- Не знаю, Фридрих... - вздохнул в трубку Эберлинг. - Я знаю только, что не успел толком распутать бургский клубок, который там, похоже, еще и не один, и что Зайн объявился здесь уже после того, как мне пришлось вернуться в Москву. Значит, либо причина моего отзыва была другой, либо о Зайне знали заранее. Как выражаются скунсы, оба варианта воняют, - он усмехнулся своему каламбуру.
- Первый - не обязательно, - возразил Фридрих.
- Да, конечно, - легко согласился Хайнц. - Будем исходить из того, что по крайней мере в тылу у нас порядок. И пока я в Москве, тебе не станут мешать навестить Петербург.
Слова друга о том, о чем Фридрих и сам уже не раз задумывался, конечно, подпортили настроение, но Власов решил гнать от себя неконструктивные мысли. Закончив разговор с Хайнцем, он соединился с берехом Управления и запросил досье на высший командный состав ДГБ. Как и намекал Никонов, знакомое лицо отыскалось среди хмурых генеральских фотографий быстро. Но когда Фридрих прочитал подпись под фотографией, то чуть не присвистнул от удивления. 'Ф. Д. Бобков, генерал армии. Первый заместитель начальника Третьего отделения'. Вот вам и 'подполковник'...
Третье отделение Департамента в представлении обывателей и атлантистских 'голосов' занималось исключительно борьбой с диссидентами, но на самом деле в его ведение входили не только кухонные болтуны, но и вообще внутренний враг в широком смысле, все, кто подрывали основы строя изнутри - от террористов красного и националистического толка, ныне практически изведенных, до наркоторговцев и развратников. В свое время, когда крипо находилась в подчинении ДГБ, Третье отделение вообще считалось самым могущественным в Департаменте. Во всяком случае, круг его интересов, а зачастую и возможностей, был заметно шире, чем у первых двух отделений, занимавшихся исключительно разведкой и контрразведкой. В ходе последней реорганизации полномочия 'тройки' урезали, но все равно заместитель начальника такой структуры был очень важным человеком. Власову впору было гордиться, что такой человек удостоил его аудиенции.
Чего же, интересно, этот важный человек так боялся, что захотел лично беседовать с имперским посланцем?
Фридрих навел указатель на фотографию и надавил красную подушечку, загружая досье. Так, Бобков Филипп Денисович, родился 1.12.1925 на Украине... стало быть, недавно отпраздновал 65-летие, а выглядит бодрячком, легко можно дать на десять лет меньше... эвакуация в 1941, в 1942 работал строителем в Кемеровской области, был секретарем Ленинск-Кузнецкого горкома ВЛКСМ. (Фридриху вспомнилось его видение - Бобков кабинете с красными знаменами - и он похвалил свою интуицию). В том же 42-м ушел добровольцем в Красную Армию, приписав себе два лишних года. Впоследствии всегда утверждал, что сделал это, дабы попасть на фронт, перейти на сторону освободительных войск и 'бить красную гадину'. Сделал это, однако, далеко не сразу - вероятно, весной 43-его (точных сведений не сохранилось). Воевал сначала против регулярных войск РККА, затем - против красных банд в Сибири. Можно предположить, что в Сибирь он подался из-за своей небезупречной биографии: в 43-ем комсомольских и партийных секретарей, даже бывших, не жаловали. Наконец в 1945 вновь объявился в Москве и был зачислен в школу офицеров контрразведки РОА. Тут, правда, всплыло его ударное комсомольское прошлое, но святой Георгий III степени и две нашивки за ранение перевесили грехи молодости. Член ПНВР с 1946 года. Непродолжительное время работал в военной контрразведке, но, не видя перспектив карьерного роста - практически все вакансии там были оккупированы более старшими офицерами РОА, белогвардейцами и фольксдойчами - попросился на знакомый с шестнадцати лет идеологический фронт. С тех пор делал карьеру в органах на ниве борьбы с идейными врагами, удивительно благополучным образом переживая все встряски, реорганизации и аппаратные интриги, терзавшие российскую службу безопасности за весь послевоенный период. Зарекомендовал