пустое дело, сэр. Ваша работа позволила получить исчерпывающую информацию о штамме вируса Б-П; продолжать изучение особенностей его строения или вникать в механизм взаимодействия с живой клеткой бессмысленно. До тех пор пока не будут разработаны новые методы исследования, всем этим просто не стоит заниматься. Вы будете по крохам собирать данные, которые в лучшем случае послужат пищей для отвлеченных — поэтому бесполезных — умозаключений наших теоретиков. Нужно искать что-то новое. Берите пример…
Дверь в кабинет распахнулась, и я увидел Энн. И сразу забыл все, о чем говорил сэр Генри.
Румяная, энергичная, напористая. Все это относится к Энн. У нее белокурые волосы и решительная походка. Она жизнерадостна и непосредственна. Однако в разумных пределах.
— Цветы необыкновенно хороши! — улыбнулась она. — Почему ты оставил их в передней? Мне приятней было бы взять их из твоих рук.
— О, Энн, я просто не знал, где ты…
— Я была на кухне, разве ты не видишь?
Она указала на ослепительно белый, хрустящий, как первый осенний ледок, передничек. Я улыбнулся, невольно подражая улыбке сэра Генри. Энн такая милая, домашняя и… нелогичная…
— Но, Энн, чтобы увидеть тебя, я должен был заранее знать, где ты, а не зная этого, я не мог определить по твоему наряду, где тебя нужно искать. Круг замыкается.
Сэр Генри чуть усмехнулся в аккуратно подстриженные усы.
— Все равно! — убежденно сказала Энн и тряхнула головкой.
— Я надеюсь, — деликатно вмешался сэр Генри, — что мы продолжим наш разговор после обеда.
Мы с Энн вышли из кабинета, и время до обеда заполнилось для нас потоком удивительно значительных пустяков. Мы проделали кучу дел и ничего не сделали. Я хмелел, как от хорошего выдержанного вина. Я давно потерял родителей, еще в раннем детстве, и тепло этого дома согревало меня.
— Итак, ты самостоятельный человек, и пора подумать о будущем, — сказала Энн, когда мы остались вдвоем.
Слова почти те же…
— Прежде всего мы поженимся, — сказал я.
Это было мое единственное твердое убеждение. Это было мое единственное желание. Я хотел жениться на этой девушке.
— Конечно, — сказала Энн, — но где ты собираешься работать?
— Я, право, не очень задумывался над этим вопросом. Кажется, меня могут оставить в университете. Да и сэр Генри кое-что обещал сделать.
— Безусловно, — наконец сказала она, — ты сможешь остаться в университете. Ты способный, и у тебя есть все перспективы стать известным ученым. Это так. Но нас теперь будет двое… В общем у тебя будет семья. Понимаешь? Семья-а! А университет — это очень долго. И главное — там мало платят. Много лет подряд нам придется еле-еле сводить концы с концами. На помощь папы рассчитывать не приходится, — она усмехнулась. — Занятия наукой в столь неразумно широких масштабах свели почти на нет все его состояние. Я хотела бы начать нашу совместную жизнь самостоятельно. Понимаешь?
— Да.
— А кроме того, — продолжала она, несколько поколебавшись, — мне не хотелось, чтобы ты походил на отца. Он слишком ученый. Он немножко не от мира сего, а сейчас, согласись, это смешно. Ему не нужны деньги, слава — ну что ж, это хорошо, но я иногда думаю, что и семья ему не нужна.
— Энн!
— Я думаю, что мама была очень несчастлива. Мне не хочется стать женой человека, для которого ничто не свято, кроме науки. Понимаешь?
— Ты несправедлива, Энн, — горячо возразил я, — ты несправедлива к сэру Генри! Твой отец большой ученый, честный человек и…
— Да, но от этого ничего не меняется.
Мы вновь замолчали.
— Что же ты предлагаешь? — спросил я.
Она внимательно посмотрела на меня.
— Мне хотелось, чтобы ты работал в какой-нибудь солидной фирме. Кстати, и места есть, я слышала.
— Я и сам подумывал об этом, только…
По правде говоря, я кривил душой. Мне совсем не хотелось с головой окунаться в промышленность. Там много бессмысленных хлопот, и мало науки, и мало творчества, и мало свободы.
— Боюсь только, что тогда на моей карьере ученого придется поставить крест, — наконец выдавил я.
— Почему? — Энн пожала плечами. — В фирмах такие отличные лаборатории, современное оборудование…
— Да, пожалуй, ты права, — нерешительно согласился я.
— Я очень рада, что ты это понял, — ласково сказала Энн.
После банкета, который, кстати сказать, прошел очень весело, сэр Генри подошел ко мне с двумя рюмками подогретого портвейна.
— Я хотел бы закончить наш разговор, если вы, конечно, не возражаете, — сказал он, протягивая рюмку.
Мы пошли в кабинет.
— Хотите поехать в Южную Америку? — внезапно спросил сэр Генри, останавливаясь передо мной и закрывая дверь.
— Что?
Он отошел к окну. По темным стеклам струились потоки бесконечного дождя. Камин бросал малиновый отсвет на корешки старых книг. Пахло хорошими дубовыми дровами.
— Микроорганизмы невероятно изменчивы, этот ортодоксальный факт вам хорошо известен. Некоторые современные виды микробов и вирусов должны очень мало походить на своих предков. А вам не любопытно знать, какими были они в прошлом? Не торопитесь отвечать. Я, с вашего позволения, закончу свою мысль… К сожалению, ученым не удавалось встретиться лицом к лицу с ископаемыми бактериями и вирусами. Как правило, микробиологи сталкивались лишь с результатами их жизнедеятельности.
Я не удивился, услышав столь странную лекцию. Это была манера сэра Генри. Студенты называли это охватом в клещи.
Сэр Генри прошелся по комнате.
— Ну, а сейчас такая возможность неожиданно представилась, — тихо сказал он, — в северной части бассейна Амазонки найдено захоронение, куда еще не проникал человек. Для науки это сущий клад. Вы же знаете, что большинство захоронений и в Южной Америке и в Египте оказались разграбленными. Алчные искатели золота уносили из гробниц драгоценности, но оставляли там все виды современных микроорганизмов.
Сэр Генри смотрел на меня чуть блестящими от возбуждения глазами.
