При всей противоречивости отзывов роман Вельтмана был признан выдающимся событием. Н. А. Полевой выразил общее мнение, напечатав в своем журнале: 'Из 200 книг, исчисленных в библиографии Телеграфа сего 1831 года, чем можно утешиться?
В дальнейшем, анализируя каждое новое произведение Вельтмана, исследователи непременно возвращались к его первому роману. В. Г. Белинский писал в 'Литературных мечтаниях': ''Странник', за исключением излишних претензий, отличается остроумием, которое составляет преобладающий элемент таланта г. Вельтмана. Впрочем, он возвышается у него и до высокого: 'Искендер' [205] есть один из драгоценнейших алмазов нашей литературы'[206]
В 1836 г. в 'Московском наблюдателе' появилась обзорная статья М. Лихонина 'Вельтман и его сочинения'. Критик высказал свое мнение о романе: 'Конечно, его 'Странник' - очень милое произведение, в котором видно много юморизма, блестков ума, игривости и необыкновенной легкости переходить от впечатления к впечатлению; но это, так сказать, разбитое зеркало поэтической души его: это отдельные картинки, лирические отрывки будущего эпика, который прелюдировал своим 'Эскандером'; и тут уже было видно, что это молодой орел, который расправляет свои крылья <…>' [209].
Новое издание романа в 1840 г. было отмечено 'Отечественными записками' (No 5), не выразившими энтузиазма по поводу встречи со старым добрым собеседником, чьи остроты потеряли для журнала прелесть новизны. Но любители чтения продолжали с увлечением знакомиться со знаменитым произведением[210]. И во всей литературной критике XIX в. 'Странник' упоминался как одно из лучших произведений Вельтмана, несмотря на приписываемые ему представителями различных направлений недостатки. 'Молва' писала:
'Дарование г. Вельтмана давно не подлежит сомнению. В трех частях изданного им 'Странника' оно обнаружилось, конечно, не в совсем выгодном для критики свете, с бесчисленным множеством недостатков: но сии недостатки таковы, что их должно приписать не скудости воображения и чувства, из коих образуется талант, а излишеству, которое, в первом брожении, не умеет покоряться строгой, правильной дисциплине. То же самое приметно было и в его стихотворных опытах, где, однако, мимоходом сказать, несмотря на стопы и рифмы, поэзии было несравненно менее, чем в огненной, кипучей прозе 'Странника'' [211].
{* См., напр., 'Новости и биржевую газету', 1895, No 12, с, 2. Один из читателей романа сформулировал его ведущую тему, надписав на книге после посвящения известные строки:
Позже Н. А. Полевой высказал свое мнение в статье 'Очерк русской литературы за 1838 год':
'С самых первых опытов 'Странника' <…> все отличили в Вельтмане поэтическое дарование, оригинальность, искусство рассказа и превосходное искусство завязки в рассказе. Но этому вредило прихотливое своеволие воображения, странности в подробностях и, главнейше, совершенное неумение развязать, и какая-то торопливость, как будто поэт спешит высказать все, что ясно и неясно у него в голове, все, что он знает, что слышал, что думает. И в 'Страннике' это уже утомляло' [213].
В том же журнале говорилось: 'Совершенно новый, небывалый род сочинений, избранный г. Вельтманом и продолжаемый постоянно, не мог не обратить на себя внимания, во-первых, чудною, часто слишком эскизного легкостью, во-вторых, постоянною идеею, которая есть главное в произведениях каждого автора'[214].
В. Аскоченский так характеризовал писателя:
В 'Обозрении русской литературы за 1850 год', помещенном в 'Современнике', говорилось: 'Затейливость воображения - вот в двух словах главнейшая черта таланта г. Вельтмана. Действительно, если вы не забыли содержания произведений его: 'Кощея бессмертного', 'Странника', <…> то вы помните, что в них всего более поражала вас затейливость вымысла, доходившая даже до причудливости' [216].
Большую популярность 'Странника' отмечают также Г. Н. Геппади [217], Н. В. Гербель[218], А. В. Арсеньев[219].
К 1860-м годам роман стал редкостью[220].
Спустя четверть века после кончины писателя Ап. Коринфский напомнил о большом даровании 'всеми забытого, но стоящего целою головой выше многих, не обойденных памятью потомства, писателя. Талант-метеор, он был все-таки
В 'Новом энциклопедическом словаре', вышедшем под редакцией К. К. Арсеньева, мы читаем: 'Сложность происшествий и являющаяся отсюда потребность чудесной развязки лишают произведения Вельтмана естественности. Излюбленной формой его творчества была калейдоскопическая смесь прозы и стихов, в которой он достиг виртуозности' [222].
Л. Н. Майков, опубликовавший 'Воспоминания в Бессарабии', писал: '<…> сочинял он <Вельтман> путешествие по географическим картам ('Странник'), в котором, впрочем, было мало географического и очень много полушутливой, полугрустной болтовни, а порой и глубоких замечаний < …>' [223]
В статье, написанной по поводу столетия со дня рождения писателя, С. Старосевильский счел возможным заявить: 'Во всех литературных произведениях А. Ф. проявлен оригинальный и блестящий, но несерьезный талант: при изумительно богатом вымысле, живости изложения, не чуждой иногда красот истинной поэзии, ему недостает серьезного содержания. Смешивая с редким мастерством прозу и стихи при изложении своих творений, А. Ф. избирал сюжетом этих творений столь сложные происшествия, что они могли получать в его повестях только чудесную развязку, и потому литературные его произведения в их большинстве лишены естественности'[224].
'Остается пожалеть,- отмечал К. Н. Бестужев-Рюмин,- что такой оригинальный и в жизни и в сочинениях писатель до сих пор не имеет ни полной биографии, не подробной критической оценки' [225].
Интерес к творчеству Вельтмана и непосредственно к 'Страннику' возрождается с неожиданной силой в 1920-е годы, когда особое внимание уделялось формальному анализу и возникло представление, будто
