в устье каждой реки возникала своя сечь — примерно с такими же нравами.
В Европе был обычай — снаряжать «корабль дураков». Если город стоял на достаточно большой реке, горожане снаряжали корабль и сажали на него всех, кого видеть в городе не хотели: уголовников, нищих, попрошаек, сумасшедших, нарушителей спокойствия. И отправляли корабль прочь, вниз по течению.
«Дураки» могли попроситься жить в другой город; иногда их пускали. Они могли найти безлюдное место, причалить там и разбежаться. Но довольно большой процент «дураков», естественно, доплывал до самого устья. Плыть по морю никому не хотелось, а как-то прокормиться на овеваемых морским бризом пляжах все-таки было можно.
Возникала своего рода республика изгоев, свалка человеческих судеб, соединение всевозможного сброда. Время от времени к границам этой «сечи» приставал новый «корабль дураков»…
Окрепнув, сборище озлобленных, стоящих вне закона подонков вполне могло броситься на более благополучные города… Примерно как Запорожская Сечь.
Такая же «сечь» существовала и в устье Дуная. У этой сечи была столица — город Берлядь. От него пошло и название жуткой вольницы — берладники.
Князем берладников сделался князь Иван — племянник Владимира-Владимирка, отца Ярослава. Двоюродный брат Ярослава, дядя Владимира Ярославича.
О приключениях Ивана Берладника можно написать приключенческую повесть. Как-то раз он даже сделался князем Галича — на несколько часов, но все же сделался. Ивана Берладника отравили в Фессалониках, в Византии, по прямому приказу Ярослава — еще в 1161 году.
Но у Ивана Берладника был сын Ростислав — тоже княжеского рода, тоже претендент! Сила Ростислава Берладника была еще и в любви тех, кого у нас называют так неопределенно, порой чуть ли не любовно: пролетариатом.
Бездельники, пьяницы, рабы, попрошайки, плебеи, всякий сброд любили не самого Ростислава, разумеется! Они любили сечь-Берлядь, уютное гнездышко разбоя и анархии в устье Дуная, берладников. Летописец сообщает, что многие бояре были недовольны, когда город Галич послал послов к Ростиславу Берладнику… но их голос не был решающим.
Полки Берладника подошли к Галичу одновременно с подкреплениями из Венгрии.
По одной версии, венгры наголову разбили Берладника, по другой — боя не было: Ростислав Берладник с несколькими дружинниками бросился на врага; фактически — самоубийство.
О дальнейшем тоже существуют две версии. По одной, венгерской, израненный Ростислав умер ночью от ран. По другой, русской, венгры «приложили яд» к ранам Ростислава Берладника.
Уже без всяких версий известно, что князь Андрей при появлении войска Ростислава велел галичанам приносить новую присягу, целовать крест на верность. Галичане принесли клятву, но приуныли: получалось, освободить их от венгров больше некому.
Где же ты, где, опрометчиво изгнанный Владимир?!
А Владимир к тому времени уже около восьми месяцев просидел на вершине башни, в шатре. Чем он там занимался? Пел песни? Считал звезды? Мечтал? Беседовал с пролетающими птицами? Об этом тоже молчит летопись. Наверное, венгры уже не принимали его в расчет. А может, просто не были жестокими людьми, да и не считали русских такими уж чужаками. Во всяком случае, они пустили к Владимиру… его невенчанную жену, попадью. Так сказать, на романтическое свидание с мужем.
Перед свиданием женщину обыскали, но вот в прическу полезть не догадались. И попадья принесла в прическе то, чего арестантам во все времена не дают категорически, — кинжал. В ту же ночь князь Владимир разрезал свой кожаный шатер на ремни, связал из них длинную веревку и спустился с осточертевшей башни.
Попадья прекрасно организовала побег: внизу Владимира ждали верные люди. С ними он побежал не на Русь — там он нигде не мог рассчитывать на поддержку. Владимир побежал на запад — туда, где шла к Константинополю армия Третьего крестового похода, армия германского императора Фридриха Барбароссы.
Сидя на башне, он не мог знать, что происходит на Руси. Тем более не мог знать, что Фридрих Барбаросса идет через венгерские земли. Если даже Владимир сам принимал решения, без советов попадьи или дружины — то информацию ему собирали и принесли готовую.
Вообще же с этого момента Владимир показывает себя просто исключительно ярким и умным политиком, решительным человеком, сильной личностью.
Очень может статься, он и всегда таким был — но таланты Владимира не могли проявиться, пока он был неугодным отцу княжичем, которого ни отец, ни мать ни до чего не допускали и которому ничего не давали самому делать. И когда он спивался в Галиче под бдительным оком ненавидящего отца.
Во всяком случае, с момента побега князь Владимир не сделал буквально ни одного неправильного или невыгодного шага. Он сразу же, буквально спустившись с башни, совершил ряд поступков, требовавших от человека и ума, и душевных сил, и воли. Кстати! С этого же времени Владимира перестают попрекать пьянством — видимо и правда, пил от отчаяния и тоски, пока не мог заняться чем- то более полезным.
Несколько дней пробирался Владимир по чужой земле, пока не услышал немецкую речь воинов Фридриха Барбароссы. Встреча Владимира и Фридриха получилась сердечной. Фридрих Барбаросса помнил Ярослава и готов был помогать его сыну. Фридрих приходился дальним родственником Владимиру по сестре Владимира Мономаха Евпраксии-Адельгейде, жене старого сатаниста, императора Генриха.
