Стихи

Субуррских[27] чаровниц пылающая плоть, —
Внезапно дали им отвагу побороть,
О Рим, упорное твое высокомерье.

В те дни пришел конец одной великой эре.
О, час, которому и слушать и внимать
Крушенье мощных царств, когда стальная рать
Деяний вековых ложится горьким прахом!
О, толпы, яростью взметенные и страхом!
Железо лязгает, и золото звенит,
Удары молота о мрамор стен и плит,
Фронтоны гордые, что славою повиты,
На землю рушатся, и головы отбиты
У статуй, и в домах ломают сундуки,
Насилуют и жгут, и сжаты кулаки,
И зубы стиснуты; рыданья, вопли, стоны
И груды мертвых тел — здесь девушки и жены:
В зрачках — отчаянье, в зубах — волос клочки
Из бороды, плеча мохнатого, руки…
И пламя надо всем, играющее яро
И вскинутое ввысь безумием пожара!

Перевод Н. Рыковой

Мартин Лютер

Монастыри, —
Всю землю озарял когда-то строй их черный;
В глуби лесной, в выси нагорной,
Горя в лучах зари,
Над ними башни их, как факелы, сверкали;
Созвездия с небес печатями свисали,
И над равнинами, над пеленой озер,
Над деревушками, потупившими взор.
Они стояли в латах
Уставов каменных и догм своих зубчатых.

И думал Рим за всех;
Они же думали для Рима.
Вся жизнь подвластна им — струи потоков тех,
Что пенились в веках, кипя неудержимо.
Везде, из града в град и из села в село,
Простерлось власти их железное крыло.
Народы светлых стран, народы стран туманных —
Размноженная лишь душа монастырей,
Что вкруг Христа плели сеть силлогизмов льдяных,
Что страх несли в сердца бесстрашных королей.
И ни одна душа в себе раздуть не смела
Жар, где бы пламя их святое не горело.

Тысячелетие они,
Как меч в тугих ножнах, рукою, полной силы,
Хранили бдительно в своих стенах, в тени
Людские пылы.

Текли столетия, — и больше не был ум
Бродилом духа;
Исканья умерли, и страстных споров шум
Был чужд для слуха;
Сомненье точно зверь затравленный, едва,
Едва металось,
И жалко погибал смельчак, чья голова
Высокой гордостью венчалась.

О, христианский мир, железный как закон,
Чьи догмы западный согнули небосклон, —
Восстав, кто на него направит гнев свой пьяный?
Но был один монах, и страстный и крутой,
Он воли кулаки сжимал в мечте ночной, —
Его послали в мир германские туманы.

Нагие тексты он святыней не считал.
То были жерди лишь, а не вершина древа:
Под мертвой буквою бессильно дух лежал,
И папа во дворце направо и налево
Благословением и небом торговал.
Повсюду вялые опутали покровы
Собора гордого властительный портал,
И золотом попы, как бы пшеницей новой,
Все христианские засеяли поля.
Бесчисленных святых раскинулась опека
Над мукою людской, ее безмерно для;
Но все не слышал бог стенаний человека.

Хоть видел Лютер над собой
Лишь руки сжатые, грозящие бедой,
Хоть посохов взлетала злоба