- Или его грохнули обиженные заказчики.
- Не исключено. Хотя, скорее всего, в таком случае ему бы просто не заплатили, ну, плюс неустойка - и не более чем, если заказчики - 'чистая публика'. Или, напротив, прикончили бы демонстративно, для начала хорошенько избив - если это криминальные круги... Еще версия - что это действительно Зайн. Тем более что Носика он тоже убрал через имитацию самоубийства. Хотя детали расходятся, но Зайн - субъект изобретательный и не обязан действовать по одному сценарию. Еще вариант - люди, прикрывающие Зайна. Те самые, что отравили таксиста. Могут быть, разумеется, и какие-то дела, никак не связанные с нашими темами. Скажем, он задолжал за наркотики... хотя нет, из квартиры бы забрали все деньги, да и рехнер заодно. Тогда - некий криминальный заказ на 'хакерские' услуги, с устранением исполнителя не за плохую работу, а просто как знающего лишнее... М-да. Ну допустим даже, что это Зайн - что нам это дает в практическом плане?
Фридрих задумался.
- Ну раз соседи ничего не видели, я бы тряхнул еще раз агентство, сдавшее квартиру. Выяснить, как именно он платил, откуда поступили деньги...
- Скорее всего, наличными через кассу. Не думаешь же ты, что его наниматель настолько глуп, чтобы оплатить это дело со счетов, которые можно отследить?
- Пожалуй. Но проверить стоит. Иногда самые хитроумные заговорщики сыплются на самых очевидных вещах.
- Придется опять организовывать официальный запрос. Причем даже неясно, кому именно. Крипо не хочет возбуждать уголовное дело ни по статье 'Убийство' - за отсутствием состава преступления, ни по статье о наркотиках - в связи со смертью подозреваемого. А агентство не станет раскрывать свою финансовую документацию из простой любезности. Впрочем, ладно - сообщу шефу твою мысль, и пусть он решает, что делать, - Хайнц вытащил целленхёрер.
Они пересекли по переходу Моховую и вышли мимо Манежа к Кремлю. Из-под арки Кутафьей башни тянулся хвост очереди - туристов, жаждущих увидеть Кремль изнутри, пускали по одному после тщательной проверки. Фридрих знал, что здешние меры безопасности вполне основательны, не хуже, чем в международных аэропортах, так что у террористов едва ли был шанс. Спуск в Алексанровский сад тоже требовал проверки, но попроще - нужно было всего лишь пройти через рамку металлодетектора. Власову не хотелось лишних объяснений по поводу оружия, так что друзья свернули за Манежем влево и пошли вдоль балюстрады, глядя вниз, в сад. Театрализованное представление еще не началось, но гуляющих было много, а конная полиция, патрулировавшая сад, облачена была в кольчуги и шлемы (что, впрочем, не мешало наличию на поясе с бутафорским мечом заодно и кобуры с настоящим пистолетом). Возле грота в основании Средней Арсенальной башни разместился военный оркестр, развлекая гостей праздника живой музыкой (Фридрих мысленно пожалел музыкантов, вынужденных провести на одном месте не один час - хоть солнце и сияло по-весеннему, день все-таки оставался зимним). Оркестр исполнял не бравурные марши, а что-то танцевальное, и несколько пожилых пар кружились на тщательно расчищенной от снега площадке перед гротом под одобрительными взглядами зевак. В продуктовых киосках бойко торговали горячим чаем, бубликами, баранками, калачами и кренделями, но за главным масленичным блюдом - блинами - надо было идти на Васильевский спуск. Когда музыканты делали паузу, можно было расслышать шипение гелия, наполнявшего воздушные шарики с праздничной символикой; то здесь, то там они взмывали в небо. Хм, а если в каком-то из баллонов будет не гелий, а, скажем, нервнопаралитический газ? Содержимое лотков и тележек проверяют, но вряд ли делают химический анализ баллонов... Однако на открытом воздухе эффект будет не очень значительным, и пострадают лишь простые гуляющие.
