— Вам нравится, мисс Фелиси? — спросил он, и по легкому напряжению в его голосе Фелиси поняла, что речь идет не просто о микстуре. Она поставила бокал на столик и ответила, стараясь, чтобы это звучало как можно двусмысленнее:
— Недурно… но я думаю, что невинной девушке не следует злоупотреблять этим.
В разговоре с доктором Фелиси время от времени подчеркивала свою. невинность, Мало ли что он может подумать про нее с Джимом. А «женщины о прошлым» доктору не могли нравиться — однажды на званом обеде он сказал о них такое, что присутствуй подобная женщина в их. салоне, она покраснела бы до корней волос.
— Лучше бы вы лечили меня шоколадом, — добавила Фелиси, улыбаясь.
Доктор тоже улыбнулся и снова открыл саквояж. На этот раз на свет действительно показались конфеты, и Фелиси забыла о своей роли смертельно-больной беззащитной девушки и с детской радостью вскочила со скамейки.
В тот день Джим снова безуспешно просил ее руки. Мать Фелиси опять указывала на неразумность отказа, но высокопарное утверждение, что Джим готов отнять за нее всю свою кровь, не казалось девушке достаточно убедительным. К тому же бедняга Джим не имел возможности настаивать — после обеда он должен был быть в банке, и торопился напригородный поезд.
А в целом летняя жизнь Фелиси за городом текла, как обычно. Раз в три дня она устраивала званый ужин для подруг, а в остальное время честно поглощала фрукты и красный густой напиток, который доктор теперь приносил ей ежедневно. Фелиси привыкла к его странноватого вкусу, и теперь выпивала бокал до дна. А обращение доктора с нею становилось все более непостижимо-загадочным, и Фелиси уже не сомневалась, что вскоре выйдет за него замуж.
Однажды, когда они сидели вдвоем в беседке, доктор взял ее руку и попросил:
— Закройте глаза, мисс Фелиси. А теперь расскажите мне: что вы слышите? Расскажите обо всем, не упуская самого ничтожного звука.
Фелиси слышала только щебетание птиц и где-то вдали — распоряжения по дому, которые мать отдавала слугам. Но этого было мало, и, медленно опустив ресницы — у нее очень красивые пушистые ресницы — Фелиси заговорила вполголоса:
— Я слышу, как какие-то мелкие насекомые копошатся под полом беседки… а еще глубже… я слышу, как журчат грунтовые воды в подземных гротах…
Кто знает, что еще она готова была услышать, но, приоткрыв глаза, Фелиси прочла на лице доктора мрачное удовлетворение. Мрачное — потому что его жизнь складывалась не так уж счастливо, но все изменится, когда в нее войдет она, Фелиси…
В другой раз доктор попросил ее расписаться на какой-то бумаге, но, взяв в руку карандаш, Фелиси вскрикнула — одна из его граней была остра, как бритва. Инстинктивно положив в рот порезанный палец, Фелиси на мгновение почувствовала знакомый вкус — но не может же быть, чтобы доктор поил ее кровью! Какая гадость! Но он так забеспокоился, тут же наложил на палец повязку — только чуть-чуть помедлив перед этим.
Лето уже подходило к концу, и однажды Фелиси, укладывая вещи для переезда в город, услышала за стеной, в прихожей, знакомые голоса.
— …ее пьянит этот вкус, — говорил доктор, — каждый раз она чувствует прилив жизненных сил — но скоро она уже не сможет удовлетвориться консервантом. Она уже чувствует потребность поранить себя, и скоро…
— Но на чем основана ваша уверенность, сэр Гарнвей? — спросил несмелый голос, и это был голос Джима.
— На всем! Я много лет изучал это явление, все признаки налицо: и сверхъестественные способности, и неожиданные всплески сексуальности…
— Сэр Гарнвей, вы забываетесь! И вообще, это нелепо — в наш просвещенный век, когда паровые машины…
— Не говорите мне о паровых машинах, молодой человек!!! — загремел доктор так, что Фелиси вздрогнула, зацепив стопку книг на столе. Шум их падения прервал этот интригующий разговор, и Фелиси осталось только ломать голову над его смыслом.
Накануне отъезда она гуляла в саду, и на боковой аллее неожиданно встретилась с Джимом. Ее удивил его вид — всегда застегнутый на все пуговицы и затянутый крахмальным воротничком, Джим сегодня явился в рубашке «апаш» с широким распахнутым воротом. И лучше бы он ее не надевал — его тонкая бледная шея производила жалкое впечатление Увидев Фелиси, обычно сдержанный и корректный Джим опять-таки повел себя очень странно: опрометью бросился к ней и порывисто схватил за руку.
— Что с вами, мистер Джеймс? — недоуменно спросила Фелиси.
— Мисс Фелиси, — быстро заговорил он, — я люблю вас. Я люблю вас такую, какая вы есть. И я не дам, я не позволю… я пойду на все, только бы быть рядом с вами. Я увезу вас! И вы… вы можете сделать то, что хотите, адамово яблоко на его щуплой шее судорожно дернулось, — прямо сейчас.
Эта нелепая шея, и безумно-умоляющие глаза, и вся его фигура, более уместная в банковской конторе, чем в саду в пылу любовных признаний — все это смешило и раздражалоФелиси. И она беспечно выпалила то, что неизвестно откуда пришло ей в голову:
— А если я хочу вас укусить?
Лицо Джима изменилось прямо на глазах — исказилось, побледнело в тон рубашки. Фелиси почувствовала, как задрожала его рука, все еще сжимавшая ее руку. Так он еще и трус!..Эта тощая шея просто выводила ее из себя. Нет, она избавится, наконец, от этого надоевшего поклонника!
И, положив руку на его плечо, она легонько, но зло куснула Джима чуть повыше воротника.
Но кто бы мог подумать, что у него такая нежная кожа! На белой шее моментально выступили капельки крови, и Фелиси испуганно отпрянула, но Джим не увидел страха на ее лице, он вообще ничего не увидел, он уже был на другом конце аллеи и не собирался останавливаться…
Это была последняя ночь за городом. Фелиси не могла заснуть и смотрела в потолок широко раскрытым глазами. О бессонице надо будет обязательно рассказать родителям-чтобы они увеличили плату доктору, и он и в городе продолжал ее посещать. Теперь, когда она бесповоротно порвала с Джимом, может быть, доктор соберется с духом сделать ей предложение. Леди Фелиси Гарнвей — звучит совсем неплохо…
Когда скрипнула дверь, она вздрогнула и приподнялась на кровати. Но это был он, да, он! — почему в такой час? — не все ли равно, она всегда счастлива его видеть… Что этопоблескивает в его руке? — наверное, какой-нибудь медицинский инструмент, это не имеет значения…
Ей и в голову не пришло бояться.
Яна Дубинянская
За рекой
Зимой Марушка прикладывала ладони воронкой к холодному стеклу и долго согревала его дыханием,
