ГЛАВА 25
Однокомнатная квартира, в которой проживал Николай Симкин, была типично холостяцким жильем. Старая мебель шестидесятых годов досталось ему вместе с квартирой, и тот внес в нее только то, без чего не мог прожить: большой телевизор, видик, и музыкальный центр. С некоторым удивлением Ведяхин рассматривал видеоприставку с обилием игр на старомодных картриджах. Сейчас даже пацаны уже забыли про подобного вида развлечения, а Симкин, до сих пор ловил от этого немалый кайф. Похоже, было, что бывший скалолаз был парнем азартным. Гораздо меньше удивление вызвал у него большой набор порнографических кассет. Ведяхину в этот раз помогали двое, Сергей Котелевский, и местный участковый по имени Валерий. Если участие инспектора определялось по его обязанностям, то добровольный порыв Котельневского слегка озадачил Олега. Впрочем, ему от этого неожиданного энтузиазма было совсем неплохо. Лишний работник сейчас значил много.
Несмотря на скудную обстановку, повозиться им пришлось долго. Олег понимал, что на квартире у главаря банды они непременно должны были найти какие-то улики. Ворованные вещи, оружие, набор воровских инструментов, хотя бы записи ворованного, или просто какие-то расчеты, финансовые, или плановые — но этого ничего не было. Поверхностный осмотр ничего не дал. Книг у Симкина не было, блокнотов, тетрадей, записных книжек — тоже. Пришлось заняться деталями, то есть разбирать то, что обычно оставляли нетронутым. Перевернули всю мебель, выкрутили все ножки у журнального столика, разобрали диван. Но, увы, единственное, что они нашли, раскурочив черный корпус старомодного, давно замолкнувшего радио — пачку приклеенных изнутри скотчем зеленых долларов.
— А хорошо это он придумал, — одобрил Олег, — при краже вынесут все, только эту рухлядь и оставят.
На кухне Котелевский, под присмотром утомившегося Ведяхина, просеивал крупы и макароны сквозь свои коротенькие, толстенькие пальцы. При этом он весь вечер донимал Олега своими расспросами о преимуществах службы в МУРе. После первого же, самого естественного вопроса, сколько они получают, он засыпал Ведяхина и другими подобными расспросами. Все они почему-то касались в основном льгот и выгод для работников, служащих в МУРе. Это, признаться, сильно надоело Олегу. Объяснять же, что ничего особенно он не выгадает, если перейдет на Петровку, Олегу не хотелось. Ведяхин сегодня сильно устал.
— А как вам туда поспасть? Это как, трудно, или нет? — допекал его Сергей.
— Да нет. Я вот, например, за ящик водки в Мур попал.
— Как это? — удивился Котельневский.
— Да, как, просто. Накрыл мужикам «поляну» в кафе, поил их, чуть ли не неделю, и все. Они там перед начальством обо мне «Вась-Вась», и через месяц пришел вызов. Ну, сейчас так уже не пролезет.
— Почему? — явно огорчился Сергей.
— Цены не те, и мужики не те. Старички то уже на пенсию отошли, а эти пьют один коньяк да виски. Да и поляну накрывать приходиться в таких крутых ресторанах, это ужас! Витька Зубко, последний наш «приемыш», тот нас три дня в «Праге» поил.
Ведяхин искоса взглянул на озадаченное лицо опера, хитро улыбнулся половиной рта, и добавил.
— Но, ничего невозможного нет. И что тебе дался этот МУР? Вон, уже второй час ночи, а мы ковыряемся в каком-то дерьме.
— Ну, нет. Будто я до двух ночи не работал? Сколько угодно. Но у вас там престижа больше. Так что, Олег Михайлович, если вакансия откроется, то уж позвоните мне. Я буду первый на место опера.
К двум часам ночи Олег был готов сдаться. Он зашел в туалет, снял еще раз крышку сливного бачка. Потом заглянул в ванную комнату.
— Сергей, ты под ванной проверял?
— Конечно. Весь в паутине до сих пор.
Не зная, что предпринять, Ведяхин перевернул в тазу все грязное белье, потом открыл шкафчик, на стене, и рядом с бритвенными принадлежностями увидел нечто, заставившее его поперхнуться.
— Сергей, подойди-ка сюда, — попросил он рьяного опера ласковым голосом.
Тот сразу появился в дверном проеме, практически перекрыв его своей плотной фигурой.
— Ты чем смотрел? Глазами, или задницей? — сурово спросил Ведяхин.
— А что такое? — удивился тот.
— Это что такое? — кивнул он на желтый брусок, лежащий на полочке рядом с бритвой и кремом для бритья.
