— Вы хорошо спали, господин Бруш?
— Превосходно. А вы, господин Йегер?
— Гм… Гм… Так себе.
— Неужели? — сказал Илиа Бруш. — Почему же вы не сказали мне, если плохо себя чувствовали?
— Я совершенно здоров, господин Бруш, — возразил Йегер. — Но, тем не менее, ночь показалась мне чересчур длинной. Я совсем не огорчился, признаюсь, когда она кончилась.
— Потому что?..
— Потому что я немного побаивался, в чем хочу теперь признаться.
— Побаивались? — повторил Илиа Бруш тоном самого чистосердечного изумления.
— Это уже не в первый раз я боялся, — объяснил господин Йегер. — Мне всегда было не по себе, когда вам приходила фантазия ночевать вдали от города или деревни.
— Ба! — сказал Илиа Бруш, который точно свалился с облаков. — Нужно было сказать мне, и я бы устраивался по-другому.
— Вы забываете, что я обязался предоставить вам полную свободу действий. Обещанное надо выполнять, господин Бруш. Это не мешает мне по временам беспокоиться. Что поделаешь? Я горожанин, и на меня действуют это Молчание и эта пустынная природа.
— Дело привычки, господин Йегер, — весело ответил Илиа Бруш. — Вы к этому тоже привыкнете, когда мы подольше попутешествуем. На самом-то деле меньше опасностей в чистом поле, чем в центре большого города, где бродят убийцы и грабители.
— Вероятно, вы правы, господин Бруш, но впечатлениями не распоряжаешься. Тем более, что мои страхи не совсем безрассудны в данном случае, потому что мы пересекаем область, пользующуюся особенно дурной славой.
— Дурной славой? — вскричал Илиа Бруш. — Откуда вы это взяли, господин Йегер? Я здесь живу, ваш покорный слуга, и я никогда не слышал, что у этой местности дурная слава!
Теперь была очередь господина Йегера выразить живейшее удивление.
— Вы серьезно говорите, господин Бруш? — воскликнул он. — Тогда вы единственный человек, которому неизвестно то, что знают все от Баварии до Румынии.
— А что же именно? — спросил Илиа Бруш.
— Черт возьми! Что банда неуловимых злодеев регулярно опустошает берега Дуная от Пресбурга и до устья!
— Я впервые слышу об этом, — заявил Илиа Бруш с чистосердечным видом.
— Невозможно! — поразился господин Йегер. — Да ведь по всей реке ни о чем другом не говорят.
— Новости появляются каждый день, — спокойно заметил Илиа Бруш. — И давно начались эти грабежи?
— Уже около восемнадцати месяцев, — отвечал господин Йегер. — И если бы речь шла только о грабежах!.. Но негодяи не ограничиваются грабежами. Если им понадобится, они убивают. За эти восемнадцать месяцев совершено по меньшей мере десять убийств, виновники которых остались неизвестными. Как раз последнее убийство случилось менее чем в пятидесяти километрах отсюда.
— Я теперь понимаю ваше беспокойство, — сказал Илиа Бруш. — Может быть, и я разделял бы его, если бы был лучше осведомлен. В будущем мы станем останавливаться по вечерам как можно ближе к какой-либо деревне или городу, начиная с сегодняшнего ночлега, который устроим в Гроне.
— О, — одобрил господин Йегер, — там мы будем спокойны. Грон — значительный город.
— Я буду очень доволен, — продолжал Илиа Бруш, — что вы окажетесь там в безопасности; я ведь намерен покинуть вас в следующую ночь.
— Вы будете отсутствовать?
— Да, господин Йегер, но всего несколько часов. Из Грона, где я надеюсь быть довольно рано, я хочу съездить в Сальку, которая оттуда недалеко. Я ведь там живу, как вы знаете. Я, впрочем, вернусь еще до рассвета и наше отправление завтра утром не задержится.
— Будь по-вашему, господин Бруш, — согласился господин Йегер. — Я понимаю, что вам хочется побывать у себя, а в Гроне, повторяю, мне нечего бояться.
На полчаса разговор прекратился. После перерыва Карл Драгош начал снова.
— Очень любопытно, — сказал он, — что вы никогда не слыхали разговоров об этих дунайских злодеях. Это тем любопытнее, что делом особенно занимались за несколько дней до рыболовного конкурса в Зигмарингене.
— По какому поводу? — спросил Илиа Бруш.
— По поводу создания специальной полицейской бригады под командованием очень искусного, как утверждают, начальника, некоего Карла Драгоша, сыщика из Будапешта.
— Ему хватит работы, — заметил Илиа Бруш, на которого это имя, по-видимому, не произвело никакого впечатления. — Дунай велик, и очень неудобно разыскивать людей, о которых ничего неизвестно.
— Вы ошибаетесь, — возразил господин Йегер. — Полиция кое-что знает. Совокупность собранных свидетельств дает, прежде всего, почти полную уверенность насчет атамана шайки.
— И каков же этот субъект? — спросил Илиа Бруш.
— Вообще говоря, это человек, внешне похожий на вас…
— Очень благодарен, — смеясь перебил Илиа Бруш.
— Да, — продолжал господин Йегер, — он примерно вашего роста и вашего телосложения, но в остальном как будто никакого сходства.
— Ну, это еще хорошо, — вздохнул Илиа Бруш с видом облегчения, который мог показаться смешным.
— Говорят, что у него прекрасные голубые глаза, и ему не приходится, как вам, носить очки. Впрочем, тогда как вы сильный брюнет и тщательно бреетесь, он ходит с бородой, как утверждают, белокурой. Насчет этого последнего пункта свидетельства, кажется, не очень достоверны.
— Конечно, это является указанием, — заметил Илиа Бруш, — но еще достаточно неясным. Блондинов много, и нельзя всех подозревать в преступлениях.
— Знают и другое. Прежде всего, говорят, что этот атаман болгарин… как и вы, господин Бруш!
— Что вы хотите этим сказать? — спросил Илиа Бруш взволнованным голосом.
— По вашему акценту, — объяснил Карл Драгош с невинным видом, — я заключаю о вашем болгарском происхождении… Но, быть может, я ошибаюсь?
— Вы не ошибаетесь, — подтвердил Илиа Бруш после краткого колебания.
— Значит, этот атаман — ваш соотечественник. В народе его имя даже переходит из уст в уста.
— Даже!.. Так его знают?
— Разумеется, но это совсем не официально.
— Официально или полуофициально, но каково же имя этой подозрительной личности?
— Правильно или нет, но прибрежные жители относят злодеяния, от которых им столько приходится страдать, на счет некоего Ладко.
— Ладко!.. — повторил Илиа Бруш и, охваченный живейшим волнением, внезапно перестал грести.
— Ладко, — удостоверил Карл Драгош, наблюдая за собеседником уголком глаза. Но тот уже овладел собой.
— Это странно, — сказал он просто, в то время как весло снова заработало в его руках.
— Что же здесь странного? — настаивал Карл Драгош. — Вы знаете этого Ладко?
— Я? — возразил рыболов. — Меньше всего на свете. Но ведь Ладко — это не болгарская фамилия. Вот что я вижу здесь странного.
Карл Драгош не стал продолжать разговора, который рисковал сделаться опасным и результаты которого уже удовлетворили его. Удивление рыболова, когда он услышал описание наружности преступника, смущение, когда была названа его предполагаемая национальность, волнение, когда он услышал имя, — всего этого нельзя было отрицать, и это давало новую силу первоначальным подозрениям, но не являлось, однако, решительным доказательством.
