надежды. Хватит ли у него выдержки, чтобы сосредоточить все силы на чем-нибудь одном?
Вот Александр — тот совсем другой! Он пошел по стопам отца и решил изучать юриспруденцию. Это уравновешенный мальчик, а несчастье Фритьофа — слишком разносторонняя одаренность. Ничего еще не сделав, он мечтает о великих деяниях. Но есть ли смысл в увещеваниях?
Однако увещевания не остались безрезультатными. Они глубоко запали в душу Фритьофа, он понимал тревогу своего отца. Но это будет его борьба, и он хотел бороться сам.
И вот, когда он так размышлял, мысль его набрела на зоологию. Вот наука, которая во всяком случае даст ему возможность сочетать работу с жизнью на природе. Он вспомнил и об известном зоологе Микаэле Сарсе, священнике с островка в Вестланне[47], который сделал значительные открытия в морских глубинах. Лучше всего спросить совета у профессора Роберта Коллета[48], выдающегося специалиста в этой области, а вдобавок доброго друга семейства Нансенов.
Коллет тут же вспомнил, что ему не раз уже предлагали отправиться на промысловой шхуне в Ледовитый океан, чтобы изучать животный мир во время охоты на тюленей. Вот подходящее дело для молодого спортсмена.
Фритьоф сразу загорелся. На другой же день он побывал у капитана Крефтинга на промысловой шхуне «Викинг». Они быстро договорились. Но «Викинг» был новым судном, и сперва полагалось получить согласие пароходства. Адвокат Нансен уладил это. Он не сомневался, что сын покажет себя умелым парнем, который не будет обузой на борту.
Жребий был брошен. Фритьоф отправился в свое первое плавание по Ледовитому океану.
Отцу его это путешествие скорее всего казалось отклонением от прямого пути. В душе сын «ветрогон», вот и помчался за приключениями, вместо того чтобы учиться. Отец был убежден, что, выбрав зоологию, сын совершил роковую ошибку, «ибо выбрал-то ее лишь потому, что эта специальность обещала развлечение и жизнь на лоне природы», и очень был огорчен тем, что Фритьоф не занялся физикой и химией, которыми «больше всего» увлекался.
Если Фритьоф и был когда-то в душе ветрогоном, то с этим давным-давно было покончено. И с тех пор вся жизнь его и работа были более всего отмечены чувством долга.
Хотя он впоследствии забросил зоологию и стал полярным исследователем и океанографом, но это произошло лишь после того, как он довел до конца поставленные перед собой задачи и оставил после себя след и в зоологии.
Наверняка он бы далеко пошел и в физике, и в химии, он и здесь не отступил бы, не добившись своего. Но совершил ли бы он тогда свои великие арктические экспедиции, которые в свою очередь открыли путь новым проблемам,— неизвестно.
В марте 1882 года на рассвете «Викинг» вышел из гавани Арендаля [49]. Матросы огласили спящий город мощным «ура», несколько человек на набережной помахали на прощанье шляпами, а больше никто не обратил на них внимания. Впервые в своей жизни Фритьоф Нансен сжег за собой мосты.
Первые впечатления от моря были не особенно обнадеживающими. Надвигался шторм, судно вздымалось на волнах, и брызги перехлестывали через борт. Низко нависло небо, все в тяжелых угрюмых тучах. По-своему и это было красиво, но Фритьофу было не до красот природы. Только после шести суток мучений он смог записать в своем дневнике: «Морская болезнь прошла бесследно. Жизнь превосходна». Он отметил это событие тем, что, сидя на палубе до трех часов ночи, курил длинную трубку с голландским табаком. В этом плавании отец впервые увидел царство льдов и был потрясен. Он принимал участие в охоте на тюленей в качестве стрелка и провел на борту корабля несколько научных опытов. А главное — он увидел с палубы корабля восточный берег Гренландии и уходившие вдаль цепи сверкающих горных вершин.
Он прилежно вел дневник: «Ледовитый океан — это нечто совершенно особое, ни на что не похожее, он совсем не такой, каким его представляют. Море то зеленовато-синее, то покрыто плоскими дрейфующими льдинами, то туман, то солнце, то буря, то штиль».
Он увидел еще много другого. Зачарованный, сидел он на палубе и глядел, как полыхает в небе северное сияние: «Это словно отблеск огромного далекого пожара. Но, должно быть, самый пожар был в Стране духов, отсветы были призрачно белые».
