уткнуться головой в камень, знать, что есть в этом мире Юн,— и ничего больше не требовать.
В ложбинке внизу посыпались камешки и комья грязи. Кто-то вскрикнул и побежал. Когда Юн открыл глаза, в березняке на соседнем склоне что-то шевелилось.
У ручья в ложбине, поросшей густым лесом, он встретил Кари, бывшую спутницей Георга на празднике, и парнишку-скотника, возившегося с каким-то мокрым тюком: Это был ком из одежды и дамская сумка, которую Юн узнал с одного взгляда.
— Что это? — испуганно спросила Кари, переминаясь с ноги на ногу.
— Пальто и сумка,— ответил скотник.
— Фу! — фыркнула Кари.— Пусть лежит, пойдемте дальше. Овцы наверняка выше.
— Я нашел это под камнем.
Скотник указал на расщелину под замшелой плитой, напоминавшую лаз.
— Зачем кричать-то? — Юн подошел к ним.— Чего ты испугалась? Кучи одежды?
— Я не испугалась. Но она какая-то… мерзкая.
Юн заглянул в расщелину. Человеку хватит места, чтобы заползти в нее и исчезнуть. Он стал вспоминать, бывал ли тут прежде.
— Брось,— не унималась Кари.— Пойдем дальше.
— Это вещи Лизы,— сказал Юн. Скотник уронил тюк — наверно, вспомнил надписи на стенах в деревне.
В ту же минуту Карл, скользя, спустился с пригорка и спросил, почему они тут застряли. Никто не ответил.
Юн развязал узел и открыл сумку. В ней лежали розовая расческа, разбитое зеркальце, коробочка слипшихся конфет и записная книжка с пластмассовой обложкой, поблекшей от влаги. На замке и ручке ни пятнышка ржавчины; никакого намека на гниль или плесень ни на одежде, ни на кожаной сумке. Значит, они валяются тут месяца два, не больше.
— Откуда ты знаешь, что это… ее? — спросила Кари, и Юн заметил, что она не хочет называть Лизу по имени.
— Я узнал,— ответил он.— Это ее расческа.
— Она может быть чьей угодно,— вставил скотник.
— Фу… — простонала Кари.— Как ты можешь к этому прикасаться?
— Почему мне нельзя это трогать? Его раздражал испуг девушки.
— Ты видел, что дети на стенах малюют? — спросил Карл.— «Лизы нет в живых».
— Это не дети,— сказал Юн.
— Вот как… А кто? Взрослые такими вещами не занимаются.
Юн оглядел вещи. Брюки, пальто и свитер, Лиза сама его вязала, насколько он помнил. И все столь же подлинное, очевидное, как буквы на стене.
— Да я спокойно их трогаю,— пробормотал он.— Ничего такого. Хотите, могу причесаться расческой.
Он пару раз провел ею по волосам, но Карл налетел на него и вырвал расческу из рук Юна.
— У тебя башка есть, парень? — завопил он.— Это не смешно. Вдруг она сама где-то здесь лежит!
Юн загоготал.
— С чего бы ей здесь лежать? — спросил он.
— Вещи-то здесь.
— Представляете…— начала было Кари. Карл продолжал:
— Можно подумать, ты видел трупы! Нет? А я вот видел, и они воняют страшно. Надо принюхаться. Вы ничего не чувствуете?
— Я пошла отсюда,— сказала Кари.— Тронд, прошу тебя!
— Нет,— ответил скотник.— Вдруг она там внутри? И он кивнул на лаз под камнем.
— Надо посмотреть.
— Надо,— согласился Карл. Он смотрел на расческу, отнятую у Юна, и не знал, что с ней делать. Юн взял ее и положил обратно в сумочку.
— Я слазаю туда,— сказал он.
— Нет, нет,— встрепенулась Кари.— Только не ты! Никто не должен этого делать… Сейчас мы пойдем домой и позвоним ленсману. Видите, Юн не в себе! Юн, тебе страшно?
Ни страха, ни чего-то необычного Юн не чувствовал. Карл пристально посмотрел на него.
— Все с ним в порядке,— заявил он.— Так ведь? Юн кивнул.
— Кари, это тебе страшно, а не нам.
— Да нет же, он совсем плох — вы что, не видите? И я не хочу здесь находиться, пойдемте.
— Так иди домой.
— Одна? Ни за что на свете. Тронд!
— Замолчи. Мы не можем уйти, пока все не осмотрим.
— Давайте я,— вызвался Юн.
— Ну вот видишь — Юн ничего не боится.
— Юн, не делай этого, не надо!
