– Мадзини опасается, что Франция не потерпит такого унижения, – ответил Даверио. – Он все еще верит, что французы станут нашими друзьями.
– Наивный он человек, – с горечью сказал Гарибальди. – Что ж, я подчиняюсь. Ничего другого мне не остается.
– Генерал, к нам скачет французский офицер с тремя кавалеристами. Он размахивает белым флагом, – доложил его ординарец. Агуяр.
– Вижу, – ответил Гарибальди. – Подождите играть отбой. Сначала узнаем, что нам предлагает доблестный Удино.
Французского офицера привели к Гарибальди. Тот вынул из кармана военного сюртука письмо с сургучной печатью, вскрыл его и стал читать гортанным голосом:
– «Генерал Удино, командующий французским экспедиционным корпусом, предлагает генералу Авеццане, военному министру Римской республики, заключить перемирие сроком на неделю. За этот период генерал Удино намерен выяснить, в самом ли деле римляне поддерживают республиканское правительство…»
– А может, намерен выиграть время, – бросил Гарибальди.
Парламентер сделал вид, будто не расслышал, и продолжал читать:
– «В доказательство искренности своих предложений генерал Удино готов без всяких условий освободить всех взятых в плен республиканцев».
У французов был один-единственный пленный, капеллан Уго Басси. Взяли его французы в плен безоружным, во время первой атаки на виллу Памфили, когда он причащал смертельно раненного гарибальдийца.
– Приказано ждать ответа, – сказал офицер, вытянувшись по стойке смирно.
Гарибальди усмехнулся – ответ французы уже получили от триумвиров, раз Даверио привез приказ немедленно прекратить военные действия.
– Отвезешь парламентера в Рим, к Мадзини, – сказал он Даверио. – А ты, Агуяр, можешь играть отбой. В бой вступает дипломатия.
Глава пятая
Вечерело. Гарибальди во главе колонны возвращался по Аврелиевой дороге назад, в Рим. Ехал на своем Уругвае мимо полей, оливковых рощ и виноградников, где несколько часов назад французы и гарибальдийцы дрались насмерть. Уланы Мазины конвоировали пленных, быстро утративших бравый вид и спесь. В окнах сельских домов загорались огоньки, казавшиеся особенно яркими в незаметно наступавшей темноте. Затихшие поля остывали после дневного зноя. Ветер доносил запах полыни и дыма.
Рим встретил легионеров огненным фейерверком, победоносным рокотом барабанов и ликующим звоном колоколов. Римляне не разбирались в дипломатических тонкостях, не задавались вопросом, что ждет их завтра, они праздновали победу над лучшей армией Европы.
– Гарибальди, слава Гарибальди! – кричали трастеверинцы.
Девушки в широких белых юбках и блузках забрасывали его цветами. А он ласково им улыбался. Потом снял шапочку и помахал ею, приветствуя восторженную толпу. И вдруг покачнулся в седле, чуть не застонав от боли. Нино Биксио, который ехал рядом, сразу все понял.
– Генерал, вы ранены? – наклонившись к Гарибальди, прошептал он.
– Да, в бок, – так же тихо ответил Гарибальди. – Только никому ни слова!
– Но не серьезная ли рана?
– Ничего, у победителей даже раны заживают быстрее, – отшутился Гарибальди. Все же, когда они свернули с центральной улицы в переулок, он позволил Биксио отвести себя в монастырь кармелиток, где расположился госпиталь.
А на улицах народ веселился безудержно и шумно, как умеют веселиться только римляне. По Марсову полю шла с факелами толпа простолюдинов, распевая песни и беззлобно подшучивая над пленными, которых под конвоем вели в отведенную для них гостиницу, – Мадзини приказал считать их не пленными, а гостями Рима. Во главе конвоя шел капитан Аугусто Векки. Он вместе с Биксио штурмовал виллу Памфили. Пикар – он был при шпаге (Мадзини велел также вернуть пленным офицерам шпаги) – обернулся к Векки и мрачно сказал:
– Они что, нарочно распевают эти гимны и называют нас «любезные парижане»? Хотят посмеяться над нами? Кстати, я лионец, – сухо добавил он.
– Нет, они вовсе не стремятся вас оскорбить! – живо ответил Векки. – Римляне великодушны, у них не в обычае насмехаться над теми, кто попал в беду.
– Да, мы попали в беду, – подтвердил Пикар. – Но это может случиться с каждым.
– С нами это случалось не раз. Так неужели сегодня мы не вправе праздновать наш триумф!
– Если так, – воскликнул Пикар, – то да здравствует Рим! Да здравствует Италия!
В Кастель Гуидо между тем генерал Виктор Удино сочинял победную реляцию Луи Наполеону и французскому парламенту.
«Рекогносцировка под стенами Рима прошла успешно. Взяты пленные. Враг запросил о перемирии. Жду дальнейших указаний».
Недолго длилась радость римлян – всего день. Армия короля Неаполитанского и Обеих Сицилий Фердинанда II вторглась в Римскую республику и продвигалась к Вечному городу. Король вознамерился вернуть Пия IX на престол силой оружия. И уж он-то не повторит ошибки Удино. Он бросил на Рим не одну, а три дивизии, а если понадобится, потребует из Неаполя и гвардию.
Утром Мадзини вызвал Гарибальди в Квиринал. Накануне лазутчики донесли, что королевские войска взяли город Веллетри и подошли к правому берегу Тибра. Серьезного сопротивления они не встретили, ведь основные силы римлян сражались в это время с французами. Теперь армию Фердинанда отделяли от Рима всего пятнадцать километров.
Когда Гарибальди вошел, Мадзини заканчивал письмо к матери, донне Марии, – ей он поверял свои надежды, радости и печали, все, чем не делился даже с близкими друзьями.
«Рим празднует победу, – писал он донне Марии, – и я радуюсь вместе со всеми. Но разве не горестно и дико, что первый враг, с которым мы сразились, оказались французы, а не австрийцы? До сих пор не могу в это поверить! Но я не теряю надежды, что мои французские друзья сумеют одолеть в парламенте Луи Наполеона, этого мелкого политикана с непомерными амбициями. Главное, вновь показать французскому народу, что он остается для нас другом. Сегодня мы отпустили на волю всех пленных, доказав Европе, что мы лучше, великодушнее наших врагов…»
Увидев Гарибальди, Мадзини отложил перо и снял пенсне.
– Вы первый, Джузеппе, – сказал он, пожимая Гарибальди руку. – Сейчас подойдут Авеццана и Розелли.
Гарибальди поморщился, и Мадзини заметил это:
– Знаю, знаю, вы не верите в таланты генерала Розелли!
– А вы? – в упор спросил Гарибальди.
