За праздничным столом легко текла беседа. Пророчески одни вещали для соседа, Как будто их речам внимала вся земля; Другие, понося Филиппа-короля, Насмешкой вольною его клеймили зверство: Костры дымящие, престолы изуверства, Он воздвигал вокруг престола своего. Христианином ли теперь считать его? Безумья черного он сеятель — не мира, А злая власть его, горящая порфира, Все города, дворы, селенья захлестнет, Чтоб наконец поджечь и самый небосвод. Граф Мансфельд щурился на блеск: в его стакане Огонь бесчисленных свечей Пучками собирали грани. Согласье, думал он, всего сейчас важней: И, властно требуя всеобщего вниманья, Вильгельма прославлял Оранского[36] деянья, И силы тайные, и ум, и дарованья. Напитки сдабривали остряки Намеками солеными своими, Друг друга ловкостью плутующей руки Дурачили весельчаки. О, яростный восторг, овладевавший ими, О, дерзкий этот смех, когда они Эгмонта[37] возглашали имя, Победно-грозное в те дни! Хотелось жить и жить — отважней и полнее. Вино запенилось в кувшинах и ковшах, Что лебединые вытягивали шеи. Мечты неслись вперед на бешеных конях, И кубки стройные с узорными краями Гляделись в зеркала широких гладких блюд, И шелком лоснился и мехом под огнями И драгоценными поблескивал перстнями Весь этот знатный люд. Но тут, Когда все пламенно мечтали о свободе И в небо рвались бы, скрывайся в небе враг, Три раза Генрих Бредероде На золотой поднос обрушил свой кулак И подал знак Толпе проворных слуг, — а те уже готовы, — И вдруг на пышные покровы, На скатертей шитье, на лоск и пестроту, С кувшинов всю эмаль сбивая на лету И опрокидывая кубки дорогие, Низверглись миски жестяные, И плошки, и горшки простые, Чтоб расхватали их тотчас же господа. А Бредероде взял убогую котомку, И плошку осушил до дна, и громко Промолвил — речь его была, как звон клинков, Горда: «Друзья! Они кричат: вы — босяки, вы — гезы! Что ж, будем гезами! У нас, у босяков, В сердцах — огонь, в руках — железо У босяков!» И вот из уст в уста метнулось это слово, Как вспышка молнии. И жгуче и сурово Крылатым каждого овеяло огнем: Отвага, и задор, и вызов были в нем. Как знамя и как меч его на подвиг ратный Нести готовился отныне самый знатный, Гордец надменнейший уже пленился им. Оно для недругов — и страх и изумленье. В него вложили гнев и дерзкое глумленье Безумные сердца, чей пыл неутолим. И были донага бестрепетно раздеты Все души братские, готовые себя И все свое отдать, дерзая и любя, Мешая без конца проклятья и обеты. Делили хлеб, и соль, и доброе вино, Но в этих игрищах им становилось ясно Порыв, горячка, бред, — а все же не напрасно, Каких бы будущее ни было полно Еще неведомых сомнений и загадок, — Они его творят. И эта честь дана Тому, кто кубок свой кипящий пьет до дна, Хотя и гибельный бывает у вина Осадок.

Перевод Н. Рыковой

Из книги «Высокое пламя»

Вы читаете Стихи
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату