вавилонские башни,
и это будут Рим и Византия.
Поля охватит запустенье,
не будет Закона для всех, у каждого свой, как
у всякого подобного ему.
Варвары отнимут город,
и хлеба на всех не хватит,
и зрелищ на всех не хватит.
И люди, не имеющие завтра,
устроят большой пожар.
Женщина подошла к окну. Она жила в одной из тех многоэтажек, которые возвышались на северной окраине большого города. Как никогда не прекращающийся гром слушала она шум машин, которые проезжали по шоссе, там, за поворотом, где все никак не построят противошумный экран, хотя обещают сделать это уже лет десять.
На стоянке она увидела банду бушующих парней, мечущихся, как пенящаяся волна, во все стороны, при этом пиная ногами машины, выкрикивая ругательства и швыряя в дома камнями.
Из страха, что ее увидят, она немного подалась назад. Но все же осталась стоять у окна и наблюдала дальше. Она знала этих молодых людей, которым было не больше двадцати, после полудня до глубокой ночи без дела и полных агрессии слоняющихся в этом квартале из четырех башен, возвышавшихся, как вселенские колонны из бетона, между домами, по растрескавшимся от дождя тротуарным плитам и автомобильным стоянкам.
Они орали: «Возмездие, месть, мы их перебьем!» При этом они прорезали шины у машин, били стекла. Во второй половине этого дня кто-то пытался ограбить кассу в супермаркете. Служба безопасности применила силу, и один из грабителей, молодой парень из этого квартала, был ранен. Как сообщили, он умер по дороге в больницу.
На улице никого не было. Улицы и стоянки были предоставлены бандам. И они орали, начинали крушить двери квартир и поджигать машины. Внезапно женщина услышала, как со стороны шоссе завыли сирены. Чуть позже на дороге около домов остановились полицейские автомобили. Мужчины в защитных шлемах выпрыгивали из грузовых машин. Шум и крики усилились. Раздались выстрелы. Женщину нашли только спустя три дня. Ей в голову попала пуля, она лежала в луже крови.
Она жила одна. Это была, как говорят, шальная пуля.
4
Когда придет тысячелетье за нынешним
тысячелетием вослед,
голод настигнет многих людей,
руки их от холода посинеют,
и возжелают люди новый увидеть мир.
И торговец придет и устроит пир, и будет яд предлагать.
Душу и тело испортит тот яд,
и кто свою кровь с ним смешал,
станут как зверь в западне
насиловать и убивать, грабить и вымогать,
и жизнь станет вечным концом.
Родители были уверены, что хорошо знают свою дочь. Они считали, что такие изменения в ее настроении происходят из-за типичного для ее возраста приступа меланхолии. Она была, как говорил отец, «вечно маленькой девочкой». В такие моменты она прижималась к его шее. Мать считала ее несколько мечтательной. «Задумчивой», – поправлял отец. В школе у нее всегда были хорошие оценки. В какое же мгновение отец и мать почувствовали, что она совершенно испугана? Она искала работу.
Она закончила школу. Совершенно банальная история: сколько таких же молодых людей мчатся с дипломом в сумке от одного отдела кадров к другому, чтобы начать продавать свой труд, если это так можно назвать, за достойную цену? Родители видели, как она погружалась в себя, сидя с прикрытыми глазами. Она часто уходила из дома. Куда? Иногда, если мать спрашивала ее об этом, она отвечала с такой яростью, которой раньше в ней никогда не было. Она кричала, казалось, была готова начать бросаться всем, что попадется под руку, хлопала дверью.
После такого возбуждения она снова проваливалась в молчаливую меланхолию, подолгу сидя на диване согнувшись или свернувшись клубком, тупо глядя на стены в сгущающихся сумерках.
Состояние безработицы и замешательство длились несколько месяцев. Однажды отец обнаружил, что исчезли деньги из книги, в которой он их прятал. Три из шести купюр, которые там лежали. Куда они могли пропасть? Жена все переспрашивала, уверен ли он?
Дочь молчала, будто ее это не касалось, даже тогда, когда отец внезапно, как бы размышляя вслух, обвинил ее в происшедшем. Поняла ли она? Она сидела с отсутствующим видом.
Отец встряхнул ее за плечи. Она осталась безучастной. Вмешалась мать и ушла с дочерью в ее комнату. Она посадила дочь на колени, крепко обняла. «Я должна была это сделать, я должна была это сделать», – повторяла девушка. «Иначе я умру, понимаешь?!» – кричала она, дрожа всем телом.
Она была только одной девушкой из многих миллионов молодых людей того времени, отравленных наркотиками. Это была только одна семья из многих, разбившихся, столкнувшись с ежедневным горем.
Если бы не произошло чуда, этих людей ждал бы еще более страшный конец.
Кто преступник, а кто жертва?
Это был конец тысячелетия.
5
Когда придет тысячелетье за нынешним тысячелетием вослед,
к страстям и похоти потянется каждый, кто и как сумеет.
Мужчины будут брать всех женщин без разбора.
А женщины, слоняясь в пустых переулках,
готовы лечь с любым, кто подвернется,
рожать дитя, не зная, как отец его зовется.
Наставник забудет, что он учитель,
и все среди всех одиноки.
Традицию люди забудут,
закон ими будет утрачен.
Будто им не являлся Мессия,
на звериную шкуру люди сменяют кожу.
Женщине было сорок пять, ее мужу – за пятьдесят. У них был общий ребенок, мальчик лет пятнадцати. Они были, как теперь говорят, современной, открытой парой. У нее еще был двадцатитрехлетний сын от другого мужчины, с которым она разошлась. Почему же она еще раз вышла замуж, а он еще раз женился – на другой? После двенадцати лет, которые они прожили вместе, они уже точно и сами сказать не могли. Много лет они вели свою жизнь как интеллигентные люди, каковыми они себя считали.
Она каждый день по полдня работала в рекламном агентстве. В хорошие свои дни она выглядела почти как тридцатилетняя женщина. Точно ее возраст определить не мог никто, ибо она поддерживала иллюзию: стройное тело (благодаря регулярной морской терапии), шелковистые волосы, загорелая кожа. Она была обворожительна. У нее были любовники, молодые мужчины, которые быстро менялись, и более постоянный друг: преподаватель музыки лет тридцати.
Ее муж, руководитель фирмы по торговле недвижимостью, предпочитал, как он говорил, молодых и очень молодых женщин. «Чем старше я становлюсь, тем больше люблю свежатинку», – смеялся он. Он говорил, что «вынужден постоянно обновлять свое стадо». На «рынке» так много молодых женщин, что можно и хотеть и выбирать. Но, как он с гордостью утверждал, он даже никогда им не платит. Для этого он еще слишком молод. Он, по его словам, давал им нечто другое. Они привязывались к нему. Но он никогда не тратил на них выходные. Эти дни он всегда проводил со своей семьей. И женщина делала точно так же, никому и ничего не объясняя.
В обществе они вели себя так, как это принято. Все было хорошо. Физически они были в форме. Состоятельны. Дача поблизости от Фонтенбло. И море удовольствий. У учителя музыки вопреки тридцати его годам было ангельское личико пажа и вьющиеся волосы. И молодые женщины ее мужа имели нежные и гладкие тела. Но кто скажет, почему их сын ушел из дома, из своей «образцовой» семьи? С тех пор его никто не видел.
6
Когда придет тысячелетье за нынешним
тысячелетием вослед,
старик возжелает ребенка,
отец обесчестит дочь.