С венграми Фридрих не хотел ссориться: ему было необходимо, чтобы венгры пропустили через свою страну армию Крестового похода. Он придумал, как помочь Владимиру, не говоря ни слова королю Беле: отправил его с письмом к королю Польши Казимиру Справедливому. В этом письме Фридрих просил помочь Владимиру вернуть престол. Польский король давно искал управы на слишком захватчивых венгров, появление Владимира было для него просто подарком судьбы. Союзный Галич! Это полезно и против венгров, и против собственных бояр-можновладцев.
Когда до галичан дошла весть о появлении в Галицкой земле войска во главе с Владимиром и польским полководцем Николаем, началось восстание. Бил вечевой колокол, бежали вооруженные горожане, еле-еле треть венгерского гарнизона вырвалась из города и ушла в боевом порядке.
Венгры больше никогда не возвратились. Ни один из претендентов на галицкий престол тоже больше ничего не говорил.
Владимир — опять Галицкий князь… И тут он опять, в очередной раз показал, что он сын своего отца и что яблочко не всегда далеко откатится от яблоньки. Он проявил просто исключительные дипломатические таланты!
Свое правление Владимир начал с того, что написал письма Фридриху Барбароссе и владимирскому князю Всеволоду Большое Гнездо. Фридриха он очень хвалил и благодарил, просил снова помочь, если его в очередной раз начнут свергать. И послал ему две тысячи гривен, о которых они условились еще в Венгрии, в походном шатре.
Выплата двух тысяч гривен не была данью, не означала подчинения Галицкой земли Священной Римской империи. Это был личный должок старинному другу семьи императору Фридриху — за помощь. Деньги вносились и в 1190 году, но не позже: в июне этого года 70-летний император Фридрих Барбаросса утонул в реке. По другим данным, его хватил удар во время купания: он слишком резво прыгнул в холодную воду — и отказало сердце.
А Всеволода Большое Гнездо Владимир Галицкий просил о поддержке, говоря: «Отче господине… удержи Галич подо мною, и яз… во твоей воле есмь всегда». Такие слова очень понравились Всеволоду III Большое Гнездо, и он написал всем основным князьям Руси письма, в которых сообщал: всякий, кто покусится на Галич, будет иметь дело с ним, с Всеволодом III…
С владимирским князем на Руси никто ссориться не хотел. В Европе Всеволода знали мало, но венгры и поляки совсем не хотели ссориться с германским императором Фридрихом Барбароссой.
Десять лет, с 1189 по 1199 год, до самой смерти Владимир спокойно правил Галичем. Заключив мир с Венгрией, он тут же забрал томящихся в плену жену и сыновей.
Прожил Владимир недолгую жизнь: родившийся в 1151 году, провел на этом свете всего 48 лет. Но все же судьба его сложилась куда удачнее судьбы отца, тут нет слов! Ведь он и вел себя разумнее отца: не сажал на престол никого из своих сыновей. В год смерти отца мальчики были уже юношами, но Владимир не пытался посадить их на трон (как и польский Казимир сделал сыновей Эстерки дворянами, но не наследниками престола).
Что характерно — никто и никогда больше не укорял его худородством жены и не требовал взять другой супруги, более достойной.
Что еще характернее — Владимир был умерен в питии вина, не буянил, активно занимался государственными делами.
Жаль, мы по-прежнему ничего не знаем об эмоциональной жизни героев повествования. Ни о том, вспоминали ли Владимир и попадья свои приключения в Венгрии. Ни о том, часто ли снилось Владимиру, как трещат кожи шатра под кинжалом, как он висит на этом зацепленном за зубец башни ремне над пропастью, поглядывая на гаснущие предрассветные звезды.
Можно предположить, что не раз и не два просыпался он, увидев: вот опять входит в шатер «лучший друг» князь Андрей с вооруженными венграми… Просыпался, с удовольствием обнимал попадью, с улыбкой опять засыпал. Но это будут только не основанные ни на чем догадки.
А вообще: какая интересная семья! И папа, и дочь, и сын — полны сильных, полнокровных страстей; влюбляются — так на десятилетия, верны избранникам/избранницам, идут до конца.
Жаль, современники не оценили.
После смерти Владимира Ярославича его сыновья не оспоривали своих прав на престол. И они, и попадья навсегда исчезают из летописей — как и «Настасьич».
В 1199 году Роман Волынский добился своего: присоединил к Волыни Галич и Галицкую землю. Так возникло мощное богатое государство, не раз заявлявшее о своем первенстве на Руси.
Судьба этого государства ничуть не менее бурная, чем у прежнего Галича, кончившегося с Владимиром. История эта по-прежнему полна всевозможных приключений и безобразий. Всего шесть лет радовался победе князь Роман Галицкий: в 1205 году он пошел очередным походом на Польшу и погиб. Галицкие бояре не были бы сами собой, не подними очередного мятежа. Они и подняли! Вдова Романа с малолетними сыновьями Даниилом и Васильком бежала в Венгрию.
Бояре призвали на княжение потомков прежней династии, трех сыновей Игоря и Ефросиньи Ярославны. Наверное, бояре надеялись (в очередной раз!)
