плечо походного попа, дивясь премудрости божьей, в грамоту зорко вглядывался сотник Фока Волкорез. Его ль ухо не было тонко, и его ль глаз не был остер? Шипенье селезня он слышал через всю Волгу и в темноте на слух стрелял крякнувшую в кустах утку...
Мартьян вычитывал:
– «... С Тобола-реки приходил с мурзами и уланами султан Маметкул – дороги на нашу русскую сторону проведывал...»
Фока ждал: вот дрогнут строки, и меж них плеснет вода, блеснет огонь, сверкнет клинок... Но письмена лежали ладом, не шелохнувшись: покойно текла строка, играя титлами... Сотник отошел, сокрушенно вздохнув. [63/64]
Внимали Мартьяну и – кто про себя, кто вслух – вторили:
– Всем по штанам.
– Крупа...
– Порох...
– «... и вина две бочки под пятьдесят ведер...»
Закричали, заметались:
– Винцо на кон!
– Засохло, отмачивай!
– Бочку на попа!
Ярмак:
– Вольное буянство, не галчи! Оравою тоже песни орать, а говорить надобно порознь. Думай думу с цела ума, чтоб нам не продуматься.
И старший кормщик Гуртовый показал горланам свой облупленный и пребольшой, в телячью голову, кулак:
– Во!
Горлохваты понурились, зная, что от кормщика не получишь ни синь пороха, пока не решится дело.
Долго молчали, собираясь с мыслями, потом разбились по куреням и
