хранение оружия… «Стерва, сука, дрянь!» — проклинал он Карину. Дикая злость овладела им, он с удовольствием избил бы эту девку. Швырнул бы на пол и бил — долго, чем попало; он почему-то был уверен, что она не стала бы кричать. «Пусть только сунется!» — грозил он двери. Избить — и вышвырнуть вон. Довела! А мучительная тоска — ностальгия о беззаботном вчера — уже пронзала его насквозь, жгла мозг и сосала под ложечкой.
К вечеру опять стала расти тревога. Легко сказать — избить. Он уже чувствовал на себе ее силу, силу вампира, — когда она заставила его переспать с собой. Что-то низкое и гадкое чудилось теперь в этом. Заставила… Действительно заставила, вопреки его воле. Повалила на диван и влезла сверху — разве это не надругательство над его мужским достоинством? Показала силу… Да, у нее безусловно была сила — темная, нечеловеческая, и потому вдвойне опасная. Скорее уж она сама может его избить… но сделает другое.
Она придет ночью, чтобы его убить. Или он — или она. («Самозащита… Смягчающее обстоятельство?») Он представил себе ее смеющийся рот и клыки (где-то на втором плане были и глаза — темные, серьезные, полные тоски и боли, но блеск зубов не позволял их различить четче). «Наверняка не меньше волчьих…» Он потрогал ружье. Да, защититься можно, но все равно несправедливо. Почему он должен защищаться?
Вечер прошел в напряженном ожидании. Альберт вздрагивал от каждого шороха — враг мог появиться с любой стороны еще до наступления темноты он всюду включил свет и теперь сидел на диване, прижавшись спиной к стене только стенам он еще доверял. На улице темнело, вместе с темнотой рос и страх. Альберт с силой закусывал губу и не чувствовал боли. Вот сейчас скрипнет дверь… Или хлопнет окно в кухне… Или начнет отворяться балконная дверь… Альберт покосился в ту сторону и похолодел: на балконе кто-то был. Не она — кто-то высокий и белый. Этот высокий размахивал руками, намереваясь разбить стекло.
— Ну, ты!.. — Альберт хотел крикнуть, бросить призраку вызов, но вышло что-то вроде сдавленного писка.
Белый за окном взмахнул руками, потом бросился на стекло, заставив Альберта вскинуть ружье. И… ни чего не произошло. Альберт наконец понял, что это не призрак, а старый плащ, забытый еще до отпуска на балконе…
В кухне что-то зарычало — Альберт напрягся, но вновь «промазал»: это был всего лишь холодильник. Обыденные шумы, на которые обычно не обращаешь внимания, превращались в орудие пытки страхом. Альберт то пробовал молиться, то скрипел зубами, то стонал, не понимая, чем заслужил подобное издевательство. Даже обычный комар, прикоснувшись к щеке, словно ударил током.
Для Альберта было загадкой, как он дожил до утра и почти не поседел. Поднявшееся из-за домов солнце казалось ему обманом, рассчитанным на то, что он поверит в утро и высунется из квартиры. Однако солнце светило, часы показывали восемь, под окном матерились и лязгали контейнером мусорщики. Загудела сирена «скорой» и замолкла у самого дома. Альберт нерешительно подошел к балконному окну (плащ так и висел на веревке). Утренний двор был пуст, на месте «Мерседеса» желтел «попугайчик». Милиция и «скорая»? Альберт нахмурился. Значит, не зря он трясся всю ночь!
Вниз по лестнице Альберт скатился почти бегом. Милиция толклась на первом этаже. Дверь квартиры слева (расположенной, как и его собственная) была открыта. Альберт решительно шагнул туда. Полный веснушчатый милиционер загородил было ему дорогу, но Альберт все-таки ворвался в квартиру. Ему казалось, что если он не увидит вблизи прикрытые белым трупы, случится что-то непоправимое.
