джентльменом, хотя бы в одном поколении и у него хорошая родословная. Мелтоны живут в Стентоне и Бекли, люди приличные, хотя и не очень образованные. У них хорошая репутация, но тощие кошельки.
Я задала отцу вопрос, и он был вынужден кое в чем признаться, что ранее собирался скрыть от меня.
— Сэр, вы чем-то обязаны Мелтону, Милтону или Миттону, или их семейству? Почему вы мне их так сильно нахваливаете? Может, вы кому-нибудь из них должны деньги?
Отец глубоко вздохнул и сказал:
— Дорогое дитя, ты меня вынуждаешь к признанию. Ты права. Когда старый Дик Мелтон умер, он передал некоторые дома в Витли своему внуку в обход сына, чтобы показать, что он его все еще не простил. Внука зовут Джон, и его послали в университет в Кембридже, раньше он жил в Гортоне в Букингемшире. Он продал мне эти дома вместе с прилегающей к ним землей, и все это составило поместье, которое я затем заложил господину Эшворту, как я тебе уже рассказывал, а он отдал мне его в аренду. Этот внук запросил за землю и дома триста двенадцать фунтов, и я ему объяснил, что не могу выплатить эту сумму сразу. Девочка моя, я вижу, что ты уже съела конфету, поэтому не стану тебя утомлять излишними деталями. Все дело в том, что я так и не выплатил эти деньги, и теперь я ему должен пятьсот фунтов, — большая сумма, которая подходит под статью о продаже. И поэтому он сказал, что он первый, кто имеет право на мои земли и прочую собственность, и может в любое время стать владельцем моих домов и земель, пока я не рассчитаюсь с ним. Сейчас он молчит, но все может перемениться в единый миг.
— Это была очень непродуманная сделка, — вздохнув, заявила я. — Тем более, что остальные земли уже заложены другим людям.
Отец повесил голову и забормотал:
— Самое неприятное это то, что я не сообщил сэру Роберту Пайю об этой сделке, когда отправлялся к нему за помощью, побоялся, что, узнав все, он не пожелал бы мне помочь.
— Надеюсь, сэр, — сурово заявила я, — что вы мне, наконец, сообщите приятные новости, и они выпрыгнут на свет, как Надежда из ящика Пандоры в той старой легенде, когда все неприятности вылетели из ящика и сильно покусали ее.
Я пожалела тут же отца, потому что видела: еще чуть-чуть, и он разрыдается. Я взяла отца за руку и погладила ее:
— Папочка, не томите меня, скажите все самое страшное! Мне кажется, что вы решили выдать меня замуж за господина Джона Мелтона Младшего, так в Московии отец бросает из саней ребенка на съедение волкам, чтобы попытаться спасти остальное семейство. Может, вы еще скажете, что матушка не препятствует моему браку, если удастся завлечь в него господина Мелтона.
— Он очень приятный джентльмен, — заметил бедный отец. Он говорил быстро и тихим голосом, будто был школьником и пытался быстрее ответить заученный урок. — У него не очень большие доходы, но он славился в университете успехами в учебе. Теперь он известен в Лондоне, как писатель. Я сам читал его драму в стихах, которую он написал для милорда графа Бриджвотера. Эту драму разыгрывали в замке Ладлоу, и вся знать Шропшира отмечала, что это было чудесное представление. Что касается его прозы, это четыре-пять памфлетов по вопросам прелатства, то должен признаться, что я не разделяю его идей, но все написано весьма остро и отзывается в душах англичан. Твой дядюшка Джонс очень высоко ценит его. Между прочим, никогда не обращайся к нему, как к господину Мелтону, потому что ему это не нравится.
— Скажите, сэр, — прервала я отца, — должна ли я попытаться завлечь господина Мильтона, о котором, как оказалось, я кое-что слышала от его соседа по комнате в Кембридже, преподобного Роберта Пори, или он сам пожалует ко мне?
