никто не смог сдержать движения на восток. Пока Россия оставалась в рамках Киевской и Московской Руси, она, хоть и была уже большим государством, еще сохраняла шансы на демократическое развитие в будущем; но после завоевания Сибири этих шансов не осталось. Петр I был тем самым правителем, который, видя невозможность контролировать огромную империю одной центральной властью, был вынужден создать мощный бюрократический аппарат, который тут же был поражен коррупцией и прочими болезнями. Под гром побед и свист плетей империя катилась к катастрофе, каковая и разразилась в 1917. Это стало возможным лишь благодаря вырабатывавшейся веками имперской психологии - психологии служения идее и презрения к личности. Большевизм, первоначально разрушивший Российскую Империю, на деле всегда выражал имперскую идею. Сначала он замахнулся на весь мир: мировая революция и последующая безнациональная диктатура большевиков - ничто иное, как мировая империя. Когда же этот кусок застрял у него в горле, большевизм вернулся в традиционные рамки российской государственности. Тот факт, что во главе этой идеи после смерти Ленина встал грузин, лишний раз показывает, что законы развития слишком большого государства объективны и не зависят от личности и национальности правителя. Эти законы в очередной раз стимулировали диктатуру, неуправляемость и в конечном итоге крах. Но крушение большевизма стало лишь переходом к новой форме империи, и теперь все повторяется. Вполне логично, что национально-демократические движения нерусских народов, равно как и демократы на восточных землях Райха, приходят к требованию отделения.
Больших демократических государств просто не бывает. Древняя Рома, чрезмерно расширяясь, пришла к диктатуре Суллы и затем к тоталитарной империи. Эпоха абсолютизма совпадает с эпохой колониальных империй; становление же демократии в метрополиях (остававшихся все же небольшими государствами) окончилось крахом колониальной системы. В новейшей истории, помимо тоталитраных Райха и России, существует еще тоталитарный Китай; в Индии тоже не все благополучно. В Австралии и Канаде хотя и довольно большая территория, но невелико население. Единственное исключение - США, но тут нужно учесть два фактора. Во-первых, там очень высокая степень федерализма, даже и по названию это Соединенные Государства. Притом они почти одинаковы по своему национальному составу. Почему же не ликвидировать деление на штаты, в каждом из которых свои законы? Hо именно это деление и обеспечивает демократию. Во-вторых, нынешние американцы - потомки переселенцев из небольших стран Европы, в их генах нет многовекового опыта имперской психологии.
Разделение России, равно как и Райха, на самостоятельные республики не является чем-то катастрофическим. Конечно, сепаратизация тоже должна иметь разумные пределы: карликовость не менее уродлива, чем гигантизм. Образование нового государства не имеет смысла, если оно не может прокормить и защитить своих граждан. Hо недаром сторонниками империи, как бы она ни называлась, последовательно выступают нацисты и коммунисты, единые в своей ненависти к демократии'.
На последних словах юноши из прихожей донесся переливчатый гудок - Фридрих догадался, что это домофон - и Ирина пошла впустить нового гостя.
Это слегка смазало окончание статьи, но она всё же была принята благосклонно. Эдик, которому сперва явно не слишком понравилось мнение Юрия о наркотиках и смертной казни, теперь протянул руку к листочкам:
- Оставьте текст. Мы, возможно, опубликуем его в одном из ближайших номеров.
Молодой человек передал ему бумагу, гордый своим вкладом в борьбу с режимом.
- Неплохая статья, - кивнул и Фридрих, - но есть несколько возражений. Во-первых, в отличие от динозавров, государства способны развивать свою нервную систему. Романская империя держалась на конных гонцах, а империя инков и вовсе на скороходах. Сейчас в распоряжении правительств и чиновников телеграф, телефон, радио, а теперь уже и оптоволоконные сети. Скорость распространения, как вы выразились, нервных импульсов возросла в сто миллионов раз. Эффективность обработки информации, приходящей из разных источников - да и ее сбора, кстати - благодаря современной электронике тоже быстро растет...
