Книга об отце (Ева и Фритьоф)

медведь уходил от меня».

Так они пробежали милю. Медведь стал петлять, а Фритьоф бежал напрямик. Наконец он приблизился к зверю на расстояние выстрела и убил его.  У  Фритьофа это был последний патрон.

После этой погони никто уже не смеялся над Фритьофом. «Да, он настоящий охотник на медведей,— сказал кто-то из парней.— Он пробыл в воде столько же, сколько на льду. Я ему говорю, заболеешь ведь. А он только показал на свою шерстяную одежду».

В периоды затишья Фритьоф занимался изучением подлед­ного мира. Он опускал на различную глубину свои сачки с мел­кими ячейками и поднимал множество крохотных животных, которых затем изучал под микроскопом. Он сам придумал об­вешать сачки крючками. Наградой было множество крупных креветок, похожих на маленьких омаров. Команда ожила — появилась хорошая еда. Капитан тотчас же выделил матроса на лов креветок, и теперь каждый день у команды был вкусный завтрак.

Лед давал богатую пищу для размышлений. Фритьоф обратил внимание на то, что на крупных льдинах имеется какой-то стран­ный налет, придающий льду сероватую окраску. Он решил, что этот налет берегового происхождения. Вопрос заключался только в том, была ли это пыль из воздуха или органические вещества. Позднейшие исследования показали, что этот налет имеет двоякое происхождение — и органическое, и неорганическое. Особый инте­рес представляли остатки микроскопических водорослей. Их на­считывалось шестнадцать видов. Двенадцать из них были известны только в морях Восточной Сибири. Отсюда Фритьоф Нансен за­ключил, что, очевидно, существует связь между Беринговым про­ливом и Гренландским морем. Это было еще одним подтвержде­нием гипотезы о дрейфе льда с востока на запад через Ледовитый океан. Эта гипотеза впоследствии легла в основу плана экспеди­ции на «Фраме».

Дрейфуя, «Викинг» приближался к берегам Гренландии. Вот уже до нее осталось каких-нибудь двадцать пять — тридцать миль. С бьющимся сердцем стоял Фритьоф на палубе и, глядя в бинокль, совершал мысленно путешествия по долинам и гребням гор. Если бы ему на несколько дней дали лодку, то он мог бы волоком тащить ее по льдам и переплывать в ней большие разводья. Но Крефтинг и  слышать  ничего  не  желал о подобном  безумстве.

Наконец лед расступился, и команда вздохнула с облегчением. Теперь можно было возвращаться домой.

И вот уже «Викинг» идет по Христианияфьорду, вот уже видны знакомые горы, покрытые лесом. Фритьоф никогда не воспринимал родную природу с такой остротой, как теперь. Он радовался, что сможет опять бродить в лесах Нурмарка[50] с ружьем и удочкой, а прежде всего тому, что снова увидит отца, братьев и сестер.

Но свидание с родными было коротким. Профессор Коллет предложил ему должность препаратора в Бергенском зоологиче­ском музее. Коллет предупредил руководство музея, что у Фрить-офа нет в этой области необходимой подготовки, но все-таки очень горячо его рекомендовал.

Фритьоф тотчас же согласился, но с тяжелым сердцем. Не­легко было ему расставаться со старым отцом, грустно было ду­мать, что уже не будет прежней привольной жизни. Отец не пытался удерживать сына.  Коллет уже объяснил ему, что это очень удачное предложение, и он не хотел портить сыну будущее. Смирение и печаль были написаны на его лице. Фритьоф не очень понимал, почему. Берген ведь не край света. Может быть, долж­ность окажется не такой уж замечательной, и тогда он тотчас же вернется домой. Но, как ни странно, расставаться тяжело, хотя и манят новые надежды.

IV. В БЕРГЕНЕ

Фритьоф Нансен учился в Бергене и здесь же начал свою науч­ную деятельность. (4) Впервые ему пришлось самостоятельно решать жизненные вопросы и строить планы на будущее. Условия жизни здесь были совершенно иные. Он был уроженцем Эстланна [51], с дет­ства привык к лесам, к лыжным прогулкам в окрестностях Хри­стиании и никак не мог теперь привыкнуть к природе Вестланна с его бесснежными зимами.