Тогда он впервые услышал грохот торосящегося льда.
Работы на судне хватало, и он ее не чурался. Адвокат Нансен не зря говорил, что сын будет полезен на борту. Фритьоф был силен, как медведь, и за все брался с охотой: грузить уголь, драить медяшку, мыть посуду на камбузе, взбираться на мачту и высматривать разводья. Он быстро проявил себя как хороший товарищ, неистощимый шутник и весельчак, не краснеющий от смачных анекдотов.
И все же моряки удивлялись, глядя на то, как он возился с точными приборами. На что ему все это? Что это за работа?
Но когда началась охота на тюленей и Фритьоф показал себя метким стрелком и хорошим гребцом, он сразу вырос в их глазах. Когда «Викинг» вошел в район охоты на хохлачей, на льду началась бойня. Чем больше убийств и жестокости, тем больше заработают охотники и пароходство. Поесть — и то стало некогда. Старшие уже были привычны к такого рода работе, а новичка тошнило от отвращения. Но он сжал зубы и виду никому не подавал.
Охота шла великолепно. Все радовались необычайному везению. Но, увы, «Викинг» вмерз в лед и потом целый месяц дрейфовал — и это в самый разгар промыслового сезона! Для команды это означало невозместимый ущерб. К тому же дрейфующий лед представлял большую опасность. Бывали случаи, когда он раздавливал судно, как скорлупку.
Но для отца этот месяц был самым важным в путешествии. Теперь у него было время для наблюдений, и многие из них впоследствии пригодились ему.
Он нашел и другое применение своим силам. Однажды в шесть часов вечера Фритьоф сидел в бочке на мачте и рисовал видневшиеся вдали горные вершины. Солнце освещало самые высокие пики, и он жадно всматривался в неведомую страну, завладевшую всеми его помыслами.
И вдруг снизу крик: «Эй, глянь-ка, парень,— медведь!» И впрямь! Впереди, у самого бушприта, стоял огромный медведь.
С быстротой молнии Фритьоф слетел с мачты и бросился в каюту за ружьем. Но медведь уже успел улизнуть, и Фритьоф, повесив нос, вернулся назад после бешеной погони по льдинам.
Теперь у капитана был козырь: «Нечего сказать, хорош впередсмотрящий — медведя перед самым носом не видит».
Через несколько дней появился еще медведь. Теперь Фритьоф мог взять реванш. Он сам, капитан и один из матросов бросились за медведем, но у Фритьофа было преимущество, так как он был и гимнастических ботинках и в легкой шерстяной одежде, без куртки, и свободно прыгал со льдины на льдину. Внезапно он упал в воду, успев, однако, бросить ружье на льдину, и вскоре вскарабкался на нее и сам. Фритьоф бросился дальше с удвоенной энергией. Медведь ушел за торос, Фритьоф — за ним. Но когда он выстрелил, медведь бросился наперерез, к воде, и пуля попала ему в лапу. Разводье было длинное, и Фритьоф, сделав большой прыжок, приземлился на льдину посреди разводья. Там он и стоял, с трудом удерживая равновесие, когда огромная морда зверя вынырнула у края льдины. Разъяренный медведь выбросил передние лапы на льдину, казалось, сейчас он доберется до Фритьофа! Но у отца хватило самообладания выстрелить зверю в грудь. Потом он удерживал тушу зверя за уши, пока не подоспели ос тальные.
Капитану понравилось, как вел себя Фритьоф. Он прогнал насквозь промокшего парня на корабль, переодеваться. Но там Фритьоф узнал, что заметили еще трех медведей и несколько матросов помчались за ними в погоню, и в чем был побежал следом. Остальные увидели и испугались, что он всех опередит, и поторопились прикончить одного зверя. Другой медведь бросился бежать прямо на Фритьофа, но, получив пулю в грудь, кинулся наутек. Внезапно медведь круто повернулся и бросился прямо на охотника. Фритьоф выстрелил ему в голову и убил наповал.
Но оставался еще один.
«И снова со льдины на льдину. Если попадались чересчур широкие разводья и нельзя было перепрыгнуть, медведь пускался вплавь, и тогда я почти настигал его. Но пока я сам переплывал разводье,