богаты.
– Там нам будет кормно. Поживем, отдохнем, кровью соберемся, а далее видно будет.
– Обещают бычка, а дадут с тычка, и пойдем утремся.
– Правда твоя, Лукашка, с купцами нам рыбы не едывать, – костями заплюют.
Слово за слово, зуб за зуб.
Двое раздрались, остальные бросились разнимать, и пошла потеха, только клочья полетели. Мамыка сбычился и отошел к старикам: по силе ему не было ровни во всей ватаге, в драку бурлак никогда не ввязывался, после того как однажды чуть не убил человека – в лоб пущенным с ногтя – медным пятаком.
Старики посмеиваясь глядели на побоище, посасывали трубки, а иной еще и покрикивал:
– Ругайся на стану вволю, бейся дома досыта, чтоб в походе жить нам в ладу да в миру.
Долго пришлось старикам ждать, пока драчуны утихомирятся. Мартьян поднял руку и призвал:
– Будя, товариство! Думай во весь ум, что нам делать и как нам быть?
Гулебщики потирали шишки на головах, щупали разбитые носы и понуро молчали. Превеликие умельцы кистенем бить, на игрища и на хитрости горазды, которые и на работу слыли валкими, а языки у всех были привешены криво.
Иван Бубенец, с казачьей стороны, зыкнул:
– Плыть!
Бурлаки опять заспорили!
– Не плыть!
Казаки в один голос:
– Плывем,
