последствий. Строган и тут приложил свою руку. Да видимо пошатнувшееся финансовое положение не позволило приобрести более надёжный, а значит и дорогой яд. Лекарь поил больного отваром конского щавеля всю ночь, затем ромашкой, а когда не помогло, прибегнул к более радикальному средству – промыванию клизмой. Бурдюк с раствором приподнимался выше уровня больного, после чего через овечью кишку с серебряной насадкой использовался по назначению. Процедура неприятная, но ради здоровья можно и потерпеть. Если б и это не помогло, то оставался камень безоар, который извлекали из кишечника медведя.
Через пару часов, князь, лёжа на лавке, принял новгородских бояр. Сбыслав и Гаврила Алексич уселись напротив. Пахом Ильич развернул карту, закреплённую между двумя рейками, и с помощью крупной кнопки повесил на стену.
– Фон Виде отступает после разгрома под Орешком назад в Копорье. С ним около полутора сотен кнехтов. В самом городке ещё сотня, не более. – Ильич показал указкой маршрут движения немцев.
– Откуда знаете про тевтонцев? – Тихим голосом спросил князь.
– Человечек у меня там. Донесения с купцами регулярно шлёт. – Ответил Сбыслав.
– А надёжный?
– Покуда не обманывал. Рыцарь тот, у него в доме гостил. – Якунович не стал рассказывать, что в письме родственник жены умолял пристроить его в Новгороде, так как вынужден был жить всё это время в землянке, отдав дом оккупантам.
– Понятно. А давно сеча под Орешком была? – Александр приподнялся с лавки, но вставать не стал.
– Три дня назд. Пять сотен немцев посекли, полон изрядный захватили, в Ладогу ведут. – Поведал Пахом.
– Выбить орденцев из Копорья можно, только и вы должны мне помочь. Соберёте ополчение?
– С этим, княже, хуже. Если б город пришлось оборонять, тогда без вопросов. Встали бы все, а так … Охочих людей мало наберётся. Посадник на нашей стороне, но Строган … Гнида недобитая, народ мутит, всё под немца лечь желает. Человек сто наберём, не больше. – Гарвюша поправил кошелёк на поясе. – Если что, заплатим.
– Беда ваша бояре в том, что у семи нянек дитя без глазу. Готовте ополченцев, снаряжайте обоз, через два дня выступаем. – Князь поёрзал и вскочил с лавки, направляясь к двери. Новгородцы сделали вид, что ничего не произошло.
После совещания у Александра, бояр пригласил к себе Яков, где подробно обсудили набор продовольствия и денежную компенсацию за поход. Крытый возок выехал из ворот кремля уже под вечер.
– Сбыслав, ты не в курсе, кто о Псковских вотчинах всё знает? – Ильич разливал из фляжки полюбившийся друзьям коньяк.
– Михайло Сытинич. Он земельку возле Тёплого озера лет пять назад приобрёл. Да только не впрок. Говорил я ему тогда …. Не послушался, борти поставил, а теперь немец его мёд жрёт.
– Ага, помню, всё жаловался, что жена ругает. Купчей даже по голове била, что печатка свинцовая отлетела, до сих пор найти не могут. – Гаврюша захихикал.
– Что, прямо по голове? – Удивился Пахом.
-Ну, может, по голове всего разок, но печать потеряли точно. Любушка у него не только вумная, как вдарит, мало не покажется.
– Ты-то откуда про жену Михайлы знаешь? – Якунович уставился на своего друга.
– Знаю. Мы ж с детства соседями были. – Левая щека Гаврилы Алексича сделалась пунцовой, как двадцать пять лет назад, когда Гаврюша пытался неудачно ухаживать за Любушкой.
– А тебе какой интерес в Псковских землях? – Сбыслав обратился к Ильичу.
– Дочку замуж выдаю, хотел землицы прикупить, подарок сделать.
– Вот оно что… А с немцем как договоришься? Они наши грамоты даже рассматривать не будут, наверняка уже кому-то земли отписаны. Но если интересно, то к Сытиничу заехать можно. У него мёд сорокалетний есть. Что скажете, бояре? – Якунович залпом выпил коньяк и резко выдохнул.
– А поехали! Заодно про ополчение потолкуем. – Ответил за всех Гаврила Алексич.
Некоронованный медовый король Новгорода Михайло Сытинич встретил дорогих гостей на крыльце. Сват навестил его в первый раз после свадьбы детей, и приезд Сбыслава Якуновича с друзьями стал неожиданностью, тем более, что на дворе почти ночь.
– Михайло, ты уж извини, без предупреждения. От князя мы только возвертаемся. – Начал было заводить разговор Сбыслав.
– С каких это пор сват предупреждать должен, что родственников навещать будет? Заходите в дом бояре. Проголодались, небось? – Сытинич проводил гостей до светлицы.
В это время Любушка подгоняла стряпуху, стараясь собрать яства и выставить на стол, дабы не ударить лицом в грязь перед боярами. В ход пошли пироги, половинка гуся с печёными яблоками, ещё не остывшая каша и полный, с горкой поднос жареной рыбы. Как назло, приличного заморского вина в доме не было, а доставать старинные меда без разрешения мужа было нельзя.
– Неспроста приехали. – Думала Любушка. – Эх, была не была. Афонька, дуй в погреб, да неси маленький бочонок с мёдом, тот, что в углу стоит. Он в паутине весь, не ошибёшься.
Вскоре стол был накрыт узорчатой скатертью и на нём стали появляться подносы с едой. Всё было хорошо, но чего-то не хватало. И когда вслед за Любушкой вошёл Афонька с бочонком, гости радостно вздохнули.
