— Их отношение мешает серьезно воспринимать начинания молодого лорда, — сказал Робийард, обернувшись к Дюдермонту,
— И наводит на мысль, что пустоты их мыслей недостаточно, чтобы его поддержать, — откликнулся капитан. — Одно совершенно очевидно: чтобы получить приглашение в их спальни, ему не требуется никаких дополнительных лавров. И это прекрасно, поскольку я не знаю ничего более опасного, чем желание прослыть героем ради благосклонности какой-нибудь дамы.
Робийард, прищурившись, взглянул на своего спутника:
— Эти слова напомнили мне одного молодого человека, которого я встретил в Лускане много лет назад, когда мир был гораздо спокойнее, а моя жизнь текла по заведенному распорядку.
— Скучно и однообразно, — без колебаний поддакнул Дюдермонт. — Ты так хорошо запомнил эту встречу, потому что, несмотря на все твое упрямство, молодой человек доставил тебе немало радости.
— Или я просто пожалел юного глупца.
Дюдермонт добродушно усмехнулся и поднял бокал, и Робийард чокнулся с ним, присоединившись к невысказанному тосту.
***
На следующее утро четыре корабля без всякой шумихи вышли из порта Глубоководья и направились в открытое море. Их отплытие не сопровождалось ни фанфарами, ни приветственными криками толпы провожающих, и даже служба портового священника, призванная обеспечить попутный ветер и уберечь от штормов, прошла тихо, на борту каждого из кораблей, а не в общей мессе для моряков и рабочих дока.
Робийард и Дюдермонт с палубы «Морской феи» оценивали Дисциплину и сноровку — вернее, отсутствие таковых — на трех судах Брамблеберри, пытавшихся держать строй при выходе из гавани. В какой-то момент все они чуть не столкнулись, и на флагмане Брамблеберри, бывшей «Причуде Квелча», к названию которой добавилось еще одно слово — «Справедливость», матросы запутались в такелаже. Брамблеберри сначала хотел полностью переименовать судно, но Дюдермонт его отговорил: такой поступок мог отпугнуть удачу.
— Держись позади остальных на приличной дистанции, — приказал Дюдермонт своему рулевому. — И с левого борта. Поближе к глубокой воде.
— Боишься, что они и нас заденут? — язвительно усмехнулся Робийард.
— Это воины, а не моряки, — ответил Дюдермонт.
— Если они сражаются так же, как управляют кораблем, их можно считать личами, — сказал Робийард и, прислонившись к поручням, уставился на море. — А может, так оно и будет, — добавил он достаточно громко, чтобы услышал Дюдермонт.
— Эта экспедиция тебя тревожит, — заметил капитан. — Больше, чем обычно. Ты так сильно боишься Арклема Грита и своих бывших коллег?
Робийард пожал плечами и довольно долго молчал, но затем все же ответил:
— Вероятно, меня беспокоит отсутствие Арклема Грита.
— Как это? Мы теперь знаем то, о чем уже давно подозревали. Я не сомневаюсь, что жителям Побережья Мечей без их предательской деятельности станет намного легче.
— Жизнь не так проста, какой иногда кажется.
— Я снова спрашиваю: как это?
Робийард молча пожал плечами.
— Или дело в том, что тебя все еще влечет к твоим бывшим собратьям?
Робийард развернулся, чтобы посмотреть капитану в лицо.
— Он… странное существо… Лич… Омерзительное создание.
— Но его могущество тебя пугает.
— К такому противнику надо отнестись со всей серьезностью, так же как и к его приспешникам, — пояснил маг, — Но я вижу, что наш юный Брамблеберри набрал внушительную флотилию, и, в конце концов, я по прежнему рядом с тобой.
— И что же? Что ты имел ввиду говоря, что тебя пугает отсутствие Грита? Что тебе известно, мой друг?
— Мне известно, Арклем Грит является абсолютным правителем Лускана. И он установил свои правила и границы.
— Да, и распространил их даже на пиратов, беспрепятственно совершающих набеги на Побережье Мечей.
— Не так уж беспрепятственно, — поправил его Робийард. — Нужно ли тебе напоминать, что все пятеро верховных капитанов, которые считаются правителями Лускана, когда-то тоже соблюдали эти границы и правила?
— А как мы объясним несчастным жертвам, добропорядочным гражданам, потерявшим в схватке с пиратами своих близких, что морские разбойники действовали согласно установленным правилам? — спросил Дюдермонт. — Можно ли и дальше терпеть эту несправедливость и жестокость из-за страха перед неизвестным будущим?
— Жизнь не так проста, какой кажется, — повторил Робийард. — Главная Башня, Гильдия Чародеев, может, и не самые справедливые правители Лускана, но мы видим результат их правления — мир и спокойствие хотя бы в городе, если уж не в окружающих его морях. А ты уверен, что без них жизнь в Лускане станет лучше?
