— Один из вас лжет, — покачал головой князь. — Но Варна сгинула и не может высказаться в свою защиту.
— Перун рассудит, Руслан, — пожал плечами Олег. — Сейчас будет суд, и тогда ты узнаешь все.
— Тут что-то не так, — насупился правитель. — Ты слишком уверен. И мыслю я, ты задумал какой-то обман.
— Разве можно обмануть бога? — удивился ведун.
— Ступай за ворота, колдун, — кивнул князь. — Волхование пройдет не в святилище, а возле Перунова дуба. Сказывали, бог сам посадил его при рождении города, потому мы молимся дубу, а не идолу. Иди, я ужо послал ратников позвать волхва.
Руслан был прав: Перунов дуб было трудно спутать с другим деревом. Широкий — и не обхватишь, — с массивной кроной, дуб нависал над ним, словно великан.
— У лукоморья дуб зеленый… — пробормотал Олег, осматривая его.
— Эй, чародей, прекрати колдовать! — прикрикнул князь.
— Как скажешь, — покладисто кивнул ведун, не желая устраивать лишних инцидентов.
Выходящий из города народ собирался поодаль, на пологом взгорке. Дружинники тоже держались в паре сотен шагов. Оно и понятно — кому охота попасть под случайную Перунову стрелу, когда начнется суд. Волхвы еще не появились, и зрители скучали. Правда, Руслан был уже здесь, пребывая в странном возбуждении. Вместе с князем подошли только двое ратников — довольно грубо уложили Середина на траву и привязали руки и ноги к колышкам, вбитым в землю. Правитель обошел распятого таким образом Олега и остался вполне доволен. Он вынул кинжал и походкой, исполненной достоинства, приблизился вплотную к ведуну.
— Хочешь, я скажу тебе, колдун, чем кончится суд? — поинтересовался он. — Перун перережет тебе горло. Или проколет печень. Во всяком случае, тебя найдут именно таким.
— Ты… Ты идешь против воли Перуна… — Ведун напряг руки, изогнулся всем телом — но веревки держали крепко.
— Правильно, правильно, покрутись, — тихо рассмеялся князь. — Пусть все видят, что до самого моего ухода ты оставался жив.
— Но… почему?
— Потому, что я нашел виновного, колдун, — сообщил правитель Юрьева. — Это ты. Я обещал Варне, что убью тебя, если моя невеста очнется. Милолика проснулась. Значит, я должен убить тебя. Убить за то, что ты злой колдун, если это так. Либо убить потому, что я это обещал, если ты невиновен. Согласись, князь обязан выполнять свои клятвы. Слово князя дороже жизни какого-то там чародейчика. Ведь так?
Олег не ответил. Он произносил заговор — шепотом, почти не разжимая губ. Огневики не любят лишнего шума.
— Это тебе за волхва!
С раскрытых ладоней ведуна сорвались два столба пламени, направленных прямо в светящиеся ликованием глаза князя. Но Середин недооценил противника, который воевал всю свою жизнь. Руслан ловко отскочил, и пламя только чуть лизнуло его по щеке. Заслышав вопль раненого князя, толпа повернулась к дубу.
— Ты поплатишься за это, колдун… — прижал руку к щеке правитель. — Ты еще будешь молить меня о смерти.
Скрип зубов куницы по веревке заставил Олега напрячь мышцы. Рывок — правая рука оказалась на свободе. Ведун сделал вид, что бросает что-то в Руслана — тот, пригнувшись, отскочил в сторону. Купава перегрызла веревку на второй руке, и Середин, быстро и четко проговорив заклинание, метнул уже настоящий огненный шар — к дубу спешили юрьевские ратники, и грозный сполох на пути заставил их остановиться. Зверек освободил пленнику ноги, ведун вскочил, кинулся за священное дерево.
— Лучники! — слышался голос рассвирепевшего Руслана. — Лучники, вперед! Приготовиться! Бейте по ногам, колдун недостоин легкой смерти.
— А я вообще никакой смерти недостоин, — отметил тихо Олег. — И умирать не стану…
Он нашептал заговор на тень, метнул ее в одну сторону, а сам, слыша, как затренькали тетивы, кинулся в другую.
