павлин. Ученый Джеймс Чэпин обнаружил бесценные чучела африканских павлинов… на мусорной куче. Ведь «всем известно», что павлины в Африке не водятся! Раз так — этим чучелам нечего делать в коллекциях, привезенных из Конго! [116. С. 147]
Еще более удивительное открытие было сделано… в зоопарке города Хелаабруннер, под Мюнхеном. В 1944 году во время одной из ковровых бомбардировок американской авиации в зоопарке погибло много шимпанзе. Бедные животные умерли не от ран — от страха. Жуткий гром артиллерии, разрывы бомб, грохот рушащихся зданий вызвал у них такой ужас, что несчастные животные погибли. Все эти шимпанзе принадлежали к «карликовой разновидности»… Выяснилось — вовсе ни к какой не разновидности, а к особому виду, который к шимпанзе имеет самое приблизительное отношение. Новый вид человекообразных обезьян назвали бонобо — так называли их африканцы.
Самое интересное — сторожа зоопарка отлично знали, что речь идет о разных видах. Они знали, что бонобо и шимпанзе «говорят на разных языках», не понимают друг друга. Что в криках шимпанзе явственно слышатся звуки «о» и «у», а у бонобо «а» и «е», да и характер, поведение этих животных совершенно различны. Сторожам просто и в голову не приходило рассказать научным работникам о таких очевидных вещах… [116. С. 35]
Берестяные грамоты открыты были «как полагается» — на раскопе. Но ведь и до этого они хранились в музеях и в коллекциях научных учреждений; это научный мир никак не мог понять, каким сокровищем обладает.
Есть сведения, что новгородские грамоты были еще в музее новгородского краеведа и коллекционера В. С. Передольского, в начале XX века. Мальчишки, бывавшие в этом музее, даже затеяли увлекательную игру в берестяную почту — стали писать друг другу на бересте.
Почему эти грамоты уже тогда не обратили на себя внимания?! Может быть, из-за их краткости, отрывочности.
И в слое Новгорода Великого находят порой кусочки бересты с «содержательной» надписью типа «От Филиппа ко…» А к кому — неизвестно, вся остальная часть грамоты оторвана. В наши дни такие обрывки тоже собирают — уже потому, что в любой момент могут отыскаться остальные обрывки грамоты, и текст можно будет прочитать. Но, конечно же, такие ничтожные обрывки вне связи с другими не дают представления о письменности новгородцев. Ведь всегда были известны короткие надписи на самых различных предметах — на керамике, оружии, на стенах каменных сооружений.
А может быть и иначе — краевед отлично понимал, что владеет доказательствами письменности Древней Руси, но представления не имел, насколько это важно для науки… Что, об этом ничего не известно?! А он и не знал…
В общем — научный анекдот не хуже открытия африканского павлина и бонобо.
С 1951 года обрывки берестяных грамот найдены даже в слоях других древнерусских городов (или в коллекциях раскопок, произведенных давным- давно). Четырнадцать грамот найдено в Старой Руссе, десять — в Смоленске, четыре — в Пскове, одна — в Витебске. Чаще всего это не полные тексты, а лишь плохо сохранившиеся обрывки берестяных грамот, остатки былого великолепия; да и масштаб находок в других городах не сравним с обилием находок в Новгороде. Ведь нигде не было таких великолепных условий для сохранности бересты, как здесь.
Здесь же вторую грамоту нашли уже 21 июля, 28 июля — третью.
За три года — с 1951 по 1953-й — найдено 106 писем, документов, записок на память, кусков из бухгалтерских книг и так далее.
К 1978 году число берестяных грамот в Новгороде достигло 571.
К 2003 году известно 915 берестяных грамот.
В двух письмах встречено название «берёсто» — так называли новгородские берестяные грамоты в Новгороде.
Трудно представить себе находку, которая могла бы сильнее перевернуть представления о жизни Древней Руси, чем эта.