— Да, — заявил Дюдермонт. — Да, я уверен.
— Такую решительность я мог бы ожидать только от Брамблеберри.
— Я всю свою жизнь старался поступать правильно, — сказал Дюдермонт. — И не из страха перед каким-то богом или богиней, нет из страха перед законами и обязательствами. Я следую этому правилу, потому что верю: добро должно принести хорошие плоды.
Большой мир не так-то легко контролировать.
— Так и есть. Но разве ты не веришь, что добрые ангелы должны победить? Мир движется вперед, к добру, к спокойствию и справедливости. Такова природа человечества.
— Но этот путь не прямой.
— В этом я с тобой согласен, — сказал Дюдермонт. — И к поворотам и отступлениям нас вынуждают личности вроде Арклема Грита, захватившие не принадлежащую им власть. И когда люди ничего не предпринимают, когда честь и отвага становятся редкостью, они поворачивают нас в сторону тьмы. Они как удушающая пелена над землей, и только самые смелые из людей способны приподнять этот покров и впустить добрых ангелов.
— Это хорошая теория и отличная философия, — произнес Робийард.
— Отважные люди должны поступать так, как велит им сердце! — воскликнул Дюдермонт.
— И в меру своих возможностей, — предостерег его Робийард. — Находясь на льду, нельзя торопиться.
— Только смелые добираются до горных вершин!
«Или падают замертво», — подумал Робийард, но промолчал.
— Ты будешь сражаться рядом со мной, рядом с лордом Брамблеберри против своих бывших братьев-чародеев?
— Против тех, кто не захочет присоединиться к нам по доброй воле, буду, — ответил Робийард. — Я принес присягу тебе и «Морской фее». И я слишком долго уберегал тебя от твоих глупостей, чтобы теперь позволить погибнуть так бесславно.
Робийард хлопнул своего верного товарища по плечу и подошел к поручням, увлекая взгляд Робийарда в открытое море.
— Я действительно опасаюсь, что ты можешь оказаться прав, — признался он. — Когда мы разобьем Арклема Грита и покончим с пиратством, могут возникнуть неприятные обстоятельства, и «Морской фее» придётся удалиться на покой. В конце концов нам будет не на кого охотиться.
— Ты не новичок в этом мире. Пираты были до Арклема Грита, есть при нем и останутся в далекие времена, когда его имя занесет пыль истории. Ты сказал, придут добрые ангелы, и я надеюсь и молюсь, чтобы ты оказался прав. Но ведь нас интересует не весь мир в целом, а лишь та крохотная частичка человечества, которая промышляет пиратством у Побережья Мечей, не так ли?
— Эта крохотная частичка усилена могуществом Главной Башни.
— Да, ты, вероятно, прав, — кивнул Робийард. — А может, и ошибаешься, и вот это меня и пугает.
Дюдермонт крепко сжал поручни и устремил немигающий взгляд к горизонту, хотя солнце уже показалось над морем и тысячами бликов заиграло на волнующейся поверхности воды. Долг каждого достойного человека — поступать по справедливости. Долг отважного человека — сражаться с теми, кто угнетает и притесняет беззащитных людей. Долг лидера — жить в соответствии со своими принципами, верить в них и надеяться, что эти принципы приведут его самого и его последователей к лучшему будущему.
Таковы были убеждения Дюдермонта, и он мысленно повторял их, глядя на сверкающее, горячо любимое им море. Он прожил свою жизнь и выработал собственный кодекс чести, верил в хорошего и справедливого лидера, и его убеждения служили ему надежной опорой, как сам он служил жителям Лускана, Глубоководья и Врат Бальдура.
Робийард был хорошо знаком с порядками в Главной Башне и методами Гильдии Чародеев, и Дюдермонт мог положиться на его суждение относительно будущих противников.
Но, позволяя нетерпеливому лорду Брамблеберри и его могучей флотилии участвовать в походе, капитан Дюдермонт не увиливал от своего долга.
Ему хотелось верить, что он поступил правильно.
Глава 8
Под покровом секретности
— Наверное, я старею, и впечатления становятся менее яркими, — пожаловался Реджис, когда они с Дзиртом вышли на широкий луг, заросший травой. — Этот город показался мне не слишком красивым — и вполовину не так хорош, как Мифрил Халл и тем более Серебристая Луна. В то же время я рад, что они хотя бы позволили тебе войти. Здешние жители упрямы, но у меня появилась надежда, что они все-таки способны учиться.
— Меня Мирабар впечатлил не больше, чем тебя, — признался Дзирт, искоса взглянув на хафлинга. — Я слишком долго выслушивал рассказы о его
