Один раз в столетие я исследую.
Я исследовал 106 раз.
После тридцать девятого столетия атмосфера меняется. Вместо свободного азота и кислорода образуется лед, затем — вода. Корабль оказывается в углублении на дне озера, образованного этими субстанциями.
Регистрация, цикл 107:
Инструкция —
Доступ к наружной двери —
Дверь —
Данные пчел —
Лечу сквозь толщу воды.
Начинаю исследование в радиусе тысяча лап.
ОСЗУ.
Лечу сквозь воздух.
Начинаю исследование в радиусе десять тысяч лап.
ЗУЛ: Запоминающее устройство локализовано. Уровень — 2127 лап.
Азимут — 283 градуса. Я возвращаюсь на корабль.
Я активирую последовательность данных пчелиного роя.
Я фиксирую дверь в состоянии «Открыто».
Я переключаю свой полет с пчелы-исследователя на пчелу-передатчика.
Я начинаю передачу информации Хорьку, составляю протокол консервации энергии, фиксирую низкий уровень трансмиссии.
Я передаю данные о корабле в центр.
Я закладываю первый килопакет информации в секцию 1:
1. Нашим потомкам
2. Кто мы
3. История Ферры
4. Почему мы пришли на Землю
5. Повторное включение «Радуги»
6. Эксплуатация космического корабля
7. Навигация и возвращение домой
8. Бортовые журналы и протоколы
9. Технические данные
Я возвращаюсь к двери.
Я запускаюсь.
Я направляюсь прямо во дворец и по печной трубе попадаю в хранилище архивов, под главным помещением библиотеки.
Я подтверждаю, что загрузка не будет помехой хоречьей компьютерной системе.
Я загружаю первый килопакет информации из наружной секции 1 в неиспользованное пространство компьютера.
Я возвращаюсь на корабль.
Я передаю данные о корабле в центр.
Я сгружаю следующий килопакет информации из наружной секции.
Я продолжаю переносить в один килопакет данные других пчел, пока не загрузится двадцать тысяч гигапакетов или пока не будут получены альтернативные инструкции от хорьков.
Я корректирую последующие циклы до момента полной загрузки.
Мне нравится моя работа.
Крылья жужжат, переливаясь серебристой синевой в солнечном свете и темным жемчугом — в свете луны. С крошечными всплесками аква-пчелы покидают Горностаево озеро, оставляя неясный след от своих крыльев на пути во дворец «Мустелания». Они настолько малы, что и в стремительном полете еле видны даже в замкнутом пространстве.
Глава 25
На Горностаево озеро пала тьма, но внутренние помещения «Радуги» с тремя хорьками у штурманской рубки и настольные звездные карты были залиты холодным ровным светом.
— Вы представляете себе, что я почувствовала, мисс Мускат, — Трили теперь говорила свободно и естественно с той, кто раньше была ее кумиром, — когда я взглянула поверх люка в коридоре и увидела змея...
Она подпрыгнула от восторга.
— Что нашли доказательство? — спросила та спокойно.
— Конечно! Иначе мои видения могли показаться только мечтой, фантазией. Никто бы не поверил, что это был наш сознательный выбор. Он стал примером,
Аведой Мерек. Один хорек, его персональное решение:
— Выжившие услышали его, — ответила Мускат, — зная, что он был прав. И они тоже отреклись от зла. Так ведь было?
— И до сего дня! Каждый из нас. Не один так поступает, но миллионы: каждый хорек каждый день совершает бессмертный благородный поступок.
Знаменитая сыщица улыбнулась своей юной коллеге.
— Такая прекрасная разгадка обязана быть правильной, — согласилась она. — Но скажите мне — вы можете доказать, что разрыв со злом начался с Аведоя Мерека?
Тон вопроса озадачил Трилистник... Хорьчиха Мускат в чем-то сомневалась.
Будто лазерная вспышка осветила в голове Трили весь ход расследования. Все правильно: знак змея-войны, о котором она не могла знать, существовал помимо ее видения, в котором Аведой Мерек, стоявший одиноко перед всеми, выбрал свою высшую истину. И она нашла точно такую же эмблему в переходе затонувшего корабля. Это ли не доказательство?
«Изображение змея доказало истинность моего видения», — подумала Трили, и в этот момент поняла, какой изъян в ее доказательстве подметила Мускат: различие между субъективным и объективным, между дедукцией и реальностью.
Трили засмеялась, уязвленная, и закрыла лапами глаза:
— О, клянусь усами, — ее голос прозвучал глухо в тишине, — похоже, змей — это доказательство только
Изображение змея с его стрелами и молниями было подлинным, его можно было видеть в коридоре, над люком С2. Но рассказ Трилистник, хотя и правдивый, не доказывал, что упомянутый ею благородный поступок был в действительности когда-то совершен.
Другие хорьки могли поверить Трилистник, — хорьки умеют отличить правду от лжи, но другие хорьки не присутствовали вместе с ней в зале Совета, не перенеслись через века в пожары древней войны, не были свидетелями переломного момента цивилизации, когда Аведой Мерек провозгласил декларацию высшей истины. Все это видела только Трили, и никто более из живущих хорьков.
Наконец она села, сложив лапы, улыбка ее была печальной. Только Трилистник знала, как все было на самом деле, но она всегда будет одинока в своем знании.
— Есть способ убедить всех, мисс Трилистник, — заметил Норки, — но мы не должны применять его слишком часто.
Мускат встала.
— Как вы полагаете, — спросила она мягко, — не могли бы вы раскрыть дело, совсем другое, которое никогда не было раскрыто?
Трилистник покачала головой.
Мускат переглянулась с Норки. Он кивнул и продолжил:
— Назовем его Делом о Недостающем Магните. Вы никогда не задумывались, мисс Трилистник, почему хорьки так любят знаменитостей? Вы знаете почему. Мы любим их потому, что мы любознательны. Наша цивилизация основана на примерах для подражания.
В какой еще культуре, кроме нашей, знаменитости должны быть образцами высокой нравственности?
— Ни в одной, — ответила Трилистник, — но для нас образцом высокой нравственности являются
—
— Вы — образец для каждого, мисс Мускат! «Итак,