Еще дальше в сторону Манежной, уже возле выхода из сада, праздничную беззаботность сменяла строгая торжественность двух Вечных Огней - в память о павших бойцах РОА и Вермахта. Каменные воины обеих армий застыли в вечном рукопожатии, а по обе стороны от них вытянулись столь же каменно-неподвижные солдаты почетного караула в парадных униформах времен войны: русский из Кремлевского полка и дойч из Церемониальной роты германского контингента в России. Фридрих знал, что завтра утром, перед началом торжественного митинга, здесь состоится возложение венков от руководства России (это сделает лично Мосюк, то есть, разумеется, венок возложат солдаты, а он подойдет и потрогает ленточку) и от прибывших на праздник официальных делегаций. Мишень для теракта вполне лакомая... вот только никаких гуляющих ни в саду, ни на Манежной улице в это время не будет, все вокруг будет оцеплено и перекрыто. Меры безопасности стандартные, отработанные годами подобных церемоний и ни разу не дававшие осечки.
На Манежную площадь пройти было нельзя уже сейчас. Вся она была по периметру обнесена стальными турникетами, вдоль которых вытянулись цепочкой даже не полицейские, а солдаты войск ДГБ. Вдалеке за их спинами, перед гостиницей 'Москва', рабочие монтировали сцену для завтрашнего митинга. Движение по Моховой от Большой Никитской до Тверской также было перекрыто. Фридрих отыскал взглядом старшего по званию (им оказался прапорщик ДГБ, что соответствовало армейскому подпоручику) и предъявил ему свое удостоверение.
- Извините, херр оберст, нельзя, - вежливо, но твердо ответил охранник. - Проход только по спецпропускам.
- Даже сейчас, когда там одни рабочие? - прикинулся простачком Власов. - Нам с коллегой нужно просто пройти на Тверскую.
- Без спецпропуска не имею права пустить даже собственного начальника, - непреклонно произнес охранник, и Фридрих понял, что это не гипербола. - Придется вам в обход, - он принялся показывать рукой. - Сейчас назад к Манежу, от него на Большую Никитскую и по ней до первого поворота направо, в Никитский проезд.
- Ну что ж... понятно, - кивнул Власов и повернулся к прапорщику спиной. На самом деле ни Тверская, ни Никитская были им не нужны, и они с Эберлингом двинулись в сторону ближайшего - и единственного открытого - прохода на Красную площадь, справа от Исторического музея.
- Подождите минуточку!
Они обернулись. Их решительно нагонял все тот же прапорщик.
- Вы, верно, не поняли. На Тверскую - это вам туда. Через Красную площадь вы туда никак не попадете.
- Спасибо, мы поняли, - вежливо сказал Власов. - Мы просто передумали идти сейчас на Тверскую. На Красную площадь мы ведь можем пройти?
- Можете, разумеется, - кивнул дэгэбэшник, и в его глазах появился нехороший прищур. - А на документики ваши позвольте еще раз взглянуть? И коллеги вашего тоже.
Фридрих вздохнул и вновь протянул ему удостоверение. То же сделал и Эберлинг. Прапорщик проворно извлек из кармана блокнот и переписал данные господ имперских офицеров.
- Теперь мы можем идти? - недовольно осведомился Эберлинг.
- Все в порядке, господа, - он вернул им документы. - Сами понимаете, мы обеспечиваем безопасность. Не мне вам объяснять, что такое служебный долг. Добро пожаловать в Москву и с Арийским Единством вас!
- Вас также, - ответил Власов и совершенно искренне добавил: - И спокойной вам службы.
Друзья вышли на знаменитую площадь, покрытую брусчаткой, миновав знак, запрещавший езду на велосипедах. Фридрих подумал, что ездить на велосипеде по такому покрытию может разве что мазохист.
