никогда ей не занимался, но кое-что мне понятно сразу. Начнём с названия. Я уверен, что это чисто западная организация. Скорее всего, контролируемая американцами. Во всяком случае, геологам Райха туда путь заказан: вы ведь были почётным, а не действительным членом, так? - Фридрих сделал паузу, давая время возразить. Красноречивое молчание он принял за согласие и продолжил: - Тем не менее, эта лавочка называет себя 'всемирной'. И она каким-то образом сумела поставить себя так, что членство в ней, даже почётное, представляется нам, райхсгражданам, большой наградой, а исключение - наказанием, не так ли?
- Скажите это нашим университетским кретинам! - профессор от возмущения чуть не выронил ложку. - Когда меня исключили из ВГА, со мной перестали здороваться мои же собственные студенты! Я поэтому ушёл из университета!
- Вот как? - Фридрих старался держать себя в руках. - Ну что ж. В таком случае следовало бы разобраться с настроениями в этом вашем университете... Похоже, в Бурге происходит много странного... и неприятного, - он решил пока не развивать эту мысль. - Но давайте всё-таки сначала закончим с этой вашей ВГА. Кстати, если уж мы об этом говорим: они что, так и сформулировали дело: профессор Порциг исключается из рядов геологов за преступление против нравственности? Это же смешно.
- Нет, конечно, - махнул рукой профессор. - Вообще без объяснений. Они же не обязаны не перед кем отчитываться. Это негосударственная организация. Её руководят частные лица. Кого хотят, того принимают, кого не хотят - исключают. Проголосовали, и всё... И все знают, почему... а я не могу даже оправдаться.
- До чего же это удобно, - Власова разобрала бессильная злоба, - не быть обязанным не перед кем отчитываться. Как это демократично. Частные лица решили частный вопрос, только и всего. И всем всё понятно. Зато, если что-то подобное произойдёт в Райхе, то все западные газеты усмотрят в этом невидимую руку политуправления. И не только западные, к сожалению... Значит, когда вы стали известны, вам присвоили почётное членство. Оказали, так сказать, большую честь. На самом деле они оказали честь самими себе, продемонстрировав всему миру свою объективность и независимость. Заодно подняв свой статус за ваш счёт, хотя вы думали обратное... Потом к вам стали присматриваться: нельзя ли вас использовать в каких-нибудь целях. Я не имею в виду шпионаж или что-то в этом роде. Достаточно было бы лёгкого фрондёрства с вашей стороны. Какой-нибудь критики нашей местной политики, этого бы вполне хватило. Но вы не дали повода: вы ведь патриот. Тогда они решили использовать вас по-другому. Подвернулся этот ваш брак... - Фридрих понял, что отсюда может удачно перейти к основной теме и, не меняя тона, продолжил: - Если бы не он, они бы прицепились к чему-то еще. Попытались бы, к примеру, поставить под сомнение ваш приоритет в обнаружении никеля... заявить, что вы пользовались чужими данными...
Когда накануне вечером Фрау отказалась конкретизировать, что именно может сообщить ему Порциг, Власову в первый миг это показалось капризом властной старухи. 'Вы не слушаете, или вы не так умны, как пытаетесь казаться...' Докажи, мол, что достоин моего дара... Но затем он сообразил, что это маловероятно. Все же речь шла не о подарке, а об обмене, и Фрау была заинтересована в том, чтобы этот обмен состоялся. Значит, она попросту не хотела произносить некие ключевые слова вслух. Опасалась прослушки. Даже в своем собственном кабинете, наверняка не раз проинспектированном стараниями Калиновского... Впрочем, все могло быть еще проще: когда говоришь с офицером РСХА при исполнении, совсем необязательно подозревать микрофон где- нибудь в дальнем углу за шкафом. И, если так, она была недалека от истины - у него и впрямь мелькала мысль записать этот разговор, но он все-таки не сделал этого, как не делал почти никогда, исключая разве что телефонные звонки. Примерно из тех же соображений, из которых предпочитал лестницы лифтам: когда слишком полагаешься на технику, то это, во-первых, расхолаживает и ведет к потере формы, а во-вторых, техника может подвести в самый неподходящий момент. Уж он знал, как это бывает.
