Амирамова.
Астафьев слышал про это увлечение кривовского минимагната, но ему было не до большого искусства.
— Песни потом петь будем, кто-то веселые, а кто-то тюремно-строевые, — пошутил Астафьев. — А теперь, давайте, еще раз познакомимся. Меня зовут Юрий Андреевич Астафьев, я капитан милиции, следователь, так что теперь я тут главный, до приезда опергруппы. А теперь ваши: имена, фамилии, должности, работы, адреса, телефоны.
Соленова звали Семен Константиновичем, и значился он по своей должности заместителем главы администрации города Кривова по муниципальному имуществу. Васин, директор СМУ-5, оказался Николаем Георгиевичем. Кроме них были еще трое незнакомых Юрию людей. Максимов Аркадий Михайлович, высокий человек лет пятидесяти, с удивительно красивыми, выразительными глазами, оказался руководителем городской службы занятости. Демченко, Виктор Андреевич, круглый, веселый толстяк, возглавляющий службу уборки мусора. Прокопьев, Виктор Васильевич, широкоплечий мужчина лет сорока пяти, бывший военный, а ныне предприниматель. Сторож, Юра Ветров, оказывается, был его бывшим сослуживцем, вертолетчиком, майором. Кроме них была еще Вера Зотова, и Вадик Долгушин, которого Астафьев сразу исключил из круга подозреваемых. Во-первых, тот был с ним рядом, во-вторых, с того места, где стоял Вадик, тот никак не мог подстрелить Сомова, он даже его не видел из-за небольшого мыска твердой суши и дальности расстояния. Но вопрос был даже не в этом.
— Подстрелить его мог только ближний, — горячился Зотов, тыча пальцем в собственный рисунок. — Чтобы убить человека утиной дробью нужно стрелять с очень близкого расстояния. Так что стрелял либо ты, — он развернулся к Васину, либо Семен.
— А почему я? — возмутился Соленов. — Аркаша вон даже ближе меня стоял, он как раз на другой стороне озера напротив Палыча устроился.
— Да ладно, ты чего, там метров двести до него было, как я мог в него попасть, да еще и убить? — снова иронично хмыкнул Максимов, а потом обратился к Астафьеву. — Выстрел был, как я понял, точно в сердце?
— Да, — коротко сказал Астафьев, не вдаваясь в подробности. Его вполне устраивало подобное течение разговора. При этом он заметил удивленный взгляд в его сторону вертолетчика, а вот Васин, наоборот, отошел к камину, и, казалось, интересовался только процессом согревания своего организма.
— Ну! — уже уверенно заявил Максимов. — Это нужно в упор стрелять, не иначе.
Астафьев почувствовал, что его тезку вертолетчика сейчас прорвет, поэтому ему пришлось взять инициативу в свои руки.
— Да нет, вовсе не надо было к нему подходить вплотную, — со вздохом признался Юрий. — Выстрел, которым был убит Сомов, похоже, был пулевым.
После его слов наступила тишина.
— Что, Палыча убили пулей? — удивился Зотов.
— Да, входное отверстие вполне определенное, — признался Юрий. — Дробью там и не пахнет.
— А где он лежал? Там же, где охотился? — спросил Максимов.
— Да лицом к озеру.
— В таком случае, его мог убить любой из нас, — признался Максимов. — Кто у нас по уткам стрелял пулями, сознавайтесь?
— Смотря, какая пуля, — подал голос, молчавший до этого Демченко. — Турбинка, или круглая, жакан. Все равно с такого расстояния убить человека трудно. Да еще в сумерках.
— Откуда ты знаешь, что в сумерках? Может, его еще по светлу убили, а Николай просто поздно нашел, — возразил Прокопьев.
— Э-э, вы что?! Вы про что толкуете? Кто целился то? Наоборот, все случайно же произошло, — возразил Васин.
Странно, но Зотов при этом выглядел как-то подавленно. Наконец и он подал свой голос.
— Значит, это не случайно, и Палыча убили специально? — спросил он.
Все замолкли, и посмотрели на Астафьева.
— Может быть, — согласился он, — но это решит уже следствие.
Тут заверещал его мобильник. Юрий начал разговор, и, по его вытянувшемуся лицу, все присутствующие поняли, что случилось что-то не очень приятное.
— И что же мне теперь делать? — спросил Астафьев, потом долго еще слушал голос в трубке. — Хорошо, — согласился капитан, и отложил мобильник в сторону.
— Не очень приятные вести, — сообщил он всем собравшимся. — Звонил сейчас наш прокурор, машина с опергруппой не может проехать к нам. Где-то выше, у Окуневки, прорвало плотину, и вал снес наш мостик. Машина постояла, и снова уехала в город. Глубина там сейчас больше полутора метров, течение дикое, так что на Уазике они переправиться пока не могут. Велят ждать утра, потом придет лодка со спасалки, привезет всех их на эту сторону.
— Нихрена себе, их перевезет! А что же делать нам? — Возмутился Демченко. — У нас тут и машины, и барахла сколько. Одни ружья, сколько стоят, амуниция всякая. Что это все бросить? Мне машина нужна. Я не Зотов, у него их там штук десять, а мне каждый день на работу ездить надо.
— Да, в самом деле? — вразнобой поддержали его все остальные охотники. — Нам то, что делать? Как все это вывозить?
