волнением и так бессвязно, что Анна сначала ничего не поняла.
— Дитя мое, рассказывай спокойнее! — сказала она. — Кто тебе сделал предложение и кто просил твоей руки?
— Дядя советник! — воскликнула Лили, торжественно размахивая букетом. — Он не знает, что я тогда стояла за дверью и все слышала. Я ему тоже предложила вечную дружбу и уважение, от этого он чуть не заплакал.
Анна неодобрительно покачала головой.
— Я не понимаю Фрейзинга. Как может человек, такой серьезный и толковый в своем деле, в этом отношении постоянно ставить себя в смешное положение. Он неизлечим.
— О, я вылечу его, — с уверенностью проговорила Лили. — Я достану ему жену.
— Лили, оставь свои детские шалости! — с упреком произнесла молодая женщина.
Однако Лили, в которой только что проснулось чувство собственного достоинства, приняла эти слова с большим неудовольствием. Она поднесла свой букет к самому лицу сестры, требуя, чтобы с этих пор с нею обращались, как со взрослой, объяснила, что теперь многое понимает «в этих вещах», и вдобавок пригрозила сделаться «госпожой советницей юстиции».
К сожалению, ее речи не произвели ни малейшего впечатления на Анну. Она отняла у сестры цветы, положила их на стол и сказала серьезно и решительно:
— Оставь глупости и слушай! Мне надо поговорить с тобой серьезно.
Лили сразу притихла. Она знала этот взгляд и тон, перед которым питала благоговейный страх, чувство собственного достоинства мигом исчезло, и она робко взглянула на сестру.
— Я уже несколько раз видела этот почерк, — сказала Анна, доставая письмо, — но думала, что ты переписываешься с кем-нибудь из своих бывших учителей. Только сегодня я заметила, что это письмо из Верденфельса. Кто же пишет тебе оттуда?
Молодая девушка покраснела до корней волос, но ответила не колеблясь:
— Барон Пауль Верденфельс.
— Вот как! Он тебе часто пишет, и ты, вероятно, отвечаешь ему. Почему же ты скрывала это от меня?
— Потому, что ты была так жестока, что не хотела сказать ему ни одного слова утешения! — горячо заговорила Лили. — Я описала тебе его отчаяние, сказала, что он готов на самоубийство, но ты не хотела ничего слушать. Тогда я сама решила помочь ему, позволила ему писать и скрыла это от тебя, потому что ты запретила бы мне переписываться с ним. Но я не позволю запретить мне утешать несчастного и спасти его от смерти. Только мои утешения и привязывают его к жизни, он говорит мне это в каждом письме.
Она остановилась, задыхаясь от волнения. Испытующий взгляд Анны остановился на лице молодой девушки, не догадывавшейся, как много сказало это страстное возбуждение.
— Лили, я в твоем присутствии вскрою и прочитаю это письмо, — многозначительно сказала Анна.
— Пожалуйста, сделай это! — с той же горячностью воскликнула Лили. — Ты увидишь, что там говорится только о тебе.
Анна распечатала письмо и начала читать. Это было довольно объемистое послание на трех листах, начинающееся очень меланхолически. Пауль писал, что никогда не забудет об утраченном идеале, говорил о своем грустном и безрадостном будущем, но спешил прибавить, что в этом будущем он видит по крайней мере один «светлый луч утешения», и рассыпался в благодарностях перед своей юной утешительницей. Извинившись, что пишет, не дождавшись ответа на предыдущее письмо, он продолжал в более спокойном тоне, вспоминал об известном орешнике у подошвы горы, к которому чувствовал удивительное стремление. Затем коснулся тяжелых отношений в Верденфельсе, обязывающих его теперь быть возле дяди, и об отложенном переезде в Бухдорф. Далее следовало подробное описание его будущего гнезда.