Первая берестяная грамота, найденная Ниной Акуловой 26 июля 1951 года, — это пространная запись о налогах, которые должны были уплачивать жители разных сел некому Фоме. Кто этот Фома — мы не знаем до сих пор; высказывались предположения и о том, что он — боярин, и что он — духовное лицо. Очевидно лишь, что Фома владел несколькими селами и получал от их обитателей «позем» и «дар» — два вида налогов-повинностей. Позем уплачивался за право крестьянина жить на его земле. Дар — во время посещений феодалом своих владений.
Вторая берестяная грамота, найденная 27 июля 1951 года, тоже содержала записи о даре; упоминались даже имена крестьян, вносящих налог. Судя по именам, были они по национальности карелы.
Третья берестяная грамота — это уже не обрывок хозяйственного документа, а письмо. Настоящее письмо, написанное неким Грикшей (то есть Григорием) к Есифу (Иосифу). «Поклон от Грикши к Есипу. Прислав Онанья, молви… Яз ему отвечал не рекл ми Есиф варити перевары ни от кого. Он прислал к Федось: вари ты пиво, сидишь на безотьщине, не варишь жито».
Кто этот Онанья? Скорее всего, управляющий владениями феодала — а иначе чего он распоряжается? Во всяком случае, Онанья пытается распоряжаться, приказывает варить пиво Григорию. Тот отказывает: мол, Есиф не велел варить пива. Тогда Онанья требует варить пиво от Федосьи — раз она «сидит на безотьщине», пусть варит. То есть раз пользуется участком земли, который не перешел к ней от отца, то пусть несет и такую повинность в пользу Онаньи. А Григорий все сомневается в праве Онаньи распоряжаться, приказывать варить пиво.
Уже эта грамота заставляет задуматься: ведь ясно, писал сельский житель (скорее всего, сельский староста) феодалу, живущему в Новгороде. Значит, и сельские жители были грамотны… хотя бы некоторые. Вот вышел Онанья за пределы неких признаваемых всеми границ — и крестьянин пишет владельцу земли, просит приструнить своего представителя. А ведь считалось — крестьяне на Руси были поголовно неграмотны…
До конца сезона 1951 года нашли еще десять грамот, от XII до XV века. Среди них — и хозяйственные документы, распоряжения, жалобы… даже загадка. «Есть град межу небом и землею, а к нему еде посол без пути, везе грамоту неписану». На современном русском языке: «Между небом и землей есть город, а к нему едет посол без пути, везет ненаписанную грамоту».
Такие загадки загадывали еще в начале XX века, смысл текста понятен: город между небом и землей — это ковчег, в котором Ной спасается от потопа, везет в нем всю будущую фауну Земли. Немой посол — это голубь, которого праотец Ной отправил искать, не спали ли воды Всемирного потопа, не выступила ли где-то Земля. Грамота неписаная — это масличная ветвь, которую голубь принес в клюве после своего третьего полета. Увидев ветвь, Ной понял — где-то уже есть земля, свободная от воды. Это оказалась гора Арарат, и именно к ней пристал в конце концов ковчег. Одно из библейских обществ США даже пыталось искать Ковчег Завета на склонах горы Арарат… Правда, вроде бы, не нашли — но кто знает, может, еще и отыщется.
Вообще же грамот оказалось столько, что сразу же сделалось понятным одно место из давно известного источника: из записи беседы новгородского священника XII века Кирика с епископом Нифонтом. Кирик о многом спрашивал Нифонта, и в том числе: «Нет ли в том греха — ходить по грамотам ногами, если кто, изрезав, бросит их, а слова будут известны?»
До находок берёсто сам вопрос казался странным: кто же это будет бегать ногами по грамотам? Ведь пергамен дорог, книги очень ценны… После находок все понятно: ведь берестяные грамоты и бросали, как только они отслужили свой срок. Писать на бересте второй и третий раз было невозможно: тексты на них не писали чернилами, а процарапывали и выдавливали.
Люди топтали берёсто, не зная, какие слова там написаны… А что, если это слова священные? Скажем, «Бог», «ангел», «Богородица»? Получается — ходят люди как бы по обрывкам священных текстов. Вот священника и волновало — не грех ли? В Новгороде этот вопрос приобретал самый непосредственный бытовой смысл.