— Пустите… я догадываюсь, кто убил. Покажите мне… Хмурый врач приподнял простыню, открыв голову соседа по подъезду. Альберт снова закусил губу, его затошнило. Это небыло «обычной для вампиров» маленькой ранкой — из грубо разорванного горла торчали вытянутые сосуды, местами уже подсохшие и пахнущие кровью. — Я… Это она… Карина…Пустите! Альберт выбежал из квартиры.
«Ружье? Где ружье?» Дверь была открыта (неужели забыл закрыть?) Ружье лежало на столе, на самом видном месте. Альберт вцепился в него, как в спасательный круг, и тут занавеска зашевелилась, и на него пошла ОНА.
Глаза Карины были пусты, лицо, покрытое потеками крови, ужасало безжизненным выражением. Кровавые пятна на платье казались черными. Альберт отступил, ловя ртом воздух. Новый шаг Карины приблизил ее на расстояние вытянутой руки… Он выстрелил не глядя, наугад. Что-то теплое брызнуло ему в лицо. Мягко упало тело. Лоб Карины был прострелен, края раны почему-то шевелились.
«Серебряные пули — разрывные? — тупо подумал он, и услышал топот ног на лестнице. — Специально, стерва, милицию вызвала!»
Он, собравшись с духом, перескочил через ее тело (дыра расползлась уже на пол-лица), вылетел на балкон, повис на руках и спрыгнул в палисадник. Он не знал уже, от кого бежит. Скорее всего — от себя…
Наконец он добрался до асфальта Он мчал, не разбирая дороги. Что-то огромное черное гналось за ним теперь. Первый удар был слаб — его хватило только на то, чтобы бросить Альберта наземь и дать рассмотреть противника. Это был «Мерседес». На секунду автомобиль замер, рассматривая хищными фарами свою жертву, потом немного отъехал, ивновь ринулся на Альберта.
…А веснушчатый милиционер с удивлением читал странную записку, найденную на столе в квартире Альберта: «Я говорила, что ЭТО сильнее меня, и поэтому пришла к тебе днем. Ночью ты бы погиб. И знай — я счастлива, потому что умру человеком…»
Радий Радутный
За два года до…
Город противоречил сам себе еще издали. Казалось бы, что может быть заметнее огромнейшей черной глыбы посреди зеленой степи с перелесками — ан нет. Стоит отвести взляд — и все, нет города. Начинаешь присматриваться — да где же он?… ведь только что был! — и, глядишь, появляется что-то темное, массивное, бесформенное… превращается в облако, в пятно, в холм, холм со стенами… опа!
Да вот же он!
— Что это бомкает? — спросил гость у проводника.
Тот посмотрел на него слегка удивленно:
— Колокол.
— Зачем?
Оба говорили короткими, будто рубленными мечом фразами, но по разным причинам. Гость (проводник звал его Магусом) — потому что плохо знал местный язык. Проводник — потому что путник был ему чужд и враждебен… впрочем, как и наоборот.
Кроме того, от проводника слегка пахло влажной землей и совсем чуть-чуть — тленом, и ходил он медленно, и никогда не снимал черный плащ — и спал, наверное, в нем. Гость звал его Анастасом.
— Так зачем колокол-то? — повторил Магус.
— Иначе взбесятся, — коротко бросил Анастас. — Разорвут.
На воротах работал еще один колокол, даже не колокол — а целый катриллион, и обслуживали сразу четверо — двое на приводе, двое на клавиатуре. У одного из приводников уже сломалась рука, но крутить колеса она не мешала, и менять его явно не собирались. Хотя нет… еще двое стояли рядом, составляя, таким образом, «горячий резерв».
Чтобы катриллион не остановился.
Раньше этого не было. Хватало одного-двух ударов в час.
Да… что-то серьезное намечается. Это скольких они уже подняли?…
Ответ на последний вопрос появился сам по себе.
Колонна шла посредине улицы и казалась огромной гусеницей. Впрочем, нет — даже гусеница движется постепенно, один сегмент за другим. Одинаковый шаг, одинаковые движения, одновременно поднятые и опущенные ноги… топ… топ… топ…
Замерли.
Так и застыли одновременно, чуть приподняв левую ногу, чуть откинув правую руку, чуть повернув