Так или иначе, Фрау, должно быть, не хотела, чтобы ее голос, или слова, написанные ею от руки, остались в неком архиве. Слова в явном виде. Но необходимые намеки она, очевидно, сделала. Оставалось понять, какие именно.
Поначалу, просматривая платтендаты на берехе Управления, Фридрих не заметил ничего особо примечательного. Ну разве что, выяснив подлинную историю второго брака профессора, испытал мимолетное чувство раскаяния из-за того, что, не зная сути дела, поверил грязным сплетням. Но этот брак, очевидно, не имел отношения к теме... Власов вновь и вновь прокручивал про себя слова Фрау, жалея, что все-таки не сделал запись. Точные формулировки ему бы сейчас пригодились. Что же такое она все-таки сказала? Фильм... пропавшая экспедиция... не было связи... знал, что близок к цели...
Знал. Не надеялся, не верил, не был уверен, а знал.
Знал о близости руды по характерным признакам? Или...?
Фридрих снова загрузил карту с восстановленным по записям Порцига маршрутом экспедиции, сопоставил даты и координаты. Выходило, что отряд остался без связи почти за сто пятьдесят километров до цели. Полтораста километров дикой, труднопроходимой тайги - и то если по прямой... Власов не был специалистом по геологии, но, пожалуй, для 'характерных признаков' это далековато. Но Порциг уверенно шел вперед. Троих больных и одного раненого ему пришлось оставить во временном лагере - трех из них позже нашли мертвыми, одного не нашли никогда...
А как, кстати, пролегал весь маршрут с самого начала, то есть с поселкового аэродрома, откуда начался путь через тайгу? О нет, он не образовывал прямую линию. Это было бы слишком просто, и это бы, конечно, бросилось в глаза не только Власову. Но сибирская глушь - это не плац для строевых упражнений. Там хватает совершенно непроходимых мест. Болота, буреломы, быстрые ледяные реки с порогами и обрывистыми берегами... Власов наложил маршрут экспедиции на физическую карту, добавил карту растительности - тогдашнюю найти не удалось, пришлось подкладывать современную, мысленно вычитая из нее новые дороги и населенные пункты... Да. Кое-какие экстраполяции в прошлое выглядели спекулятивно, но в целом сомнений почти не осталось - Порциг шел к цели кратчайшим из возможных путей. И в максимально возможном темпе. Шел, как человек, твердо знающий, куда он идет.
И вот теперь Фридрих высказал это открыто, мысленно готовясь к любой реакции, включая взрыв профессорского гнева или демонстративное непонимание.
Порциг посмотрел на Власова очень внимательно. Потом отложил в сторону ложку. Потёр переносицу.
- Лично я и не собирался это скрывать, - спокойно сказал он. - Мои, некотором образом, заслуги начинаются и заканчиваются подготовкой экспедиции... ну, и участием, конечно. Но вы же понимаете: серьёзную разведку мы не проводили. Вы представляете себе, что такое серьёзная геологоразведочная работа? А у нас... Это был сумасшедший марш-бросок, но мы уже знали, куда направляемся. Я никогда не приписывал себе чести открытия российского никеля. И я не просил делать из меня героя Райха и России. Но ваши коллеги в своё время убедили меня, что это необходимо - в интересах безопасности обеих стран. Я нашёл их доводы разумными.
Власов внутренне подобрался и стал слушать очень внимательно.
- Давайте уж тогда с начала. Только учтите: всё, что я вам скажу здесь и сейчас, я никогда не произнесу публично или под присягой, - речь профессора стала размеренной, лекционной, и даже количество слов-паразитов заметно поуменьшилось. - История это старая, и начать придётся ab ovo. Итак. В молодости я имел честь быть учеником и доверенным лицом академика Отто Юльевича Шмидта. В последние годы его жизни я исполнял обязанности его личного секретаря.
