Брюсу хотелось говорить с Кейт, рассказывать ей, как она хороша, как красива, как сексуальна и привлекательна, но он боялся спугнуть ее лишними словами.
Другая, разумная часть его натуры, тихо, но отчетливо напоминала ему, что прямо сейчас он совершает профессиональное самоубийство, однако голос этот звучал все слабее.
Брюсу хотелось ласкать Кейт, попробовать на вкус ее кожу, ее губы, прикоснуться к этому телу, исследовать каждый его дюйм…
Сегодняшние разговоры о семье, о детстве сблизили их еще больше, и Брюс совершенно отчетливо понимал, что помимо чисто сексуального влечения, она по-человечески нравится ему. Ему нравится ее смех. Ее невинная прямота в разговорах о сексе. Ее талант повара и дизайнера. Ее лимонад, в конце концов!
И то, что она хранит бабушкины кулинарные рецепты.
И он ее хочет.
Руки Брюса медленно соскользнули на тонкую талию, расстегнули шорты… Тончайшие голубые трусики, две узких ленточки…
Он опустился на колени и приник губами к ее животу, затем к бедрам, руки медленно поглаживали тугие ягодицы.
Кейт запрокинула голову, закусила губу, и из груди ее вырвался тихий стон.
Словно разрешение на все, что еще может прийти Брюсу в голову.
Он покрывал поцелуями тело Кейт, в восторге и упоении пытаясь постичь странную тайну этой женщины. Как она могла столько времени не знать свою собственную суть? Как сочетала в себе невинность школьницы и чувственность Лилит?
— Ты… невероятна…
— Господи… я… я никогда таким не занималась…
Надо было молчать, проклятый дурак!
— Все нормально, Кейт. Ты все еще боишься меня? Не надо. Я никогда не причиню тебе плохого, клянусь!
— Я не об этом. Меня еще никогда не раздевали… так… в собственной прихожей… И не целовали… так… туда!
Брюс оттянул почти невидимые трусики и коснулся губами золотистых завитков на заветном треугольнике.
— Тогда почему ты занимаешься этим со мной?
— Мне кажется… я знаю тебя тысячу лет… А вот почему? Не знаю.
— И мне тоже так кажется. И я не знаю. Теперь он стоял у нее за спиной и ласкал ее, обнимая и прижимая ее ягодицы к своим бедрам. Кейт чувствовала, как напряжена его плоть, и это доводило ее до исступления, но она честно попыталась в последний раз…
— Мы не можем… Брюс!
— Мы уже начали, маленькая. И я хочу узнать тебя получше.
— Но Джейсон…
— Тс-с-с! Не говори ничего. Не останавливайся сама и не останавливай меня.
Она льнула к нему, его тело горело от страсти, но в эту самую минуту, словно в плохом любовном романе, загремел телефонный звонок. Кейт метнулась к телефону, Брюс со стоном прислонился к стенке, тщетно пытаясь унять одновременно и сердцебиение и дрожь в коленях.
— Алло!
— Ты что, бегала вокруг комнаты?
— Мег! Это ты. Я просто… пылесосила. Еле расслышала звонок и побежала…
— Пылесосила? Во вторник вечером?
— А что, насчет этого есть особые правила?
— Да нет, просто странно как-то…
— Странно или нет, но я собираюсь продолжить, так что говори, зачем звонишь, и…
— Просто хотела предупредить, что завтра задержусь. У меня завтра свидание с дантистом. Счастливой уборки. Рекомендую часа в три ночи начать стирать.
— Ценю твой искрометный юмор. До завтра.
Кейт повесила трубку. Десять к одному, что Мег не поверила рассказу об уборке, но сейчас это неважно. В коридоре остался Брюс, он ее ждет. Самое удивительное, что Кейт ничуть не утратила страстного желания отдаться ему немедленно. Она глубоко вздохнула — и ринулась в коридор, чувствуя себя самой настоящей тигрицей.
5
Одного взгляда хватило, чтобы понять — что-то изменилось. Брюс был почти спокоен. Он молча поднял ее блузку и накинул ей на плечи.
Тишина ранила ее, словно острое лезвие. Сердце истекало кровью неутоленного желания.
— Ты шикарно выглядишь, Кейт. И я мог бы смотреть на тебя целую вечность. Но мне надо идти.
— Да.
— Ты мне нравишься, очень нравишься, ты даже не представляешь, до какой степени, но это…
— Неправильно?
— Да. Я не могу рисковать своей работой. Хотел бы, но не могу.
— Я понимаю.
Ее голос дрожал, несмотря на все усилия выглядеть спокойной. Будь проклят Джейсон, его контора, ее ресторан вместе со своим дизайном, будь проклято все на свете, а особенно самоконтроль и чувство ответственности!
Она почувствовала себя голой и зябко запахнула блузку на груди. Брюс растерянно огляделся, взял папку с бумагами и двинулся к двери. Проходя мимо Кейт, неуверенно покосился на нее и осторожно поцеловал в висок. Мгновением позже дверь захлопнулась за ним.
Кейт чувствовала себя такой одинокой, что мороз пробежал по коже.
О, она очень хорошо понимала, почему ушел Брюс!
Он ушел от нее в третий раз. Первый раз — в тот вечер, из черного лимузина. Это было единственно возможное действие, тогда он поступил совершенно правильно.
Второй раз — вчера, после жарких поцелуев. Они оба знали, что так надо, они придумали этому объяснение и согласились с ним.
Но сегодня все было по-другому. Может, потому, что он действительно показался ей близким и хорошо знакомым. Может, потому, что ему одному она доверила свои тайные мысли, о которых до сего момента не знала ни одна живая душа. Может, потому, что сегодня между ними возникла особая атмосфера доверия, интимная, тонкая связь. Они разговаривали, вспоминали детство, смеялись… Ей было по- настоящему хорошо с Брюсом, она не чувствовала никакой неловкости или скованности.
А потом возникло это влечение — и что-то сломалось.
Кейт залезла с ногами в кресло и закрыла лицо руками. Самая последняя вещь в мире, которая ей нужна сейчас, это любовь к этому парню, Брюсу Гренвиллу. Не говоря уж о том, что, выбирая между Кейт и работой, он выбрал последнее.
А чего она ожидала? Кто она ему? Девица, набросившаяся на него в темноте шикарного лимузина, раздевшаяся перед ним и, по существу, изнасиловавшая его.
Она тяжело вздохнула и с трудом вылезла из кресла. Хватит думать о том, что отнимает все силы. У нее есть куда более серьезные проблемы.
Кейт понятия не имела, что намечено у Джейсона на сегодняшний день, но ей очень хотелось разобраться со всем этим как можно быстрее. Она чувствовала себя немного виноватой перед бывшим потенциальным женихом.
Отель, в котором остановился Джейсон, был ей известен. Хилтон 527. Она нашла номер в справочнике и набрала его. Попросила соединить с номером Джейсона Шермана. Пока ждала, успела