— Вон он! — закричал кто-то. — Не стрелять! Коней, коней сюда. Кто верхом в дружине?
Почему лучники не стали стрелять, ведун понимал прекрасно: он бежал в сторону толпы, и половина стрел нашла бы своих жертв среди жителей города. Это поняли и сами горожане — а потому, вместо того чтобы ловить беглеца, кинулись врассыпную. Олег пригнулся и повернул в сторону ближайшего леска. До него оставалось метров пятьсот и, если верховые еще не кинулись в погоню, ведун имел хороший шанс уйти в заросли. Страх услышать за спиной приближающийся топот заставлял нестись так, что Середин почти наверняка установил мировой рекорд — вот только замерять его было некому.
Наконец ведун влетел под спасительные ветви орешника, свернул в самую гущу зарослей, уселся среди листвы и снова забормотал заговор — на этот раз для отвода глаз. До темноты оставалось совсем немного, а ночью его точно никто найти не сможет — не на того напали. Вот ночью он и уйдет.
Ведун закрыл глаза, проваливаясь в сон, а когда открыл их — вокруг царили мрак и тишина. Он прошел немного вперед, прислушиваясь и принюхиваясь к миру вокруг. Ощутил под ладонью шершавую, прохладную кору осины, вдохнул полной грудью воздух, наполненный ароматами смол, различил шепот тихого ночного ветра, играющего в прятки между ветками, шорох листвы, тихое поскрипывание деревьев. Вот ухнула сова, прошмыгнул в траве пугливый заяц, где-то раздался стук дятла. Хотя дятел — птица дневная. Леший, наверное, балует.
Сознание ведуна расширилось, Олег больше не был ограничен рамками тела, он стал частью леса, растворился в нем. Он мог видеть каждую зверушку, каждую птаху малую, мог качнуть травинкой, которая была частью его самого, и спугнуть сонного кузнечика. Лес был спокоен — а значит, чужих поблизости не имелось. Погоня ушла.
Олег осторожно расправил плечи, опасаясь вспышки боли, но тело оставалось сильным и здоровым. Рядом с ногой пошевелилась куница. Она подняла на него черные бусинки глаз и испуганно пискнула.
— Ну что ты, малышка, — поднял Олег ее на руки. — Все в порядке, мы сбежали. Теперь давай поищем наш отряд.
И бодро зашагал вперед. Дорога послушно ложилась под ноги, ветер перебирал волосы ведуна, а в груди пенились, как шампанское, энергия и радость. Казалось, он мог вот так прошагать до самого края земли!
Темница
Своих товарищей Олегу удалось найти на удивление легко: он двинулся по дороге в сторону Изборска, к месту последней стоянки, но версты через три его окликнули. Ведун поднял голову и увидел сидящего среди ветвей Ермолая. Тот, спустившись вниз, проводил Середина в рощу, где на прогалине возле родника и расположились остатки отряда. Почти сутки не евшему ведуну тут же отрезали ломоть хлеба, настрогали сверху сала, повесили на огонь котелок с водой, в которой развели две горсти муки и сыпанули горсть сушеного мяса. Он ел и слушал рассказ о недавней стычке.
— Руслана нашего закололи, — вздохнув, сообщил воевода, — Велислава князь застрелил. Тебя и Киру повязали. Мы, правда, больше половины юрьевских дружинников положили, да что толку? Ушли они да вас уволокли.
— Это все из-за меня, — повинился Ермолай, размешивая кулеш. — По нужде большой далеко отлучился. Как лязг железа заслышал — пока портки натянул, пока прибежал… Тут все уже и кончено. Аккурат моего меча не хватило. Всех бы чухней положили, клянусь Сварогом. Э-эх…
— Как сеча закончилась, — продолжил Микула, — мы собрались да в сторону Юрьева двинулись, куда вас увезли. Оставаться нельзя было: князь, вестимо, как возвернулся бы, немедля пару сотен нас добить бы послал да побитых своих увезти. Мы поначалу в чащу ушли, в чистом месте костер сложили, тризну справили. А потом к дороге вышли. Сидим, кумекаем, что далее делать. Ну дозорного я поставил, дабы