— Заткнись! — взорвался Юн.— Я сказал, что сделаю. Все, я полез.
Стало тихо. Теперь, когда каждый из них уже пережил свой страх, он сменился любопытством. Скотник неуверенно улыбнулся, Карл медленно кивнул, Кари молча грызла свои красные накрашенные ногти.
«Если я ее найду, значит, ее найду я»,— подумал Юн как в тумане. Огляделся по сторонам, потом встал на четвереньки и заполз в расщелину.
Она оказалась неглубокой, метров семь-восемь, полой вымоиной в горе. Глаза привыкли к темноте, и Юн увидел, что ничего там нет — только мокрый песок, грязь, влажный, покрытый зеленой плесенью камень и несколько гнилых листьев, занесенных сюда ветром.
— Там ничего нет,— сообщил Юн, вылезая.
Глядя, как он отряхивает песок с одежды, они внезапно засомневались. Страх пропал даже у Кари, и они были слегка разочарованы.
— Ничего?
— Ничего.
Они недоверчиво переглянулись, немного стыдясь, что подняли такой шум из-за кома вонючей одежды и розовой расчески.
— Я сам посмотрю,— раздраженно буркнул Карл, тоже встал на четвереньки и уполз в темноту. Через пару секунд он вынырнул обратно, багровый от возбуждения.
— А это что? — завопил он, тыча Юну в лицо свои находки.— Ты что, не видел?
Лизино полотенце. И рубашка, тоже Лизина. Юн сжал голову руками.
— Нет,— сказал он в недоумении, растерянно.— Я не видел. Этого там не было!
— Как же не было! Я же нашел!
— Нет, нет…
— Очнись! Ты думаешь, это я наколдовал?
— С меня довольно,— сказала Кари и пошла прочь, но через несколько метров остановилась, потому что никто даже не посмотрел в ее сторону.
— А тело? — не к месту ухмыльнулся скотник.— На ком-то все это было надето…
— Понятно. Девушка где-то здесь, рядом.
— Я этого не видел! — повторил Юн как одержимый и потряс мокрые тряпки. Опустившись на четвереньки, он снова ринулся в отверстие, но увидел все то же самое, что и в первый раз: песок, грязь, зеленую плесень и гнилые листья. Зато он внезапно вспомнил, что играл здесь в детстве. Не часто, из-за уединенности этого места, но когда они задумывали серьезные далекие экспедиции и хотели расширить границы своего мира, то шли сюда — он и Лиза, понятное дело.
— Я этого не видел! — разрыдался он, когда вылез. Голова раскалывалась, как после тяжелого удара. Ему хотелось взрезать ее, вскрыть острым ножом, чтобы ее ужасное содержимое вытекло наружу и стало прозрачным…
— Ну, ну, ничего страшного не случилось,— пробормотала Кари. Она взяла его за руку и повела вниз.— Каждый может ошибиться. Там было темно.
— Нет, нет. Все другое я видел: песок, камни.
— Ну, ну. Не заводиться из-за пустяков…
И завертелось.
Вещи передали ленсману, Заккариассен и Лизины сестры опознали их, криминалист в городе снял с предметов все пробы и отправил для всестороннего изучения дальше, в столицу.
Команда человек в тридцать—сорок прочесала с собаками все окрестности расщелины, школьники вели свои доморощенные расследования, люди присматривались к соседям и рылись в памяти.
Выяснилось, что Лизины родственники на юге последний раз видели девушку до ее приезда на остров в сентябре. Но это был не первый случай, когда она пренебрегала своим ежемесячным визитом к ним. Ее работодатель пару раз зашел к ней на квартиру, никого там не обнаружил, но не удивился — к ее необязательности давно привыкли. Все гадали, почему не забил тревогу отец, а он не мог понять, с какой стати должен волноваться: при их плохих отношениях они общались от случая к случаю. Более или менее регулярные контакты с Лизой поддерживала лишь старшая сестра, но и она призналась, что та не давала о себе знать неделями и даже месяцами. Она постоянно чудила, убегала из дома, скандалила, вечно предъявляла всем претензии — неизвестно почему.
Юн почти не участвовал в этой суете. В тот вечер он вернулся домой совершенно расстроенный и выпил целую горсть таблеток. Элизабет нашла его в коме и вызвала врача, тот сразу приехал, прощупал пульс, посмотрел в зрачки и забрал с собой все, что осталось в аптечке. Примерно через сутки Юн пришел в сознание; он был словно потерянный, но уже не в таком отчаянии. Элизабет не бранилась, готовила его любимую еду, варила какао и на пару дней приостановила сборы, чтобы излишне не травмировать брата.