— Послушай, моя непокорная дочь, — улыбнулся отец, — не думай, что я тебя не люблю или пытаюсь с тобой хитрить. Джон Мильтон любит тебя и пришел к нам, чтобы просить твоей руки, как библейский Яков просил руки Рахили.
— Как он может меня любить, если ему даже неизвестно мое имя? — возразила я.
— Все очень просто, — ответил мне отец, — дядюшка Джонс пару недель назад отправился в Лондон, чтобы поделиться с господином Мильтоном своими впечатлениями о той книжке, которая тебе известна. Он прибыл в дом на Элдерсгейт-стрит, ему очень понравился господин Мильтон, и дядюшка рассказал ему, как в доме брата его жены, эсквайра Пауэлла, состоялся спор между его племянницей Мэри и племянником Ричардом. Ричард резко выступал против книги, а племянница ее защищала. Господин Мильтон, который поначалу весьма небрежно обошелся с дядюшкой Джонсом, вдруг спросил его: «Вы упомянули Мэри Пауэлл из Форест-Хилл? Молодую девушку с великолепными волосами?»
Дядюшка Джонс подтвердил, что это была ты, и поняв, что господин Мильтон хочет побольше узнать, начал тебя расхваливать. От Зары он узнал, что ты читала на английском языке поэму Мильтона и хвалила ее Джеймсу, а ему она не понравилась. Что это за поэма?
— Это пьеса в стихах, поставленная в Ладлоу, и мне не понравилось, как ее критиковал Джеймс. У него сложилось о ней весьма поверхностное мнение.
— И мне эта вещь нравится, — заметил отец, — но давай перейдем к делу. Когда господин Мильтон услышал, что тебе понравилась его поэзия, он пару раз кивнул и заметил: «Чудесно! Просто чудесно!»
Он сказал дядюшке Джонсу, что ему было бы интересно выслушать и спросил, не помолвлена ли ты. Дядюшка сказал, что, кажется, нет, что твоя мать и я очень переживаем из-за распущенных о тебе порочащих твое достоинство пустых слухов. Он сказал, что ему кажется, их распустил богатый молодой джентльмен, которого ты оттолкнула, когда он начал к тебе приставать. Дядюшка добавил, что может поклясться собственной головой, что ты невинна, и господин Мильтон громко захохотал: «Епископ Холл и его беспутный сыночек выдвинули против меня такие же фальшивые обвинения и даже их напечатали. Но что касается меня, то это стрельба из рогаток по крепкой башне, потому что всем известно, что я веду безупречный образ жизни. Кроме того, я — мужчина и могу защищать свою честь со шпагой в руках, коли возникнет подобная необходимость или с помощью пера, но девушке нечем очистить свое имя от грязи, я ей сочувствую».
— Значит, господин Мильтон запомнил меня, когда мы вместе с леди Гардинер встретились с ним в Вудстоке, а потом мне удалось побеседовать с королевой в Энстоуне, где были построены такие сказочные фонтаны?
— Именно так, и он об этом вчера сказал, когда, как было условлено, мы встретились в доме дядюшки Джонса в Сэндфорде. Он рассказал, что слышал твое имя, когда ты так смело представилась королеве, а потом с французского перешла на родной язык, и что ты тогда сообщила, что наш род ведет происхождение от старых принцев Уэльса.
— Я совсем об этом забыла! — заметила я.
— А он не забыл, и еще он до сих пор помнит, как почтительно, но без излишней робости ты вела себя с Их Королевскими Величествами. Он мне сказал, что это его сильно порадовало, и он решил, когда ты подрастешь, преложить тебе свою руку и сердце. Когда вы возвращались из Энстоуна, он последовал за вами следом и увидел наш дом, а затем поинтересовался у владельца харчевни, чей это дом.
— Какое странное стечение обстоятельств, — сказала я. — Даже не знаю, что сказать. Должна признаться, что мне, конечно, льстит, что такой уважаемый джентльмен желает взять меня в жены, и я не могу сказать о нем ничего плохого. Но, сэр, не считает ли вы, что я еще слишком молода, чтобы выходить замуж? Разве хорошо для женщины рожать детей, когда ее организм еще не окреп?