Профессор прикрыл глаза.
- Отто Юльевич был... - Фридрих почувствовал, как профессор чуть было не вклеил своё обычное 'некоторым образом', но вместо этого просто сделал паузу, - своеобразным человеком. Впрочем, о его качествах именно человеческих, я, с вашего позволения, распространяться не буду. Аут бене, аут нихиль. Скажу только, что они не доставляли мне удовольствия. Зато как учёный и политик он был блестящ. Физик, геолог, математик, химик, специалист по радиоанализу... занимался альпинизмом, на ледоколе плавал, самолёт водил... полярник... экономист, кстати... и, прежде всего - блестящий администратор. Короче говоря, универсал, теперь таких не делают. Карьеру начинал при большевиках. Первый вице-президент советской Академии Наук, директор Института теоретической геофизики, и всё такое прочее...
- Это верно, теперь таких не делают, - каким-то нехорошим голосом протянула фрау Порциг. - А знаете, когда Отто Юльевич открыл в себе административные таланты?
- Лапочка, я тебя умоляю: не перебивай меня, хотя бы при гостях! - профессор моментально вскипел. - К тому же я не вижу в этом ничего дурного, - добавил он. - И вообще, сначала он работал в Киеве. В городской управе. Ещё до переворота. А в Петербург он поехал делегатом съезда по делам высшей школы...
- Да-да, и там ненадолго застрял. И в ноябре семнадцатого он уже трудился в Наркомпросе. Начальником управления по продуктообмену, - добавила Анастасия Германовна.
- Лапочка, я тысячу раз тебе говорил: время было такое! - всплеснул руками профессор. - В конце концов, на этом месте мог оказаться какой-нибудь сумасшедший большевик, который... который... который я не знаю что сделал бы! А Отто Юльевич спас, да-да, буквально спас очень многих приличных людей!
- Но я ведь не возражаю, папочка. Ну конечно же, он спас очень многих приличных людей. Просто я хочу объяснить нашему гостю одну вещь. Чтобы в ноябре семнадцатого занять место у хлеборезки, нужно было быть незаурядным человеком. Вот и всё, - невозмутимо закончила фрау Порциг.
- Уффф... Женщины, некоторым образом, не понимают определённых вещей, - пробурчал профессор и демонстративно занялся ухой.
После нескольких ложек он немного успокоился и продолжил.
- После войны у него были неприятности, конечно. Всё-таки 'красный профессор', делегат большевистских съездов, полярник, челюскинец... - последнего слова Власов не понял, но переспрашивать не стал, - кстати, в тридцатые годы они назвали в его честь мыс на Чукотке, он там до сих пор, некоторым образом, стоит... остров Шмидта тоже есть... ну и всякие награды, грамоты, тоже всё советское. Но у него было, в каком-то смысле, особое умение. Он умел разговаривать с властью. С любой властью, понимаете? С любой. В сорок третьем он уже был старшим консультантом председателя КРАБД по науке.
На сей раз Власов решил выяснить, что означает эта нелепая аббревиатура.
- Комиссия по Расследованию Большевистской Деятельности, - любезно объяснила Анастасия Германовна. - Очень ответственная организация. Туда непроверенных не брали.
Власов вспомнил про Объединение жертв большевистского террора, в котором состояла Берта Соломоновна, и криво усмехнулся.
Появилась Маша в фартучке с пустым подносом, забрала опустевшие тарелки, и, ловко пристроив на тот же поднос супницу, удалилась к себе на кухню.
Фридрих тем временем немного поразмыслил над услышанным и пришёл к определённым выводам.
- Надо будет повнимательнее изучить наше досье на этого Шмидта, - наконец, сказал он. В материалах, которые он успел посмотреть утром, прямой ссылки на таковое почему-то не было - лишь очень краткая официальная биографическая справка.
- А чего там изучать, - пожал плечами профессор. - Он работал, наверное, на все германские разведки, кроме кайзеровской. Ну и на российские тоже...