— Как что, мыло.
— Зови понятых, кандидат в муровцы!
И стукнул его бруском по голове.
— Это тротил, чудо в перьях!
ГЛАВА 26
Режиссерша, как напившаяся пиявка, отпала от Астафьева едва ли не через час. Уже и Ольга, активно флиртовавшая с каким-то кавказской наружности плейбоем показывала ему из-за его плеча 'строгие глаза'. И Ольховцев пару раз давал знать, что желает поговорить с девушкой, но та только отмахивалась от него. А Юрию и в самом деле вдруг стало интересно рассказывать о своей работе. Кто его еще мог так слушать? Только Ольга, но это было привычно. А тут такой первобытный интерес. Что сгубило режиссершу, это привычка по ходу разговора лакать крепкое, неразбавленное виски. Мало помалу она хорошенько набралась, а тут и Ольховцев все же прорвался к ее телу, и уволок куда-то в уголок. Оставшись один, Юрий с улыбкой оглянулся по сторонам. Он и сам, невольно, незаметно, но так же хорошо набрался, и все ему сейчас было в кайф. Он еще раздумывал, куда ему податься, но тут он увидел в двух шагах от себя белый пиджак молодожена. Голова Олега Батова была склонена чуть вбок, так, что виднелась прядь длинного чуба, и с этой же стороны был виден круглый затылок Аркадия Левина. Юрий, не спеша, приблизился к этой паре, и услышал, как Батов нервным тоном ответил Левину: — Нет-нет, сейчас не то время. Давайте, встретимся завтра, в офисе.
— Нет уж, Олег Михайлович, давайте все решим именно сейчас. Все уже поднялись наверх, все ждут вас. Это не терпит отлагательств. Завтра мы уже должны выступить с общей позицией.
— Ну, хорошо, если так, то пойдемте.
Они прошли к дальней стене, и на лифте поднялись наверх. Тут к Астафьеву танцующей походкой подплыла его супруга.
— Что, эта покоцанная визажистами мадам вас все-таки бросила? Смотри, муженек, судя по ее внешнему виду, она чистокровная истеричка. Прицепиться, как репей, не отдерешь.
— Ну, насчет этого можешь не говорить, это я и сам знаю. А где ваш этот кавказец? Тоже перебежал к другой, помоложе и покрасивше?
— Этот кавказец, между прочим, владеет доброй сотней гостиниц по всей России, в том числе и той, где мы сегодня остановились. Кстати, очень приятный парень, выпускник Оксфорда, по-английски говорит безупречно.
— А ты откуда это знаешь? — недоверчиво усмехнулся Юрий. — Ты, по-моему, по-английски то не очень.
— Я то нет. А вон он, сейчас, с английским послом разговаривает.
И она показала фужером в сторону бара, но Юрий туда даже не взглянул.
— Слушай, надо бы нам заглянуть в этот самый пентхаус, — предложил он.
— Это зачем?
— Надо. Там, сейчас, похоже, производственное совещание наших золотых королей. Нужно попробовать хотя бы взглянуть на их морды.
Ольга покосилась в сторону лифта.
— Без хозяйки неудобно.
— Ну, вот именно. Давай, ищи ее.
Они нашли Юльку буквально в двух шагах от лифта. Ее собеседником был невысокий, полноватый мужчина лет сорока, с длинными, черными волосами, одетый с претензией на оригинальность, в черное, с вышивкой, пончо. Эта претензия на оригинальность сквозила во всех его движениях, а так же манере говорить, слегка грассируя, и немилосердно растягивая слова. Супруги дерзко вмешались в эту светскую беседу.
— Юлька! — сходу начала Малиновская. — Кто-то нам обещал показать пентхаус? Ну, и где он?
— Сейчас? — хозяйка выказала явную замешательство, словно ее просили показать спальню, где она не успела заправить кровать, и раскидала на видном месте потрепанное нижнее белье.
— Ну, а когда еще?
Неожиданно им пришел на помощь этот самый оригинал в пончо.
— А, в самом деле, Юлечка, моя дорогая, это было бы очень интересно. Я уже наслышан об этом чуде отечественного дизайна.
— Да, познакомьтесь, — опомнилась Юлия, — дизайнер, искусствовед и модельер Антоний Головачев. Главный критик архитектурного журнала «Соломон».
Антоний наклонил голову как истинный римский патриций. Юлия представила Антонию и их, как лучших друзей.
'Наверняка Антон Иванович Головастиков', — насмешливо подумал про себя Юрий, пожимая узкую руку человека от искусства.