— Мэри, тебе исполнилось шестнадцать лет! В этом возрасте моя мать уже родила и похоронила двоих детей!
— Бедняжка! — воскликнула я. — Но она умерла во время родов, когда ей еще не было двадцати лет. Могу сказать только одно, ей не очень повезло!
— Твой дед ее обожал.
— Видимо, так. И доказывал это тем, что без конца делал ей детей! Но может, господин Мильтон станет относиться ко мне более бережно, если я его попрошу не завершать брачные отношения в течение некоторого времени?
— Но ты согласна на этот брак? — спросил отец, и его голос стал таким радостным.
— Сэр, по-другому и не могло быть. Я понимаю, насколько сложны ваши финансовые дела. Вы находитесь в безнадежном положении. И если я смогу спасти наше семейство от краха, то мой долг пожертвовать собой. Что касается лжи, возведенной на меня викарием, вы не изменили своего хорошего отношения ко мне и ни разу не упрекнули меня за то, что я вас поставила в неудобное положение своим непродуманным поведением, а продолжали меня любить, хотя злые люди сделали мое имя нарицательным. Хорошо, я покоряюсь вашему желанию с легкой душой. Я не обещаю любить господина Мильтона, потому что никому нельзя приказать любить кого-то. Но если он станет ко мне хорошо относиться, я тоже стану его уважать. Мне кажется, я прочитала достаточно его произведений и могу судить о том, какой же он человек, еще мне кажется, что мы вполне сможем ужиться. Мы — оба гордые люди и превыше всего любим свободу. Постарайтесь заключить с ним самые выгодные условия брака, как это было в случае с библейской Рахилью, но ничего мне не говорите. Меня не интересуют деньги, и я полностью вам доверяю. Я ставлю только одно условие, чтобы Транко отправилась вместе со мной, и мне кажется, что вы не можете мне в этом отказать.
Отец сердечно поблагодарил меня, добавив, что ему очень повезло с детьми. Он сказал, что Транко всегда будет рядом со мной. Потом я поинтересовалась, когда же я встречусь с женихом?
— Если хочешь, это можно сделать уже сегодня.
— Сэр, меня это устраивает, потому что днем мать собиралась пустить мне пинту крови и дать сильное слабительное, чтобы повысить настроение, как она сказала. Может, теперь она не станет этого делать?
— Я с тобой абсолютно согласен. Посмотри, дядюшка Джонс прислал тебе еще один памфлет, сказал, что он написан очень хорошо. Это новое произведение господина Мильтона.
Я покинула кабинет отца, у меня закружилась голова и пришлось присесть на сундук, стоявший у стены, и пока я там сидела, размышляла о том, что со мной случилось и почему я дала отцу положительный ответ. Мне казалось, что я была заколдована, отдала на откуп тело и душу и ничего не получу взамен. Я отбросила в сторону книгу, поднялась с сундука и отправилась обратно в кабинет. Я должна сказать отцу, что мне нужно подумать и что мой ответ был глупым и непродуманным. Мне следует ему объяснить, что я люблю дорогого мне человека и никогда не полюблю другого. Мне следует объяснить, что я защищала произведения господина Мильтона не из симпатии к нему, а чтобы поспорить с братьями, и что я к будущему мужу испытываю больше антипатии, чем симпатии, и что новым способом никогда не следует платить старые долги, а выходит так, что отец отдает меня за долги незнакомому человеку, как это делают турки или еще кто.
Но потом я поняла, что мне не хватит духа лишить отца последней надежды, которая держала его на плаву, как хлипкая дощечка удерживает матроса на поверхности и не позволяет ему нахлебаться соленой воды. Мне опять вспомнилась Долл Лик и то, что Мун подарил ей прядь волос. Я пожала плечами и снова уселась на сундуке, церковные колокола начали отсчитывать время еще одного дня.
Потом ко мне подошла Транко, сказала, что матушка ищет меня повсюду.