– Умничка. – Сытинич подмигнул сообразительной супружнице.
– Мы к тебе не просто так заехали, Михайло. Слышали, что земелька у тебя в Псковских вотчинах имеется. Друг мой, Пахом Ильич дочку замуж выдаёт. Вот решил подарок сделать, землю купить хочет. – Якунович посмотрел на Любушку, внимательно следя за её реакцией. Боярин давно знал кто играет первую скрипку в доме, и теперь по её поведению можно было понять, удачно закончится разговор или нет.
– Есть земля. На Чудском озере, деревенька Самолва. Да только …. – Сытинич запнулся на полуслове. Маленькая ступня Любушки надавила на ногу мужа с такой силой, что у медового короля чуть ли не брызнули слёзы.
– Михайло, ты не темни. Все знают, что Псков под немца лёг. Но коли молвить не хочешь, никто за язык тебя тянуть не станет. Я уже говорил, что только что от князя мы. Через два дня войной идём на Копорье. Посаднику скажем в самый последний момент.
– А что за тайны такие? – Удивился хозяин дома.
– Строган. Что б его пчёлы закусали. Есть мнение …. – Гаврила задумался и досказал свои подозрения до конца. – Зла он желает Новгороду, письма в Орден шлёт.
– А доказательства где? – В разговор мужей встряла Любушка. Сие было неслыханно, но умной женщине многое прощалось, да и знала она присутствующих с самого детства.
– Прямых доказательств пока нет. Только косвенные. Но если мы захватим Хайнрика фон Виде в Копорье, то они будут. Шлёт он грамоты, мне дружок мой Удо поведал, когда мы в последний раз разговаривали на Ореховом острове. – Пахом чуть по столу не стукнул.
– Пока это только слова. Строган посмеётся и будет прав. Вы спровоцируйте его, пусть выкажет свою гнилую сущность. А если не получится – разорите его. – Сказала Любушка, а про себя добавила: – Жаль жёнкам пока нельзя городом управлять, но это пока.
– В общем, ты определись, да ответ завтра дай. С нами на немца пойдёшь, али дома, за стенами крепкими сидеть будешь, да про Псковские земли подумай.
– Про деревеньку опосля поговорим, с наскока такие дела не делаются. А в Копорье пойду, рассчитывайте на меня, тридцать ратников с обозом выставлю, сын поведёт. – Михайло убрал свою ногу под лавку, дабы жена не смогла достать.
– За сына спрятаться хочешь? Всё медвежонок, больше ко мне не подходи. – Любушка стала похожа на тигрицу.
– Эээ …, я хотел сказать, сын помогать будет людей собирать, а поведу их, конечно сам. Как же иначе? Правильно я говорю? – Вовремя исправился Сытинич, чем заслужил поцелуй в нос.
– Да, да, правильно. – В три голоса подтвердили гости.
Задерживаться в гостях далее не имело смысла. Митяй развёз бояр по домам и уже собирался распрягать 'Руссобалт', как возле ворот раздался приглушённый свист.
– Кому там не спится? – Возничий подошёл к створкам ворот.
– Митяй, выйди. Поговорить надо. – Ответили с улицы.
– Вот ещё. Делать мне больше нечего, как на ночь глядя ворота открывать. – Фыркнул возничий.
– Ты подойди ближе, я и так скажу. – Ласково ответил незнакомец.
– Шёл бы ты своей дорогой … – Грозно возразил Митяй, как в этот момент из-за забора перелетел маленький свёрток и шмякнулся в снег, прямо возле полозьев саней.
На возке, по бокам находились два фонаря, так сказать, габаритные огни. Толстые фитили были установлены в стеклянных футлярах наподобие лампадок, и в принципе, походили на керосиновые лампы. Света давали немного, но в темноте, в радиусе пяти аршин можно было разглядеть дорогу и окружающую местность, не хуже, чем от огня факела. Благодоря этому освещению Митяй и смог разглядеть предмет на снегу.
– Это тебе. Завтра утром буду ждать возле колодца. Держи в руках кошель, я сам подойду. – За забором послышался хруст снега, становившийся с каждой секундой более отдалённым. Незнакомец уходил прочь.
Митяй нагнулся, подобрал свёрток и внимательно осмотрел его, не забыв обнюхать. В городе иногда шутили, подбрасывая кошели, предварительно напакостив. Брали пахучую субстанцию жизнедеятельности животных, а иногда и человека, клали её в кошель и оставляли на видном месте, наблюдая за доверчивыми горожанами. Обрадовавшись находке, новгородец запускал руку внутрь, пачкался, после чего осыпал округу проклятиями и старался поскорее ретироваться с места своего позора. Подсматривающие безобразники хихикали и ожидали новую жертву своих развлечений.
– Эээ, да тут и впрямь что-то стоящее. – Возничий развязал узелок, вытряхивая содержимое на ладонь.
Серебрянных кусочков набралось на пять ногат, почти месячная зарплата шофёра. Поразмыслив, Митяй отправился к Пахому Ильичу. Деньги просто так через забор не кидают, значит, взамен потребуют услугу, а предавать хозяина, недавно устроившемуся на работу Митяю не хотелось. И дело было не в бессеребрянности бывшего псковчанина, Митяй до своего обидного увечья был воином. С тугим луком в руках защищал Изборск от орденцев, а когда при штурме ему раздробили левую руку, то обращаться с любимым оружием он уже не мог. Живым выбрался из той мясорубки – чудом. В Пскове инвалиду рады не были. Немного помыкавшись, бывший стрелок отправился искать лучшей доли в Городище, а услышав, что Пахом собирает людей знакомых с воинским делом,
