взял северное направление и выехал на автостраду Шеридан.
– Так кто же, черт побери, это был? Человек, который, по вашим словам, пытался меня убить?
– Я ведь вам сказал: чем меньше будете знать, тем лучше для вас. Хотя должен признать: высокоскоростная гонка и использование огнестрельного оружия – слишком грубо для него. Возможно, понял, что упускает шанс, и разъярился. – Пендергаст взглянул на Смитбека. – Ну, мистер Смитбек? Удовлетворены?
Смитбек задумчиво кивнул.
– Но почему меня? Что я сделал?
– К сожалению, на этот вопрос я и сам не знаю ответа.
Сердце Смитбека только сейчас начинало сбавлять темп. Он чувствовал себя выжатой тряпкой. Раньше ему приходилось бывать в переделках с Пендергастом. В душе понимал, что без необходимости агент ничего не сделает. Карьера в «Таймс» впервые показалась Смитбеку не столь уж важной.
– Дайте, пожалуйста, ваш мобильник и кошелек.
Смитбек удовлетворил его просьбу. Пендергаст положил их в бардачок и протянул Смитбеку дорогой кожаный бумажник.
– Что это?
– Ваше новое удостоверение личности.
Смитбек открыл бумажник. Денег там не было, только карточка социального страхования и водительские права.
– Эдвард Мердхаус Джонс? – прочитал он.
– Верно.
– Да, но Джонс... Это же банально.
– Специально. Чтобы вам не составило труда запомнить это имя... Эдвард.
Смитбек сунул бумажник в задний карман.
– Как долго будет это продолжаться?
– Надеюсь, что недолго.
– Что, по-вашему, означает «недолго»? День или два?
Пендергаст промолчал.
– Куда, черт побери, вы меня везете?
– В Ривер Оукс.
– Ривер Оукс? Психушка для миллионеров?
– Вы теперь больной сын банкира с Уолл-стрит. Нуждаетесь в отдыхе, релаксации, некотором лечении и изоляции от безумного мира.
– Постойте. Я не хочу в психушку.
– Ривер Оукс – роскошное заведение. У вас будет отдельная комната, высококлассная пища, элегантная обстановка. Местность очень красивая. Жаль, что сейчас нападало два фута снега. Там имеются гидромассажные ванны, библиотека, игровая комната. Полный комфорт. Заведение размещается в бывшем особняке Вандербильта, в графстве Ольстер. Директор – милый человек. Он будет чрезвычайно заботлив, уверяю. Самое важное, что убийца вас там не достанет. Извините, но больше я ничего не могу сказать.
Смитбек вздохнул.
– Директор все обо мне знает?
– Он располагает информацией, которая ему понадобится. Вас будут лечить. Гарантировано особое отношение.
– Насильственных мер не будет? Смирительной рубашки? Шоковой терапии?
Пендергаст слегка улыбнулся.
– Ничего подобного, верьте мне. Вас оближут с ног до головы. Одна часовая беседа в день, только и всего. Директор полностью информирован, у него есть все необходимые документы. Я купил одежду, которая, думаю, вам подойдет.
Смитбек немного помолчал.
– Высококлассная еда, говорите?
– Причем в неограниченном количестве.
Смитбек подался вперед.
– А Нора? Она будет беспокоиться.
– Как я и говорил, ей скажут, что редакция послала вас в специальную командировку. К тому же, ей сейчас не до того. Она так занята выставкой, что о вас ей некогда будет думать.
– Если меня хотят убить, то и она может быть в опасности. Нужно предупредить ее.
– Заверяю вас, в данный момент Норе ничто не угрожает. А вот если вы будете рядом, пострадает и она, и все потому, что вы – запланированная жертва. Вы должны скрываться для ее же блага. Чем дальше вы будете, тем безопаснее для нее.
– Это крах моей карьеры, – простонал Смитбек.
– В случае безвременной кончины ваша карьера пострадает еще больше.
Смитбек чувствовал, как оттопыривается задний карман с бумажником. Эдвард Мердхаус Джонс.
– Извините, но мне все это очень не нравится.
– Нравится или нет, но я спасаю вам жизнь.
Смитбек не ответил.
– Вам все ясно, мистер Смитбек?
– Да, – сказал Смитбек. На душе у него было скверно.
Глава 22
Нора Келли попыталась отключиться от шума, царившего в выставочном зале, и сосредоточиться на ящике с песком. С одной его стороны лежали предметы, которые требовалось расставить, – скелет с найденными при нем бесценными золотыми украшениями, нефритом, монохромной керамикой, костью, резными раковинами. С другой стороны ящика стояла фотография самой могилы, сделанная через несколько минут после поразительного открытия. Похоронена была принцесса Чак Ксель из племени индейцев майя. Норе требовалось в мельчайших подробностях восстановить могилу к выставке «Священные образы».
Раздумывая над работой, Нора чувствовала за спиной тяжелое дыхание раздраженного охранника, крайне недовольного тем, что его сняли с обычной работы – из сонного зала Океанических птиц – и бросили в дикий муравейник зала Священных образов. Детина переминался с ноги на ногу и театрально вздыхал, побуждая ее поторапливаться.
Торопиться, однако, было нельзя: это же один из главных экспонатов выставки. Хрупкие артефакты требовали исключительного внимания и осторожности. Она еще раз попыталась отрешиться от рева электродрелей и визга пил, криков и беготни кураторов, дизайнеров и ассистентов. Мало того, в который раз уже шла проверка усовершенствованной системы безопасности: проверяли работу новых датчиков. То есть творился полный бедлам.
Нора начала с костей: укладывала их на песке, сверяясь с фотографией. Покойницу-принцессу не положили на спину, как это принято на Западе. Ее колени подтянули к лицу, сложили впереди руки и завернули в красивые вязаные одеяла. Постепенное гниение заставило скелет раскрыться, и кости беспорядочно развалились на дне могилы. Вот этот беспорядок Нора и пыталась дотошно воссоздать.
Затем очередь дошла до найденных в могиле предметов. Нора надела матерчатые перчатки и взяла самый большой предмет – тяжелое нагрудное украшение из природного золота в виде ягуара, окруженного рельефно вырезанными фигурами. Она подняла его и замерла от восторга: ее ослепил блеск золотых изгибов. Осторожно положила украшение на грудь скелета. Обвила шейный позвонок золотым ожерельем. Надела на фаланги пальцев с десяток золотых колец. Череп украсила золотая тиара с нефритами и бирюзой. Осторожно полукругом расставила горшки с жертвоприношениями в виде полированных нефритов, бирюзы и блестящего черного обсидиана. Затем дошла очередь до сделанного из обсидиана ножа длиною в фут. Зубчики режущей поверхности были все еще очень остры. Если не поостеречься, можно сильно