Здесь, разумеется, тоже было много народу, причем преобладали, похоже, приезжие. Многие щелкали друг друга на фотоаппараты. По площади прохаживались ряженые - стрельцы с алебардами, бояре в высоких шапках, варяги в рогатых шлемах (полная чушь, подумал Фридрих, никогда они таких шлемов не носили - такие рога только помогали бы вражескому мечу разрубить шлем вместо того, чтобы соскользнуть), германские рыцари в латах, казаки с нагайками, белогвардейцы в шинелях с башлыками и даже Николай II, прогуливавшийся в компании кайзера Вильхельма. Сфотографироваться с обычными ряжеными стоило пять рублей, а с двойниками - вдвое дороже, но желающие находились, в основном из числа иностранцев. Власов знал кое-что, о чем не догадывались беззаботные гости столицы - все эти ряженые были, как минимум, внештатныи агентами ДГБ, без согласия сотрудничать они бы просто не получили разрешения на свой промысел в столь ответственном месте. А несколько человек из числа ряженых, фотографов и 'простых гуляющих' были и штатными сотрудниками с хорошим знанием иностранных языков и правом применять оружие в критической ситуации. По случаю праздников их количество наверняка увеличили. Некоторое время Фридрих развлекался тем, что пытался на глаз вычислить агентов среди прочей толпы, пока не встретил в ответ столь же пристальный подозрительный взгляд. Власов ответил коллеге легкой понимающей улыбкой. Очередных выяснений с проверкой документов ему не хотелось.
В центре площади, на фоне памятника Минину и Пожарскому, возвращенного на свое законное место сразу после того, как заровняли яму на месте мавзолея, фотографировался целый выводок азиатов - один из них, постарше, снимал выстроившихся в ряд шестерых остальных, на удивление похожих друг на друга, и даже одетых в одинаковые желтые куртки. 'Неужели японцы?' - удивился Власов и тут же понял - нет, скорее всего, российская Средняя Азия. Подобные пришельцы добирались до Москвы редко - формально законы их визитам не препятствовали (запрещался лишь их найм на работу муниципальными предприятиями), но расово чуждых в столице не любили, и это было всем известно; в особенности такие настроения усилились после эксперимента с массовым приемом китайских беженцев, притащивших с собой наркотическую заразу. Кстати, среднеазиатские губернии России были по этой части тоже отнюдь не безгрешны.
- Лобное место, - со знанием дела показал Эберлинг. - Русские считают его символом казней, хотя на самом деле здесь никого никогда не казнили. Отсюда только зачитывали официальные указы, ну, и смертные приговоры в том числе. А собор впереди, который русские называют 'храмом Василия Блаженного' - на самом деле Покровский. Храм в честь 'блаженного', то есть городского сумасшедшего - это полный абсурд, храмы могут быть посвящены только святым. А сам Кремль, считающийся чуть ли не символом России, строили итальянцы.
- А памятник, который мы только что прошли, на самом деле поставлен не в честь освободителей России от польских оккупантов, а в честь победителей в междоусобной склоке между двумя русскими боярскими кланами, - подхватил Фридрих. - Один из этих кланов хотел призвать на престол польского королевича, что, кстати говоря, вполне отвечало обычаям средневековья - вспомним хотя бы, сколькими странами правили те же Бурбоны - но поляки сами охладели к этой идее, да и было их в Москве совсем немного. Более того, Романовы, стараниями Минина и Пожарского возведенные на трон, во время Смуты неоднократно перебегали с одной стороны на другую и активно поддерживали 'тушинского вора' Лжедмитрия Второго. Да и Минин - на самом деле никакой не Минин, а Захарьев-Сухорукий. Минин - это не фамилия, а отчество: людям простого звания полноценное отчество не полагалось, говорили, к примеру, 'Иван Кузьмин' вместо 'Кузьмич'... Кстати, эксгумация его останков в Нижегородском кремле показала, что в могиле лежат кости нескольких человек, ни один из которых не мог быть Мининым, включая одну женщину.
- В общем, сплошные мифы и ни слова правды, - кивнул Хайнц. - Чем больше изучаешь историю, тем больше убеждаешься, что это не наука, а раздел пропаганды.
- Что да, то да, - согласился Власов. - Отец рассказывал мне, как принималось решение о возвращении этого памятника в центр площади. Тема обсуждалась в Райхе, и чуть ли не на высшем уровне! Кое-кто в имперском руководстве считал, что памятник, прославляющий освобождение России от иностранных интервентов, не худо бы вообще задвинуть подальше, во избежание нежелательных ассоциаций. Другие возражали, что если так сделать, то как раз в этом случае ассоциации и возникнут. Третьим просто нравилась идея лишний раз щелкнуть по носу поляков - кажется, их точка зрения в конечном счете
