существованию. Умереть же в полном смысле слова значит оказаться в аду.
- В аду ничего не чувствуют?
- Чувствуют вечные мученья.
- Значит, смерть - это не конец, а концентрация всего плохого? - уточнила Александра. - И как же от этой смерти Христос спас людей?
- Он добровольно мучился и Сам умер, чтобы победить ад. 'Смертию смерть поправ' - так говорится в пасхальной молитве.
- Кстати, что значит праздник Пасхи?
- Воскресенье Христово. - Вера говорила медленно, боясь неправильно подобрать слова, но тут ее интонации стали уверенными. - Через три дня после крестной смерти Христос воскрес.
- А спасенье людей осталось?
- Конечно. Оно совершилось навсегда.
- Но ведь если верить церковному ученью, многие и теперь попадают в ад! - Александру вновь стало раздражать отсутствие логики.
- Не принявшие Искупленья.
- То есть?
- Крестных страданий Христа. Если человек в них не верит, и вообще... не старается жить по-христиански, то для него их как будто и не было.
Скрипнула дверь, вошла Маня с чайником. Увидев 'Молитвы об усопших' в руках кураторши, мгновенно отреагировала улыбкой. Маня не любила ничего скрывать, а в данном случае вообще считала бессмысленным. Это Верке втемяшилось делать изо всего тайну.
- Показала? - улыбнулась Маня в сторону подруги. - Ну и правильно. Знаете, Александра Иванна, она эти молитвы каждый день читает. Только не хочет, чтобы кто знал. Я удивляюсь, как она вам-то...
- Каждый день? - переспросила Александра.
Это уже выглядело не увлеченьем, а довольно устойчивой жизненной позицией, в свете которой все сказанное Верой обретало некоторый статус. Каждый день! Это не так просто. Наверняка бывает, что нет времени, настроенья, в конце концов может что-нибудь заболеть... каждый день!
- Ага, так у ней заведено. А когда мы работаем, вообще цейтнот, - с увлечением продолжала Маня, игнорируя Верины попытки прервать этот увлеченно текущий рассказ. - Тогда она дома не успевает, а на работе тоже не почитаешь - там то одно, то другое. Прерываться ж нельзя, вы понимаете. И вот Верка придумала - вечером из института не уходить и, пока нет никого, читать. Там фонарь под окошком...
- Знаю, - отозвалась Александра. - Теперь я поняла.
- Мы уж не первый раз: она читает, я на стреме. Но обычно никого нет, вот я сегодня и расслабилась. Вас прозевала, - слегка рассмеялась Маня. - А вообще это был для нас выход, - серьезно добавила она. - Иногда и я прочитывала.
Несколько секунд все молчали.
- Акафист за единоумершего, - раздумчиво произнесла Александра. - Читается за одного умершего. Можно узнать, за кого вы читаете? - обратилась она к Мане.
- За разных. Сегодня за одного, завтра за другого. Самые-то близкие у меня все, слава Богу, живы.
- А вы, Вера?
Она отвечала не сразу, словно колеблясь, стоит ли говорить:
- Я - за своего деда.
Сколько Вера себя помнила, дед всегда состоял при ней. В раннем детстве катал на санках, привозил в парк, где она кружилась на карусели, подводил к другим детям, чтобы внучке было с кем поиграть. В школе Вере стоило задержаться после уроков, как снизу уже шел дежурный старшеклассник: 'Коренева, за тобой пришли... Кореневу дедушка ждет...' В многочисленных кружках и секциях, которые она в разное время посещала, все хорошо знали ее деда: в группе 'Волейбол' он чинил прорвавшуюся сетку, в драмкружке клеил картонные декорации. Большинство школьных опытов по физике и по химии Вера увидела не в классе, где учителя предпочитали не брать на себя лишней нагрузки, а дома, в ванной комнате, которую дед временно превращал в лабораторию. Он даже обзавелся специальной литературой - в восьмом классе Вере намозолила глаза книжная обложка, на которой атомы были изображены в виде воздушных шариков, а снизу шла надпись: 'И.П.Сидоров. Занимательная химия'.