- Насчет сбора - это точно, - саркастически изрек старший из заросших, демонстрируя, очевидно, вечный страх диссидентов перед прослушкой. Не то чтобы совсем беспочвенный, но чрезмерно преувеличенный по сравнению с реальностью.
Тем временем Ирина принесла еще одну табуретку, но вместо того, чтобы оставить ее для ожидавшегося гостя, села на нее сама, оставив свой стул незанятым. Фридрих подивился, кого это принимают с такими почестями - уж не саму ли госпожу Новодворскую? Хотя нет, о ее визите в Россию ему бы сообщили - равно как и о любом другом деятеле СЛС верхнего уровня. А вот какой-нибудь неприметный тип, выполняющий функцию эмиссара, вполне может быть... хотя, конечно, не стоит ожидать серьезных переговоров в присутствии 'сочувствующих' и 'интересующихся' с улицы.
Юрий, воспользовавшись краткой паузой в речи Фридриха, открыл рот для ответа. В первый миг он как будто не знал, что сказать, но затем, к удивлению Власова, даже и не попытался опровергнуть прозвучавшее возражение по существу.
- Тем важнее развалить империи как можно скорее, - заявил он вместо этого. - Пока они не приспособили технический прогресс для окончательного закабаления народа и уничтожения самой возможности демократии!
Хлопнула входная дверь, и несколько секунд спустя почетный гость вошел в комнату.
Фридрих подумал, что сегодня воистину день нежеланных встреч: на пороге стоял Майк Рональдс собственной персоной.
- Zdrastuyte, - сказал он с сильным акцентом, обводя взглядом присутствующих и особо задержавшись на Власове.
- Hello, Mike, - панибратски ответил Эдик (не исключено, впрочем, тут же подумал Власов, что по просьбе самого американца при их прошлой встрече) и тут же продолжил куда более официальным тоном: - Ladies and gentlemen, let me introduce you Mr. Mike Ronalds, our guest from the Free World, a journalist of the New York radio. Let us welcome Mr. Ronalds.
Толстая в розовом бурно зааплодировала, словно забыв, как только что снисходительно отзывалась об американских пережитках варварства. Ее почин подхватили остальные. Аплодисменты вышли куда более дружными и продолжительными, чем доставшиеся фрау Галле.
- Sit down please, - продолжил Эдик, обращаясь к Майку, - here you can see the meeting of Russian democratic patries members and other democratically minded people who want to participate in the struggle for liberation of Russia...
- Is THAT man also democratically minded? - не переставая по-американски улыбаться, спросил Рональдс, бесцеремонно указывая на Власова пальцем. - Looks like he isn't fond of free media. He's the certain man who escorted Mrs. Galle from the D.G.B. jail, but she still looked like a prisoner under his... protection.
Ну разумеется, со злостью подумал Фридрих. Господину демократическому журналисту нужно show. Разоблачение агента спецслужб на демократическом совещании в прямом эфире... pardon, в записи. Диктофон, конечно, уже включен. ДиДжиБи, грамотей... никогда Бутырка не была тюрьмой ДГБ... впрочем, вполне вероятно, что он это знает.
Игорь уже гневно разинул рот, собираясь, как видно, оправдать все надежды американца.
- Да, я действительно встретил госпожу Галле при ее освобождении из Бутырской уголовной тюрьмы, - упредил обвинительные реплики Фридрих, ненавязчиво подчеркнув слово 'уголовной'. - Что вас удивляет? Мы познакомились в самолете. Меня очень встревожило случившееся с ней происшествие, и я был рад помочь своей соотечественнице... я ведь считаю Дойчлянд своей второй родиной, - добавил он, вспомнив, что по легенде родился в России. - И я действительно оберегал ее - усталую, испуганную женщину, пережившую не лучшие два дня в своей жизни, разлученную с маленьким сыном и волнующуюся о его судьбе. Оберегал от толпы журналистов, которые набросились на нее, как стервятники на падаль. И если я был не вполне вежлив с господином Рональдсом, то это было продиктовано исключительно его навязчивой бесцеремонностью.