Новгородцы действительно буквально ходили по грамотам… Если это и грех — то какой полезный для познания прошлого!
Грамоты датируются так же, как любые другие находки. Нашли грамоту в ярусе между 14-м и 15-м ярусами? Значит, она попала в землю между временем вымостки 14-го и 15-го ярусов, одновременно с обломками керамических сосудов, ножами, поделками из дерева, украшениями. Получается, их можно датировать таким же образом, как любой археологический материал. Грамоты вместе с другими остатками материальной культуры, с фрагментами зданий и построек, расчищенных в одном ярусе, образуют единый комплекс и исследуются как часть этого комплекса.
Но что, если грамоты копились, из них составляли библиотеки и архивы, и эти коллекции исписанных обрезков бересты выбрасывались сразу, совсем не в то время, когда была написана большая часть из них? Скажем, копил человек свою переписку всю жизнь, а потом уже его наследники выбросили ее на помойку?
Нет. Это совершенно невозможно.
Во-первых, никогда и никто не находил сразу целой библиотеки берестяных грамот. Не найдена даже ни одна берестяная книга или обрывок такой книги. Грамоты находят всегда по одной, отдельно друг от друга, каждая из них попадала в слой сама по себе.
Во-вторых, есть у бересты такая особенность: если долго ее держать на воздухе, она начинает быстро сохнуть, берестяной свиток скручивается, трескается по прожилкам, а потом начинает разваливаться на части.
Бересту как писчий материал можно сохранять очень долго — но для этого она должна лежать под прессом: берестяным страницам нельзя позволять скручиваться. Если берестяной лист сохраняет плоскую форму (как лист бумаги) — он почти вечен (как все та же бумага). Так сохранились берестяные книги XVIII века, так сохранялись книги Сергия Радонежского в Сергиевом Посаде, — прессами для них служили тяжелые переплеты из дерева, еще и утяжеленные металлическими заставками и оковкой. Вероятно, так же сохранялись и берестяные книги в архиве Новгорода Великого… Но о грустной судьбе архива и документов из архива — ниже.
Так вот, все берестяные грамоты из культурного слоя Новгорода — это смятые, скрученные кусочки бересты, на которых выдавлены тексты из восьми, пятнадцати или самое большее двадцати строк. То есть это как бы листки тогдашней бумаги, на которых писалось что-то временное, не обязательное.
Если бы на бересте написали нечто исключительно важное, подлежащее длительному хранению, то и оформлены эти тексты были бы иначе. Это не фрагменты средневековых книг, которые стоили дорого, переписывались долго и трудно, а хранились как можно дольше.
Небольшие тексты на скрученных кусках бересты с самого начала не предназначались для длительного хранения.
В-третьих, делать выводы помогает анализ самого текста. Ведь в разное время одни и те же буквы славянского алфавита писались по-разному. Ученые хорошо знают, как изменялась конфигурация одних и тех же букв в разное время. Скажем, буква «Н» писалась, как латинское «N», а «Н» — читалась, как современное И. Букву M писали то прямыми вертикальными линиями, как латинское М, то она писалась косыми линиями, как греческая «Мю». Есть заметная разница между написанием одних и тех же букв в XIV веке и в XV, тем более в XII и XV веках.
Сопоставляя начертания букв на грамотах и в известных письменных источниках, можно сделать многие выводы. Можно датировать сами грамоты. Можно соотнести время написания разных грамот между собой. Можно проверить еще и другие даты, сделанные другими способами.
Находят грамоту в слое яруса № 15… Согласно «грубым деревянным часам» мостовая настелена в первой половине XII века, — вот уже и одна дата. Мостовая состоит из бревен, срубленных в 1223 и 1224 годах, — значит, «тонкие деревянные часы» показывают — все вещи, попавшие в этот ярус, угодили в новгородскую грязь после 1224 года. Вот и вторая дата.
