«Кто из них Темные, а кто Светлые, вот в чем вопрос», – всплыла в пустой до звона голове Буйских отчетливая мысль.
– Идиот. Мы – никакие, – произнес водитель, снимая очки.
Из зрачков его излилась на писателя пустота, схватила, обволокла и швырнула в бездонные черные колодцы, откуда нет возврата…
– Приехали, – донеслось до Буйных словно с другого конца Галактики. – Пятихатка с тебя, фантаст.
Негнущимися пальцами Володя отсчитал купюры и рысью бросился в спасительную, как ему казалось, пещеру подъезда. Ввалился в квартиру – не ту, однокомнатную съемную берлогу, а новую – большую, уютную, оснащенную всеми достижениями современной городской цивилизации…
Но несчастья не желали заканчиваться. Из кресла в гостиной на Володю взирала длинноногая и белобрысая девица, сплошь затянутая в черную кожу. Взирала, разумеется, через стекла непроницаемо- темных очков.
– Буйских Владимир Викторович? – мелодично прозвучал ее голос.
Володя лишь издал стон, более всего напоминающий блеяние влекомого на убой барашка.
– Что вам всем от меня надо?! – выкрикнул он. – Я что вам, Избранный какой-нибудь, что ли?
– Владимир Викторович, – мягко произнесла девица, – присядьте. Выпейте чего-нибудь. Насколько я знаю, люди в таких случаях пьют растворы этилового спирта. Или я ошиблась и вы предпочитаете грибы? Кактусы? Конопляный дурман?
Буйских рухнул в кресло напротив. На столике между ними стояла бутылка текилы. В форме изящного графинчика. Ну конечно, – «Patron Reposado». На чайном блюдечке тонко порезанный лайм, и горка соли – на кофейном. И почему-то чайная кружка вместо рюмки.
– Я ничего не перепутала? – озабоченно вопросила девица.
Какая-то необузданная лихость охватила Буйских. Он захихикал, стараясь не глядеть на девицу, налил себе полную кружку текилы, залпом опростал, бросил в рот несколько долек лайма и щепоть соли.
– Я приступаю, – сообщила девица.
– А ты кто? – сглотнув кисло-соленую слюну и отерев проступившие слезы, спросил Володя.
– Я – Сущность высшего порядка, – сказала она и продолжила с внезапным металлом в голосе: – Владимир Викторович Буйских, Сущность высокого порядка, с величайшим прискорбием сообщаю, что вы оказались нарушителем Равновесия и подлежите изъятию из мира без каких-либо остатков, как то: информационных коконов, торсионных завихрений или каких-либо иных следов. У вас есть пять минут прямого времени для Последнего Высказывания.
– Это почему это – без остатка? В чем дело? – удивился Володя. Текила разлилась по кишечнику теплой волной, и он вообразил, что все это – чей-то дурацкий розыгрыш. Да, розыгрыш, хотя бы того же Плотника. Он очень любит тонко пошутить, вот в чем дело.
– По остатку вас всегда можно восстановить. А сила вашего ментала, вашей дурацкой самовлюбленности такова, что выступи вы на чьей либо стороне – и Равновесие между виртуалом и материалом, между миром пустоты и миром плотности окажется смещено необратимо… О Договоре все забудут. А это преждевременно. Вы будете формулировать Высказывание?
– Пошла ты в жопу! – заявил Буйских. – Я гений, вот в чем дело! Ясно тебе, дурища?! Мои тексты – гениальны! А? Так? Ведь так? Что, не так?! Скажешь – не гениальны?!
Девица сняла очки: один глаз ее отливал расплавленным серебром, из второго струилась тьма, и свет с тьмой перемешались в пляшущем вихре. Потом пробежалась в пространстве возможностей по тонкому узору из ниточек и узелков причинно-следственных связей, добралась до момента, когда тридцать лет назад Витя Буйских, разбитной студент Брянского политеха, должен был втиснуться в автобус, в котором ему суждено было встретить будущую супругу и мать Володи Надю Комскую. Легко, как шнурок на ботинке, распустила этот узелок…
Золотоволосый ангел с грустной улыбкой наблюдал за релаксационным процессом: как растворяются, тают на прилавках и складах книги М. Чехова, как исчезают в старых номерах «Спортивного вестника» выходные данные «дизайн и верстка – В. Буйских», а на их месте возникают совсем иные имена и фамилии… как из памяти знакомых стирается образ Володи. И как фигура в кресле делается все прозрачнее, все бесплотнее – пока не исчезает полностью в обычном спектре восприятия.
Тогда, спрятав улыбку, ангел произнес – вернее, окатил волной ментального резонанса еще не распавшийся окончательно информационный кокон бывшего писателя:
– Полное дерьмо. Читать – невозможно…