себя как мастер вербовки и провокации. Имея, подобно многим безопасникам военного призыва, скудное образование, в особенности в гуманитарной области, долгие годы работал 'по культуре', сделав своими агентами чуть ли не всех сколь-нибудь заметных представителей так называемой 'творческой интеллигенции'; по неподтвержденным сведениям, лично завербовал будущего Президента РР Михалкова. Также 'опекал' церковь, ввел практику поголовной вербовки выпускников центральных семинарий. Старательно работал над демонизацией своего образа в глазах потенциальных клиентов 'тройки'; считался среди интеллигенции 'страшным человеком' и потому не имел отказов в сотрудничестве. Немало сделал для увеличения силы и влияния Третьего отделения; добился передачи 'тройке' ряда функций других отделений и присоединения к ней нескольких подразделений Департамента. Вместе с тем, при всех аппаратно-бюрократических успехах, реальные плоды деятельности господина Бобкова выглядели довольно сомнительно. Созданное им при 'тройке' Аналитическое управление выдавало столь расплывчатые и неконкретные отчеты, что получило у коллег презрительные прозвища 'гадалка' и 'цыганское управление'. Огромное же количество завербованных 'стукачей' приносило больше вреда, чем пользы: крупицы действительно ценной информации терялись в мутном потоке вздорных сплетен и корыстных доносов. Наиболее эффективные подразделения 'тройки' - в частности, курировавшие антитеррористическое и антинаркотическое направления - работали фактически автономно; возможно, Бобкова это не слишком устраивало, но, будучи лишь первым замом, он не имел достаточно власти, чтобы прибрать их к рукам. Ситуация могла измениться в восемьдесят пятом, когда кандидатура Бобкова рассматривалась на роль начальника Третьего отделения. Предположительно, ее завернул лично Мосюк. Дядюшка Лис, однако, не был бы собой, если бы не создал при этом у генерала твердой уверенности, что его кандидатуру отклонили в Берлине. С приходом нового начальника последовал новый удар - реорганизация, отобравшая у ДГБ и конкретно у 'тройки' крипо. Все это, разумеется, толкнуло Бобкова в объятия русофилов-ортодоксов. Генерал, конечно, слишком осторожен, чтобы открыто пропагандировать антигерманские взгляды, как позволяет себе кое-кто из 'патриотического крыла' ПНВ, но холодный прием, оказанный Власову, неудивителен. Итак, дойчей генерал не любит, не доверяет им и, вероятно, боится неприятностей с их стороны. Будучи сам мастером провокаций, он ждет того же и от других. Вполне возможно, что и дело Вебера, и дело Галле он воспринял именно в этом ключе, но сам, по крайней мере с этой стороны, чист... или все-таки нет? Всегда ли он так реагирует на посланцев РСХА, или есть причина, вынуждающая его опасаться именно сейчас? Хорошо бы выяснить, встречался ли он с Вебером... Стоп. А не был ли кабинет господина генерала - или, возможно, иное помещение в здании ДГБ - той самой 'горой, не идущей к Магомету'? Местом предположительного рокового визита Вебера? Где-где, а там получить дозу редкого в Райхсрауме препарата было бы неудивительно...
Впрочем, сначала надо повидаться с Мартой и выяснить, что знает о Вебере она. Фридрих посмотрел на часы. Если ехать не торопясь, он как раз прибудет с небольшим запасом...
Фридрих бросил очередной взгляд на другую сторону улицы и, наконец, увидел девушку среди спешащих к переходу прохожих. Когда она ступила на край тротуара, зеленый уже предостерегающе мигал, но Марта не захотела ждать и бросилась бегом через дорогу. В этом она, впрочем, была не одинока. Противоположного тротуара бравые пешеходы достигли, разумеется, уже на красный, под сердитое бибиканье трогающихся с места машин. Ну, допустим, Марта торопилась на встречу (часы показывали 12:38), но едва ли у всех участников забега были столь же спешные дела...
- Извините, - сказала девушка, торопливо подходя к Власову, - препод лекцию затянул, и потом, мне надо было от подруги отделаться, - она широко улыбнулась. - Ну, куда пойдем?