Отношения с людьми у него складывались хорошие и на службе, в музее, и в доме священника Хольта, где он прожил все пять лет. Фритьоф считал Вильхельма Хольта и его жену фру Марию своими «приемными родителями», и хотя, живя в этом доме, он не отказывался от своих взглядов на религию, хозяева прекрасно уживались со своим постояльцем. (5) Хольты не были рев­ ностными миссионерами и не стремились во что бы то ни стало обратить людей в свою веру. А если б и захотели, то Фритьоф за­дал бы им работку. В те годы он как раз переживал бунтарский период своего становления и с отчаянным упорством отстаивал свои взгляды на основные вопросы бытия.

Хольты были умными и добрыми людьми и до конца своих дней с трогательной гордостью следили за жизнью приемного сына. Из всех бергенских друзей отца я знала их лучше всего. Я познакомилась с ними, когда они были уже стариками, однако, по словам отца, ничуть не изменились. Я очень полюбила их за доброту и приветливость. Своим умением и желанием понять чело­века Хольты очень помогли Фритьофу в тот период жизни, когда он должен был избрать жизненный путь и сам строить свое бу­дущее.

В те годы Фритьоф много читал и, как большинство людей его поколения, увлекся драмами Ибсена. Он находил в них ответы на вопросы, которые и сам себе задавал. Особенно поразил его «Бранд», однако судьба доктора Штокмана из пьесы «Враг на­рода» произвела на него не меньшее впечатление. В пьесе стави­лись проблемы, которые и он должен был решить для себя,— гражданское мужество, умение оставаться при своих убеждениях, даже если все на свете окажется против тебя. Хольты наверняка не одобряли это увлечение Ибсеном и его мировоззрением.

...И воля спину разогнет,
И победит в сраженьи гнет...

Вот что вычитал Фритьоф из «Бранда» и вот чем воспламе­нился.

Он теперь сделал выбор, решил стать ученым и всю свою волю и энергию направить на достижение этой цели. Он еще пока­жет отцу, на что он способен. Старик не раз предостерегал Фритьофа, что нельзя заниматься несколькими делами сразу; да Фритьоф и сам знал, как легко увлечься чем-то и свернуть в сто­рону — в жизни ведь так много заманчивых дорог.

Никто еще не верил в него, и он это прекрасно понимал. Чаще всего его принимали за обыкновенного любителя спорта, которому лишь бы блеснуть физической силой и сноровкой.

Ну что ж, он им еще докажет.

Фритьоф набросился на науку со всей своей энергией и, если не сидел дома над книгами, значит, работал в музее со своим новым микроскопом. «Ты просто счастливчик»,— сказал Хольт, узнав об этом приобретении Фритьофа. Так оно и было. Если бы Фритьоф не был уверен, что хороший микроскоп совершенно необ­ходим ему, то ни за что не попросил бы у отца в долг такую сумму. Микроскоп стоил целых семьсот крон, для старика, вынуж­денного беречь каждый скиллинг, это были громадные деньги, однако же они были высланы без всяких возражений — раз это нужно сыну для работы, то какой может быть разговор. Отец только выразил надежду, что деньги не будут потрачены впустую. За это Фритьоф ручался, и, как только ему повысят оклад в музее, он начнет выплачивать долг.

Теперь это чудо стояло у него на рабочем столе, и коллеги даже немножко ему завидовали. «Когда Нансен сидит за микро­скопом, тут хоть землетрясение — он и ухом не поведет»,— гово­рили они друг другу.

Он и сам был такого же мнения.

«Знаешь ли, это такая прелесть, что передать невозможно! — пишет он отцу.— Я теперь прилежно тружусь, причем с удоволь­ствием, потому что чем больше углубляешься в Науку, тем она интереснее».