приходили, для кого.
Дивеев хмыкнул.
— А что ж тут за высшая математика, Вячеслав Алексеевич? Понятно ведь, какие предприятия без этилового спирта работать не могут.
— Тоже верно, — расплылся в улыбке Мостовой. — Ничего, не обеднеют водочники, если цистерну- другую спирта реквизуем.
— Как будем загружать пожарные машины? — Голышев посмотрел на Алину.
— Вы меня спрашиваете? — удивилась она.
— Конечно. Не на месте же всю эту бражку замешивать.
— Понятно. — Наговицына на секунду задумалась. — Сначала спирт. Потом на химзаводе — ангидрид прямо в те же цистерны. В пропорции… Так же, как в известных мне репеллентах. Не меньше шести-семи процентов ангидрида — но и не более десяти. Пока машины сюда доберутся — переболтает будь здоров. Растворится без остатка.
— Погодите, я сразу и не понял… Так вы хотите
Мостовой с Голышевым переглянулись. Пожарник был прав.
— Да, — протянул начальник штаба. — Если бы об одном доме речь, а то ведь четырнадцать. Не на том, так на другом проколемся. Полыхнет.
— При той суматохе, что возникнет, рванет на всех до единого, — уточнил Мостовой. — У наших людей дробовики в руках. Посерьезнее, чем спичка-зажигалка.
— Но речь-то не о спирте идет. Скорее уж о водке. Домашнего изготовления.
Все снова повернулись к Телешову, произнесшему эти слова.
— Так, — хмуро отозвался Голышев. — Теперь водка. Не все еще, значит, сюрпризы у вас. Какая водка, что за идея?
— Простая, товарищ генерал. Разбавить полученный раствор. И даже не до сорока процентов, а где- то до тридцати пяти. Такую жидкость не очень-то запалишь.
Алина, улыбнувшись, кивнула.
— Погодите, Алина Витальевна, а смешается ли? Ведь нам же надо ангидрид растворить? Вы же сами говорили, что в воде эта химия не растворяется, — В голосе начальника штаба звучало сомнение.
Вместо Алины ответил Сергей:
— Здесь очередность. Что за чем. Органика — неорганика. Если вы чистый спирт когда-нибудь разводили… — Он посмотрел на лица собеседников. — Ну, это не важно. Лучшая домашняя заготовка — когда в водке немножко сахара и немножко глицерина, для мягкости. Сахар растворяется в воде, но не в спирте. А глицерин, наоборот, именно в нем. Вот так по ложечке разводят по отдельности — и в результате…
— Абсолютно верно, — вмешалась Ламанча. — В такой очередности сработает. Ангидрид — в спирте. Потом уже воду — в полученный раствор.
— Вы, простите, не знаю имени-отчества, в школе химию преподаете? — поинтересовался Голышев, глядя на Сергея.
— Да нет, — смущенно ответил тот. — Литературу.
— Полезный, судя по всему, предмет, — вклинился в разговор Дивеев. — А за рецепт — спасибо. Я насчет сахара с глицерином. Для мягкости.
В помещении штаба наконец-то раздался пусть и сдержанный, но все-таки смех.
— Товарищ майор!
Кремер обернулся. Участковый Костя, убедившись, что майор его заметил, широким шагом направился к нему.
— А, старлей героический! Как там она, ментовская жизнь? — Кремер крепко пожал участковому руку.
— А у вас другая, что ли? — хмыкнул Костя.
— У нас, брат, — наставительно произнес Кремер, — жизнь фронтовая. Ты-то почему здесь, на передовой? Тебе, вроде, полагалось бы прочее нервное население утешать.
— Да тутошнее-то население тоже мое, — ответил участковый. — Вот я и бегаю как бобик через оцепление. То туда, то сюда.
— Ну что, тоже правильно, — одобрил майор. — Сейчас выводить начнут, и с этими поработать придется. Утешить да ободрить. А кое-кому и по шапке, из особо буйных.
— Уже сейчас выводить?
— «Сейчас» в смысле вот-вот, Константин.
— Понятно. — Старлей умолк, глядя куда-то вниз. — Значит, пока нет сигнала…
— Пока нет, — ответил Кремер, внимательно глядя на участкового.
— А когда будет?
— Как только, так сразу. — Майор, положив руку на плечо Кости, заглянул ему в глаза. — Ты чего, брат? Что за тоска-заноза?
Участковый изобразил подобие улыбки.
— Да нет, все нормально. Устал просто. Не выспался. — Он помолчал и добавил: — Да и… лучше бы и не спал вовсе.
— Почему это «не спал»?
— Так, — задумчиво проговорил Костя, глядя куда-то в сторону. — Муть всякая в голову лезет, вот и сны такие же. Мутные.
Глаза Кремера чуточку сузились. Не люблю я всяких снов, подумал он. Особенно мутных. Особенно накануне.
— Так-то бегаешь, суетишься, с народом общаешься — и, вроде, из головы вылетает вся эта дурь, — продолжал участковый. — А остановишься, закуришь, опять вспоминаешь… Как будто стекло, и я из-за этого стекла вверх смотрю. А вверху по стеклу люди ходят. И почему-то они наверху, а я…
— Ты, старлей, не на того спеца нарвался, — резко перебил его Кремер. — Это дедушка Фрейд тебе лапши навешал бы с полкило на каждое ухо. А у меня к снам отношение чисто рабоче-крестьянское. Сон, товарищ участковый, он для того служит, чтобы силенки за ночь восстановить. И другой функции не имеет по уставу. Понятно?
Костя кивнул.
— Не слышу! — Майор повысил голос.
— Так точно, понятно! — откликнулся старлей.
— Ну вот. Вышли все-таки на тропу реализма. — Кремер достал сигареты и протянул участковому. Оба закурили. — И теперь так. Здесь уже каждый по клеточкам расставлен, всяк свою игру знает. Ты — я издалека видел — промеж домов этих тоже шастал, с населением работал.
— Ну?
— Молодец, вот и все «ну». Только теперь тебе здесь крутиться не надо. И у людей под ногами, и, главное, чтобы с той стороны контура местные зеваки сюда не проперли.
— А ОМОН на что?
— ОМОН на то, чтобы зубы вправлять совсем уж беспредельным гражданам. А я так понимаю, что народа всяческого не должно быть не только у самого оцепления, но и промеж его кольцами. Там, то есть, где ОМОН поштучно работает. Вот там тебе самое место. И работы будет невпроворот — особенно когда люди еще и отсюда пойдут.
— Да там-то что. Дураков нет сюда переться.
— Константин, да что это с тобой, а? — Кремер неподдельно изумился. — Это когда же мы с тобой в рай такой переехали незаметно? Дураков нет? Да их же не сеют, не пекут — они сами размножаются так, что любой даймондбэк позавидует. Попрут, брат, еще как попрут. Хлеборезку-то поразевать — его, дурака, и медом не корми.
Старлей рассмеялся.