- Ко мне в машину, там будет удобно, - решительно произнес мечтающий о тепле Фридрих. В глазах Марты на мгновение мелькнула неуверенность. Учили ли ее никогда не садиться в машину к незнакомцу? Совсем не обязательно: Россия не Америка, преступления на сексуальной почве здесь исключительно редки. Правда, Марта - дочь достаточно непростого человека, и здесь у похитителей появляются совсем иные мотивы... Так или иначе, после секундной заминки она кивнула и последовала за Власовм.
Выходя из машины, он оставил печку включенной и теперь с удовольствием нырнул в прогретый салон. Девушка устроилась на правом сиденье и выжидательно посмотрела на Фридриха.
- Видите ли, Марта... - начал он, делая вид, что подбирает слова. На самом деле он, конечно, продумал легенду заранее. Кстати, особо фантазировать не пришлось - подходящая история прекрасно склеивалась из нескольких произошедших за последнее время событий. - У меня есть... был друг в Дойчлянде, журналист. Некоторое время назад он приехал работать в Россию. А на днях с ним случилось несчастье. Русская полиция утверждает, что это самоубийство, но я в это не верю, не мог он так поступить... Увы, я так и не успел с ним встретиться. И теперь пытаюсь выяснить, что с ним случилось на самом деле. Где он бывал в последние дни, с кем встречался. Я знаю, что он интересовался демократическим движением. Мы с ним часто спорили, но дело не в этом. Посмотрите, может быть, вы видели его в той квартире... в редакции 'Свободного слова'? Или где-нибудь еще? - он включил подсветку в салоне, сунул руку во внутренний карман и протянул Марте распечатанную на друкере фотографию Вебера.
Марта с минуту старательно разглядывала изображение. Как видно, ей хотелось помочь Фридриху - тем более что речь шла об убийстве журналиста демократических взглядов. Но в конце концов она с сожалением протянула листок обратно.
- Нет, я его не видела. Во всяком случае, близко. У меня не очень хорошее зрение, вы знаете... хотя все равно, в пределах одного помещения я бы его узнала.
- Вы же носите очки?
- Они слабее, чем нужно. Мой доктор не советует носить очки один в один, иначе зрение будет ухудшаться дальше... Я собираюсь сделать лазерную операцию, когда мне будет 24. Ну, знаете, когда уже все процессы роста точно закончатся. Хотя вам это неинтересно... а на какое издание он работал? Может, в редакции что-то знают?
- На разные, - пожал плечами Фридрих, - американцы называют это 'фрилансер'. Писал обычно под псевдонимами. Мне кажется, на сей раз он проводил какое-то специальное расследование, результатами которого ни с кем не собирался делиться, пока материал не будет готов. Наверное, это было что-то сенсационное... за просто так ведь не убивают.
- А вчера вы говорили, что у нас низкая преступность! - припомнила Марта.
- Так и есть. Низкая не значит нулевая, к сожалению. А в атлантистских странах подобное творится сплошь и рядом... причем еще чаще там убивают именно за просто так.
- Знаете, - сказала вдруг Марта, осененная новой идеей, - я могу показать это фото другим нашим. Может быть, они что-то знают.
Власов на секунду задумался, чем чревата демонстрация фото имперского резидента, пусть и покойного, широкой оппозиционной общественности, и счел, что возможных плюсов в случае удачи все же больше. Разумеется, столь активная деятельность могла быть опасна и для самой Марты, но та, похоже, об этом не подумала. Ей и в голову не приходило, что среди ее любимых демократов, коим она собиралась показывать фотографию, могут быть убийцы. И уж, конечно, Фридрих не собирался ее предупреждать, срывая собственные планы. Ни его прошлая, ни тем более нынешняя работа не располагали к сантиментам.
- Очень меня обяжете, - заверил он девушку, - только не говорите, что это по моей просьбе. Кажется, я произвел на ваших друзей не лучшее впечатление... они считают меня агентом ДГБ или чем-то вроде...
- Точно, - рассмеялась Марта, - ну я-то понимаю, что это чепуха. Будь вы агентом, вы бы не стали с ними спорить, а сидели и поддакивали, так ведь?
- Конечно, - поддакнул Фридрих, - а кроме того, зачем бы я стал о чем-то вас просить? Вас бы просто вызвали на допрос... вас и остальных...
- Вот именно, - кивнула Марта. Разумеется, в любой методичке по вербовке сказано, что доверительная беседа нередко способна давать лучший