Пауль описывал Лили господский дом, парк, все поместье с его окрестностями, излагал свои планы улучшений и исправлений, — одним словом, делал ее поверенной своего печального будущего, которое, впрочем, судя по его описанию, представлялось не таким уж грустным, так как молодой владелец был явно в восторге от своего нового имения. Он приводил в письме смешной рассказ о комичном происшествии, случившемся с Арнольдом в Бухдорфе. И только в конце письма молодой человек, казалось, вспомнил о своем отчаянии и смелым оборотом возвратился к первоначальному тону, объясняя, что если он на несколько мгновений и забывает свою жестокую судьбу, то все же на сердце у него тяжелый гнет, который только Лили может облегчить своим скорым ответом.
Складка на лбу Анны понемногу разглаживалась по мере того, как она читала письмо, а когда она кончила и сложила его, то на ее губах даже дрожала легкая улыбка. Лили, стоявшая рядом и вместе с нею читавшая письмо, в тревожном ожидании взглянула на сестру.
— Ну, что ты скажешь об этом письме? — спросила она. — Бедный Пауль Верденфельс, такой несчастный!
— Я думаю, он утешится, — спокойно сказала Анна. — Мне кажется, он избрал для этого лучший путь.
— Я боюсь, что он никогда не справится со своим горем. Ведь он сам сказал мне, что его горе вечно, и кто знает, что могло бы случиться, если бы я тогда не взяла у него из рук ружье и не бросила в ров!
— А ты убедилась в том, что ружье было заряжено? — спросила Анна с улыбкой, которую не смогла подавить.
— О, Анна, как можешь ты так насмехаться! — в негодовании воскликнула молодая девушка. — Неужели для тебя ничего не значат эта благоговейная любовь, это страдание и горе утраты? Если бы я была так любима...
Она с испугом умолкла, не кончив фразы, но все ее лицо пылало.
— Я не насмехаюсь, — серьезно сказала Анна. — Я только уверена, что это — юношеское увлечение, чистое и идеальное, но непродолжительное. Пауль Верденфельс и я слишком разные люди, чтобы нас могли соединить прочные узы. Ему нечего стыдиться своего юношеского увлечения, и я вовсе не упрекаю его. Ты также не сделала бы этого, Лили, если бы кто-нибудь потом признался тебе, что до тебя любил другую. Неправда ли?
— Нет, конечно, нет, — ответила Лили с простодушием, ясно доказывавшим, что она не понимает своих собственных чувств. — Но здесь речь идет не обо мне... Ведь ты не потребуешь, чтобы я прекратила переписку?
— Обещаешь ли ты мне не видеться больше с молодым Верденфельсом без моего ведома и показывать мне каждое его письмо?
— А если я пообещаю тебе это, ты позволишь мне отвечать ему? О, Анна, не будь жестока! Ведь ты видишь, в каком он отчаянии, и причиной этого несчастья — ты.
Она с умоляющим видом протянула руки к сестре, а та тихо привлекла ее к себе, поцеловала милое розовое личико и мягко произнесла:
— Нет, моя маленькая Лили, я не хочу быть жестокой ни к нему, ни к тебе. Я не хочу отнять у него его «светлый луч». Если хочешь, отвечай ему на письма, но сдержи данное мне обещание. Может быть, барон Пауль приедет когда-нибудь в Розенберг и тогда лично расскажет тебе о своем прекрасном Бухдорфе.
Лили не поняла последних слов, так как была непоколебимо убеждена, что Пауль любит только ее сестру, и с шумной детской радостью обвила руками шею Анны, после чего убежала со своим письмом, чтобы немедленно сесть за ответ. Букет фиалок, упавший на пол, был оставлен без внимания на ковре, в голове у молодой девушки теперь было совсем не предложение «дяди советника».
Анна Гертенштейн посмотрела вслед счастливой девушке и грустно улыбнулась.
— Нет, было бы несправедливо препятствовать этой зарождающейся склонности, — подумала она. — Может быть, моей Лили предназначено то, в чем судьба отказала мне: быть счастливой с Верденфельсом.
Глава 14