Всю эту тираду Фридрих демонстративно произнес по-русски, полагая, что журналист, прибывший работать в страну, обязан знать ее язык. В конце концов, этому условию отчасти удовлетворяла даже Франциска, хотя ее русский был почти так же плох, как положение Красной Армии весной 1943 года. Однако Рональдс лишь недоуменно зыркал по сторонам и морщил лоб, пока догадливый сосед слева, наклонившись к журналисту, не принялся переводить.
- Фрау Галле, вы можете это подтвердить? - прокурорским тоном осведомился Эдик все так же по-английски.
- Да, - ответила Франциска на том же языке, медленно подбирая слова. - Этот джентльмен... он очень помог мне. Я действительно тогда не могла... говорить интервью.
- Народ имеет право знать! - заявила худая женщина с безумным огоньком в глазах, на которую Власов прежде не обращал внимания. Она тоже говорила по-английски - точнее, пыталась это делать. Слова стояли в правильном порядке, но произношение было чудовищным.
Похоже, почувствовал Власов, собравшаяся здесь публика настолько привыкла к разговорам на отвлечённые темы, что и сейчас готова была свернуть на привычную колею - если только удастся как-нибудь заткнуть настырного журналиста. Хорошо, что он не знает языка... - Право знать что? - осведомился Фридрих, упрямо придерживаясь русского. - Право знать, как выглядит растерянная и испуганная женщина? Представьте, что вы попали в катастрофу. И выбираетесь из-под обломков - в разорванной одежде, в крови, в грязи, в слезах от нервного шока. Вам очень хочется, чтобы вас в таком виде выставляли напоказ всему миру?
- Общество имеет право на информацию, - непреклонно повторила та всё на том же языке. - Свобода слова - величайшая ценность демократии.
- Вот как? А мне казалось, что высшая ценность демократии - интересы личности. Которые приоритетны по отношению к интересам общества. Во всяком случае, так сказано в редакционной статье в последнем номере 'Свободного слова', - у Фридриха промелькнула мысль, что приобретённый на Тверской экземпляр газетёнки себя всё-таки окупил: цитата пришлась кстати - его шансом выбраться из неприятной ситуации было продолжение теоретического спора.
- В конечном счете это в интересах той же личности, - пришел на помощь соратнице Эдик. - Если сегодня запретить СМИ показывать жертв катастроф, то завтра нельзя будет показывать жертв злоупотребления властей. Кстати, в нашем случае речь как раз о втором!
- Во-первых, из вашего 'если' никак не следует 'то', - быстро ответил Фридрих. - Я не раз встречал этот некорректный прием в статьях и выступлениях дойчских демократов, ратующих за легализацию наркотиков или полную отмену цензуры. 'Если сегодня запретить испражняться посреди улицы, завтра начнут вешать за недостаточную любовь к Райхспрезиденту'. Да с какой, собственно, стати, как вообще одно связано с другим? Давайте все же отделять мух от котлет, как призывал этот ваш юморист на Ж...
- Жириновский, - подсказал Юрий.
- Он самый. И где, кстати, эти гипотетические виселицы, которые, по этой логике, давно должны быть на каждом углу? По-моему, со времен Хитлера и даже раннего Дитля режим изрядно смягчился. А во-вторых, если вы решаете, что в интересах личности, а что нет - причём вопреки мнению самой личности - то чем демократия отличается от авторитарных режимов?
- Я не сомневался, что этот господин не любит демократию, - изрек Рональдс, которому перевели последнюю фразу Фридриха. Похоже, он собирался сказать ещё что-то, но Власов его перебил:
- Вы настойчиво навязываете мне эту роль. Раз так, позвольте выступить в качестве адвоката дьявола, - Власов был намерен во что бы то ни стало