— Будем тут куковать до зимы, пока не встанет лед, — заржал быстро окосевший Вадик. — Поздравляю вас, господа Робинзоны! Кого назначим Пятницей?
— Кстати, хорошо, что напомнили, насчет оружия. Попрошу всех принести свои ружья сюда, — предложил Астафьев.
Все восприняли это его предложение на удивление спокойно.
— Надо, так надо, — за всех сказал Максимов. Они разошлись по своим коттеджам. Между тем к Астафьеву подошел Юра-Штурман, наклонился к самому уху следователя.
— Слушай, тезка, я все о том же. Много я в жизни повидал смертей и ранений, и готов поспорить на что угодно, что это была пуля из нарезного ствола.
— Ты так и думаешь, что там был выстрел из нарезного оружия?
— Да я уверен! — Штурман начал горячиться. — Охотничья пуля там бы разворотила дыру с кулак, а тут аккуратная такая дырка, явно после винтаря. Ты, видно, не охотник?
— Нет, — сознался Астафьев. — Второй раз всего на охоте.
— Вот! А я на этом деле зубы съел. Охотничье оружие тем и отличается от нарезного, что оно останавливает зверя, наносит ему как можно большие раны. Оно для этого предназначено. А для нарезного главное дальность и точность.
— Хорошо, ты меня, тезка, убедил, — согласился Астафьев, — но ты пока про это сильно не распространяйся. Вдруг убийца как раз в теории не силен. Принесут все ружья, там все и решиться.
— Ладно, — пообещал вертолетчик.
За их разговором пристально наблюдала жена Зотова. Когда Ветров ушел, она зевнула, и спросила: — Так нас, выходит, надолго здесь заперли?
— Что, скучно? — вопросом на вопрос ответил Юрий.
— Да, еще как. Главное, я сама в этом и виновата. Сколько я своего муженька упрашивала, чтобы взял меня на охоту свою хваленую, и вот, нарвалась. Удовольствия никакого, погода отвратительная, внимания со стороны мужчин — ноль. Теперь все только и будут гадать, кто завалил Палыча, при этом, стараясь всячески отвести подозрение от себя.
— А вы вроде, не сильно печалитесь о смерти Сомова? — высказал свое наблюдение Астафьев.
— Не тот он человек, чтобы долго по нему страдать. Противный старикашка с всегда холодными пальцами.
Юрий хотел спросить, откуда она знает, что у того холодные пальцы, но тут открылась дверь, и зашел муж Веры. Астафьев снова отметил короткий, озабоченный взгляд в их сторону, Зотов словно оценивал взаимное расположение обоих собеседников.
— Вот, моя горизонталка. «Зауэр», ручная сборка, между прочем.
Юрий переломил ружье, глянул на свет в стволы.
— У вас один ствол нарезной? — спросил он Зотова, хотя и сам прекрасно видел спиральные следы проточки.
— Да, малокалиберный патрон, пять сорок пять.
Тут начали подходить со своими ружьями и остальные охотники. Это было самое разнообразное оружие, и горизонталки, и вертикалки, но с нарезкой оказалось только у Зотова.
— Что ж ты нарезное то ружье на утиную охоту притащил? — спросил Соленов у предпринимателя.
— Да, собирался в второпях, а чехлы у них всех почти одинаковые, прихватил вместо дробовика вот это, — отмахивался Зотов. — Тут уж хватился, пришлось из одного ствола стрелять.
Юрий удивленно поднял брови. Он прекрасно помнил, что Зотов палил по уткам из обоих стволов. Но это заметил не он один.
— Брешешь, Ляксандр Иваныч, я сам видел, как ты из обоих стволов стрелял, — предъявил свои претензии Максимов.
— И я, я то же видел, — подтвердил Вадик Долгушин. Астафьев в подтверждении тоже кивнул головой.
— Ну и что? — хмыкнул Зотов. — Палыча, какой пулей убило? Круглой, или турбинкой?
— Да нет, похоже, что пуля была с нарезкой, — признал Астафьев.
— А ствол с нарезкой только у тебя одного, — снова вынес приговор Максимов.
Зотов хотел что-то возразить, но в этот момент произошло событие, сильно изменившее ход всех событий. Погас свет. Теперь холл освещался только гаснувшим в камине огнем. Приглушено матерясь, охотники начали подбрасывать в огонь дрова, затем сторож Юра зажег свой мощный фонарь. Он же нырнул в одну из комнат коттеджа и вернулся с шандалом о шести свечах. После этого Штурман оделся, забрал фонарь и ушел, сказав напоследок: — Схожу к щитовой, посмотрю, у нас это или нет.
Пока он ходил, все остальные окончательно приперли к стенке Зотова.
— Ну, стрелял, ну и что?! В воздух я стрелял, в воздух! По уткам! Никак я в Палыча не мог попасть! — горячился он.
— Как это ты не мог? А кто ж тогда в него попал? У тебя единственный ствол нарезной, — не менее горячо напирал на него Васин. Начальника СМУ, похоже, заело то, что его по первоначалу так же приписали к убийцам хозяина базы, и он не мог простить чувство пережитого страха истинному виновнику гибели Сомова.
— Да кто сказал, что он погиб от нарезной пули?! — уже орал Зотов. — Ты, что ли это определил? Эксперт х…!
